на лицо серьёзное и заинтересованное выражение. Тим продолжал тем же ласковым тоном: «Стало быть, любой, гордящийся своей принадлежностью к престижной фирме, не может подвести её, нанести даже малейший ущерб её чести, проигнорировав Турнир, или позволив подобное кому-то из членов семьи. Дело чести, ты понимаешь, Моти?» Моти слушал Тимми и вдруг с оторопью осознал то, от чего долго не мог придти в себя: «голос, голос Мезимотеса, облик, облик — Пительмана»!
Ну, и на том спасибо, что обошлось без зловеще сверкающих очередей левого глаза Арпадофеля, переливающегося от гнойно-жёлтого до зеленоватого, в сочетании с неподвижным стеклянным сверлом правого глаза.
Моти стоял и глядел то на билет, то на Пительмана и не мог произнести ни слова.
Он полагал, что сыновья-дубоны будут стоять на вахте возле сцены, а Ширли, конечно же, захочет сидеть с Доронами, или с подругами из ульпены. И он понимал своих детей.
Как бы услышав его мысли, Тим с улыбочкой мягко проговорил: «Да, твои мальчики — на важном посту. Не волнуйся, они будут к вам с Рути подходить. А вот твоя дочь…
Я надеюсь, ты меня понимаешь. Позаботься, чтобы нам не пришлось позаботиться об этом. Воспитанием детей надо было, конечно, заниматься раньше. Она же у тебя несовершеннолетняя, и ты за неё отвечаешь. Ты меня понял?» Тим продолжал что-то ласково журчать, но Моти уже не слушал, его охватил знобящий страх. От всего облика Пительмана, от его мягкого тенорка, от ласковой, сладчайшей улыбочки веяло пронизывающей жутью. Чтобы не смотреть на Тима, важно развалившегося в стареньком кресле, Моти сосредоточенно разглядывал билет.
Подняв голову, он… с изумлением увидел, что перед ним не Пительман, а босс и учитель Миней Мезимотес. Неужели он всё это время пребывал в каком-то полусонном состоянии?.. Сидящий перед ним человек, — Моти так и не понял, кто же это был на самом деле, — нежно журчал: «В день Большого музыкального Турнира СТАФИ всем своим сотрудникам предоставляет выходной — с тем, чтобы они, отдохнув и морально подготовив себя и членов своей семьи, все, как один, явились на Турнир и своим голосом всемерно поддержали славный имидж престижной фирмы, интеллектуально-элитарного лица нашей славной Эрании. Надеюсь, Моти, ты знаешь, какие кнопки надо нажимать на голосователе, который разработчики на фанфармационном сленге прозвали ктивтимон. Но для внешнего мира он называется войтеромат! Ты, конечно, понимаешь…» Моти изумлённо поднял брови, но промолчал, только слабо кивнул.
«Сленговое название, ктивтимон присвоили прибору фанфаризаторы, сподвижники Тимми. Но наш скромняга Тимми наотрез отказался, поэтому официально мы его назвали простенько и со вкусом — войтеромат. Но не в этом суть… Никто не должен знать, кроме нас, приобщённых: ктивтимон по глубинной сути своей — составная часть нашей угишотрии! Нам удалось доработать её и приспособить для определения результатов турнира. Вот какую хитрую программу ты создал! Молодец!
Я в тебя всегда верил!» — «Как-как? Угишотрия? — очнулся Моти. — Это же название нашей темы. Но… какое это имеет отношение к…» — «Угишотрия — коллективный воспитатель масс в духе струи. Такова же цель и нашего Турнира. Больше я тебе ничего не скажу, сам грамотный! Вспомни беседы на наших традиционных кофейных посиделках…» — Миней легонько прихлопнул ладонью по столу, давая понять, что беседа окончена. «Всё-таки кто же это?» — мучительно думал Моти, пытаясь вглядеться в человека, сидящего против него, казавшегося несколько размытым из-за непонятно откуда заполнившей кабинет туманной дымки.
Моти, пошатываясь, вышел из кабинета непонятно, какого — скорей всего, виртуального босса. Не иначе, как его пригласили на беседу с интерактивными голографическими изображениями Тимми и Минея, которые менялись по ходу дела. Ему навстречу то ли попался, то ли не попался расплывчатый и дробящийся в туманных струйках Тим Пительман со своей хронической улыбкой, в которой почти не осталось ни капли обаяния, зато больше, чем обычно, было высокомерного торжества, когда он взглянул на Моти Блоха. И только ракушачья пестрота семейного билета на Большой музыкальный Турнир лежала в руке весомой и зримой реальностью, доказывающей, что беседа с боссами не была сном.
Раздался мелодичный звонок та-фона, который лежал перед Ширли на маленьком столике, за которым она обычно занималась. Она, вздрогнула, подняла голову от книги и, раскрыв аппарат, прижала к уху.
Ренана, почти не изменив позы, подняла глаза и проницательно глянула на подругу.
