отдалённо напоминавшую роботов звукоусилительную аппаратуру. Кое-кто из парней постарше деловито- начальственным тоном отдавал распоряжения, указывая пальцем то в один, то в другой конец Лужайки.
Арпадофель провёл ладонью по пыльно-белёсому ёжику своих коротко-стриженных волос и с покровительственной лаской улыбнулся деловито суетившимся парням.
Левый глаз его косил уже не столь зловеще. К коротышке подошёл такой же широкий, но в полтора раза выше обаятельный увалень Тим Пительман. Он нежно и осторожно приобнимал за плечи известную всей Эрании звезду арценской журналистики Офелию Тишкер, которая на его фоне напоминала хрупкую зеленовато-коричневатую стрекозу.
Тим что-то тихо пробормотал Арпадофелю, тот энергично закивал, потом сделал какой-то понятный только им обоим жест и — стушевался.
Но вот, наконец-то, все машины припаркованы, всё необходимое выгружено.
Подростки, тихо переговариваясь, с самым серьёзным и деловым видом продолжали перетаскивать колонки с одного места на другое. Детвора носилась между кустами и зарослями высоких трав. Родители занялись поиском мест для уютного отдыха на просторной Лужайке, стараясь захватить для своей семьи местечко в тени погуще.
При этом они украдкой с любопытством поглядывали на начальство.
Естественно, основной заряд любопытства был направлен на загадочного коротышку со странно косящим левым глазом и необычной формой головы. Его уже попривыкли видеть в коридорах «Лулиании», но большинство так до сих пор и не поняло, кто он и чем занимается. По обыкновению доброжелательного внимания удостоился босс Миней Мезимотес, прибывший на День Кайфа, как и Арпадофель, один. На чисто, до синевы, выбритом его лице мерцала знакомая всей Арцене добродушная, с загадочной хитринкой, улыбка. Лулианичи не сомневались, что вот-вот он объявит о каком-то заготовленном для них и их домашних сюрпризе, на которые всегда был большой мастер.
Наконец, негромким, но веским и звучным баритоном шеф призвал всех ненадолго прервать свои приготовления к весёлому празднеству гурманства. Лулианичи и их супруги с интересом воззрились на шефа, тогда как дети продолжали свою весёлую и шумную возню. Мезимотес чуть-чуть повысил голос. Он ласково, в то же время чуть сверкнув глазами, поглядел на детишек, снова призвал к тишине — и замолк в величественном ожидании.
Матери не без труда успокоили своих юных шалунов. Все присутствующие, прервав приготовления, направили свои взоры на хитро и ласково улыбающегося шефа.
В относительной тишине Мезимотес внимательно оглядел лулианичей и членов их семей и заговорил. В первой же фразе, произнесённой чуть вибрирующим баритоном пожилого человека, он объявил, что руководство фирмы «Лулиания» решило ознаменовать слияние двух родственных и дружественных предприятий, «Лулиании» и Института Патентных исследований, в одну мощную струю традиционным Днём Кайфа, а главное — большим общим мангалом.
«Таким образом, мы ещё больше укрепим единство всех-всех-всех лулианичей — и ветеранов, и, так сказать, новичков! Давайте же, в знак нашего нерушимого единства, скинем все привезённые сюда припасы в один общий котёл!» — Миней широко улыбнулся и поднял кверху в приветственном жесте обе руки, словно бы желая заключить в свои нежные объятья всех фирмачей, заполнивших Лужайку пикников.
Поднялась волна удивлённо-недоумённых возгласов. Миней терпеливо молчал. Когда, наконец, стих возбуждённый шум, Мезимотес продолжил. О, как убеждённо и красиво говорил он о важности дружбы и единства всех работников обновлённой «Лулиании», истинного украшения любимого города Эрания! Ведь каким целям служит совместный День Кайфа, организованный для всех-всех-всех (для чего руководство выделило целый рабочий день, превратив его в выходной! — как бы вскользь, но многозначительно, намекнул подчинённым босс)? Естественно, чтобы все лулианичи на этом традиционном семейном отдыхе культурно отдохнули, получили удовольствие — в том числе и от общения друг с другом, и от узнавания и понимания вкусов и интересов друг друга, — чтобы познакомились и подружились семьями, прониклись общими интересами и взаимными симпатиями.