Лицо Ширли постепенно мрачнело и покрывалось темно-красными пятнами, по мере того, как она в напряжённом молчании слушала голос, звучавший в крохотном наушнике. Она тихо и отрывисто бросала: «Нет, не хочу! Это меня не касается… Я взрослый человек, и буду решать сама! Я пойду туда отсюда, и сидеть буду со своими друзьями. В конце концов, я учусь в ульпене, имею полное право пойти туда с классом. Да, это я так решила, никто за меня не решал! Я уже сказала!» Голос её взлетел и раздражённо зазвенел; девушка резко закрыла аппарат. Ренана ушам своим не верила: что это с покладистой Ширли? «Что случилось?» — участливо спросила она подругу, которая слишком низко склонилась над книгой, пряча заблестевшие от сердитых слёз глаза. Лицо её пылало. Она слегка дёрнула плечом и ничего не ответила. Ренана решила оставить все вопросы на потом, когда Ширли немного успокоится.
Вдруг Ренана проговорила, глядя в пространство с мечтательной улыбкой: «Сегодня вечером в нашу старую квартиру папа придёт, и Ирми с Ноамом тоже приедут. Ребята обещали привезти нам всем новенькие та-фоны! И тебе… в смысле — в твой та-фон… скорее всего, просто что-то загрузят… Ноам говорил, что тебе лучше пока сохранить твой старый аппарат…» — «Ноам?.. Он сегодня приедет?» — Ширли тут же подняла голову; на покрывшееся после разговора красными пятнами лицо медленно возвращался румянец, и слабая, смущённая улыбка осветила лицо. — «Ага… Мы встретимся в нашей старой квартире. Я жду звонка!» — обронила Ренана. Как бы в подтверждение её слов, тут же мелодично запел та-фон. Она с улыбкой приложила аппарат к уху, и её лицо начал медленно заливать румянец. Ширли выпрямилась, наблюдая за подругой. Ренана закрыла аппарат и проговорила: «Давай, собирайся: через десять минут они будут у проходной общежития…» Собирая сумку, Ренана оживлённо частила: «Ты знаешь, они в «Неэмании» хотят дать аппаратам какое-то фирменное название, я не знаю, какое, и не спрашивай!.. И дизайн будет фирменный… После того, как руллокаты запретили, им пришлось целиком переключиться на та-фоны. Ну, ты же знаешь историю с магазином Иммануэля…» — «Ещё бы… — чуть слышно прошелестела Ширли. — И, боюсь, без моих братьев тут не обошлось…» Ренана пропустила слова подруги мимо ушей и продолжала тараторить: «Зато на та-фоны все силы бросили! А-а-а! Ты же ещё не знаешь: это Рувик предложил дизайн! Ирми с Максом его идея очень понравилась. В Неве-Меирии теперь это — самый писк моды…» — «А почему мне не привезут новенький, как у вас? Я готова заплатить!» — обиженно спросила Ширли, подкрашивая глаза перед зеркалом. — «Потому что тебе лучше сейчас пользоваться аппаратом вашего элитарного дизайна. А то ещё братишки или приспешники-дубоны увидят!.. Тебе это надо? Наверно, можно было бы сделать тебе второй аппарат, но… это со временем…
Поэтому пока что поживи с папиным подарком…» — «Пожалуй, ты права… Папин подарок… — грустно повторила девочка. — Мы ещё не знаем, что они искали у меня в комнате! Мама тщилась убедить меня, что, наверно, какие-то хулиганы в дом забрались. Она никак не может понять, что я не маленькая девочка, которая верит детским сказкам — и за это тоже я на неё немного обижена…» — «Хорошо, что твой руллокат мы оставили у нас в Неве-Меирии… — рассудительно заметила Ренана и тотчас же перескочила на другую тему: — Ты, наверно, знаешь, что Меирию уже присоединяют к Эрании, и это будет Эрания-Юд- Гимель, или просто Юд-Гимель.
Далетарии нас прозвали фиолетовыми, соответственно, и посёлок — фиолетовый. В «Silonocool- News» писали про какой-то опрос общественного мнения среди жителей Меирии: якобы, большинство опрошенных высказалось за присоединение. Не знаю уж, где они откопали эту представительную выборку — ведь такие дела решаются общим голосованием, на референдуме, а не каким-то частным опросом, который и подделать ничего не стоит! Ещё напечатали речь Рошкатанкера на ту же тему. Что за баблат!
Ребята над каждой фразой ржали!..» — «Но ведь он, сколько я знаю, до последнего времени был против присоединения, всё время говорил, что хочет сохранить культурную ауру Эрании неприкосновенной — и вдруг… такой поворот темы! Что вдруг в его мнении изменилось?» — «Макси говорит, что Рошкатанкер следует ласковой, но строгой команде Мезимотеса. Сразу же берёт во фрунт и «чего изволите?»! Такой уж