Рядом с боссом незаметно возник Тим Пительман и, широко улыбаясь, произнёс: «Именно этой высокой и благородной цели, хаверим, и должен послужить наш большой общий мангал!» Из-за его широкой спины выглянул, а там и выкатился на середину полянки коротышка Арпадофель. Миней и Тим незаметно отошли в сторону и как бы стушевались.
Таинственный администратор по общим и конкретным вопросам впервые выступал перед собравшимися вместе фирмачами. Поэтому ему было особенно важно всецело завладеть вниманием аудитории. И он постарался.
В полной тишине зазвучал голос Арпадофеля. Тем, кто слышал его впервые, показалось странным сочетание этого голоса с короткой, сдобной, чересчур широкой фигурой Кобы. Голос то грохотал в хриповато-басовом, то неожиданно фанфарисцировал в пронзительно-высоком регистре, перекатываясь по Лужайке и выплёскиваясь за её пределы, из-за чего не только и не столько лулианичи, но члены их семей испытывали ощущение чего-то жутковато-потустороннего. Казалось, Арпадофель одним лишь усилием голосовых связок гоняет по Лужайке наталкивающиеся друг на друга и с гулким стуком разлетающиеся в разные стороны биллиардные шары словесных блоков.
Он повторил главную мысль шефа почти теми же словами, только расположив их несколько в ином порядке. Словесные блоки были до того надёжно укутаны в интонации, что в них почти невозможно было вникнуть. В памяти взрослых слушателей необычного спича только и остались вырванные из текста клише: «Всеобщее коллективное внимание». «Лулиания» и её интеллектуалитет». «Элитарии — украшение нашего любимого города». «Музыка сближает людей душевно и духовно». «Во всём цивилизованном мире… музыка новейшей струи…». «Поистине космическая сила и мощь звучания композиций силонокулла — это именно то, что…». «В современном мире, всё больше и больше растворяющемся в мировом космосе…». «Неотвратимо влечёт человека и человеку, душу к душе, дух к духу!». «Композиции великих виртуозов силонокулла, гениальнейших музыкантов современности…». «Это должно привести к сплочению нашего прекрасного коллектива…». «Наша прекрасная молодёжь, воспитанники… лучшей и престижной эранийской гимназии Галили…». «Приобщиться к гениальным, бесподобным шедеврам столь любимого молодёжью силонокулла…». «Пора нести в массы наш самый прогрессивный…». «Самая большая точность попадания в струю подобающей цветовой гаммы…».
Не успев вникнуть в обилие словно бы не связанных между собой, непонятных и странных словосочетаний, лулианичи с облегчением услышали фразу, прозвучавшую неожиданно отчётливо и внятно на фоне невразумительного спича: «За что от труженников «Лулиании» им огромное отеческое спасибо!» — которую справедливо сочли завершающей.
Коба Арпадофель с важным видом выпятил нижнюю челюсть, вытянул насколько возможно короткую шею, что, очевидно, должно было означать вежливый поклон, и отошёл в сторону, словно бы растворившись в потоке пробивающихся сквозь листву солнечных лучей. Но взбегающие вверх фанфарисцирующие тремоло ещё долго продолжали сотрясать воздух вибрирующим эхом.
Кого-то фанфарисцирующий голос Арпадофеля в сочетании с его видом изрядно позабавил, но большинство привёл в недоумение и даже вызвал нервную дрожь.
Матери вздрогнули и инстинктивно принялись тревожно оглядываться, искать глазами своих малышей.
С той стороны, где стояла маленькая группка подростков, обитающих в Эрании-Бет и Эрании-Вав, послышался громкий иронически-недоуменный шёпот: «О какой такой струйне подобающей цветовой гаммы брямкает этот Блин?» — «Это он говорит о модном нынче силуфокулле!» — «Ну, вот, как всегда, всё перепутали…» — «Тс-с-с!!!
Это неприлично!» — одёрнули мальчишек родители. Они нервно скосили глаза в сторону Моти Блоха, сидевшего поблизости на низеньком стульчике с привычно-отрешённым видом. Перед ним на коленях лежал включённый ноут-бук, но смотрел он на боссов, беспомощно и удивлённо приоткрыв
