одинаковые галстуки, аккуратно завязанные широким узлом. Лица всей четвёрки были до такой степени невыразительны, что это придавало им некое своеобразие. Бросалось в глаза отчётливое сходство всех четырёх физиономий с покорными бараньими мордами. Но ещё интересней был их коллективный инструмент, который они несли под мышками: это была знаменитая гигантская гребёнка — одна на всех!
Маэстро громко объявил: «Квартет одной гребёнки «Петек Лаван»!' Прожекторы чуть-чуть пригасили свой ослепительный свет и искусно направили плавно расширяющиеся световые конусы по касательной к сцене. Рувик только успел прошептать Шмулику: «Смотри! — и вправду квартет одной гребёнки! А мы-то думали — кишкуш!» Моти и Рути подались чуть вперёд, с любопытством уставившись на сцену. Моти пробормотал: «Название уж больно интересное: квартет одной гребёнки! Зачем ещё «Петек Лаван»? Какие забавные галстучки!» — «Ага, чем-то на ошейники смахивают!.. Или удавки… Бараньи морды, пожалуй, не менее эффектны, чем одна гребёнка!..» — с мрачной иронией пробормотала Ширли, сделав ударение на последних словах.
Эранийцы припомнили выступление загадочного квартета одной гребёнки в околозаборных видеоклипах, о чём и поведали тихой скороговоркой своим гостям.
Это возбудило у гостей интерес к оригинальному коллективу, а главное — к такой блестящей творческой идее. Любопытно, как бараноликие справятся с исполнением композиций на таком своеобразном инструменте, куда интересней, чем — что они собой представляют в музыкальном отношении.
Конечно же, никаких странных эффектов во время выступлений этого своеобразного квартета не было — наверно, потому, что квартет одной гребёнки в них и не нуждался. Сцену освещали ровные, немного приглушенные, светло-серые с редкими розоватыми зарницами, конусы света. Все четверо чётко, по-военному, на одном дыхании, исправно и добротно, почти без фальшивых нот, дудели — каждый на своём месте, — в виртуальные просветы меж зубьями гигантской гребёнки, извлекая звуки, свойственные губной гармонике. Эти звуки складывались в мелодии, оотдалённо напоминающие старые, хорошо известные детские песенки. Строжайший унисон, которому неукоснительно следовали участники квартета, не позволяя себе никаких, даже на четверть тона, отклонений, демонстрировал важную характерную особенность новейшей струи подобающей цветовой гаммы. Это требовало от исполнителей виртуозного владения техникой игры, а главное — исполнительской дисциплины. Ну, да квартет «Петек Лаван» издавна славился дисциплиной!
Может быть, такое добротное, бесцветное исполнение наскучило бы с самых первых нот, если бы загадочный инструмент не был сконструирован в форме одной гребёнки — вместо банальных четырёх. Эранийцы за время существования Забора успели привыкнуть, что в аранжировке квартета «Петек Лаван» самые весёлые и любимые детворой мелодии поначалу напоминают колыбельную, затем — редкостную помесь колыбельной с похоронным маршем, а под конец — исключительно похоронный марш.
Люди надеялись, что квартет выдаст нечто оригинальное, более, по их мнению, достойное Большого Турнира. Мало кто полагал, что и на Турнире квартет выдаст свои старые фокусы.
Четвёрка «Типуль Нимрац» с интересом наблюдала за «Петеками». Шмулик прошептал близнецу: «А ведь на обычных гребёнках (не на этом монстре, разумеется!) и вправду можно было бы отлично сыграть! Дали бы нам с тобой, мы бы им показали!..
И всем этим далетариям!» — «Это никакая не гребёнка! Они обычные губные гармоники запрятали внутри этой конструкции, сработанной под якобы одну гребёнку.
Помнишь, Макс как-то рассказывал, как они в детстве резвились? А тут явно не то!» — качнул головой Рувик. — «Ну, ещё бы! Я уверен, что все это поняли. Может, они и начинали с обычных гребёнок, но потом почему-то решили, что надёжнее губные гармоники. А уж они-то меня нисколько не вдохновляют… — вздохнул Шмулик. — У нас есть наши инструменты, нам достаточно!» Угас последний звук, извлечённый в унисон на границе нижнего регистра сразу всеми четырьмя «Петеками». Все четверо, как по команде, с одинаковым отсутствием выражения на лицах, одинаково чёткими и синхронными движениями лихо перекинули руки через гребёнку, запихнув её под мышки. Затем дружно щёлкнули каблуками, набычились, снова щёлкнули каблуками и дружно повернулись, и, по-военному чеканя шаг, вышли со сцены. Из секторов элитариев раздались неожиданно громкие аплодисменты. И снова невозможно было отделаться от мысли, что эти громкие, по-военному чёткие и размеренные аплодисменты, которыми будто кто-то дирижирует, — отдельный номер программы Турнира. Сообщённое им с Центропульта усиление вызвало ассоциацию с вздымающейся высоко под небеса грозной белёсой пеной на гребне волны.
Ирми громко прошептал: «Интересно, кто у «Петеков» главный? Они все до такой степени одинаково баранолики, что не разберёшь, кто у них главный баран?» Ноам промолчал, зато ответил Бенци, иронически усмехнувшись: «Мне ясно, кто заказывает и оплачивает эту музыку. И кто их за ниточки дёргает, тоже достаточно прозрачно. Неужели так уж важно, кто у них Главный бараноликий? Ты прав, Ирми: то, что они называют одной гребёнкой, просто хитро смонтированные губные гармоники. Вот только зачем?» — «Это-то ясно — легче играть, тем более в унисон, на губной гармонике…» — заметил Ирми. — «А как вам оратория, исполненная на ладошках элитариев? Этих не гасили, вы заметили?.. Никаких аварийных эффектов в помине не было…»
Сцену снова затопил океан слепящего света. Колыхнулись многочисленные драпировки, и это, вкупе с ниспадающими откуда-то сверху странными звуками, вызывало ассоциации с бульканьем и хлюпаньем болотной водицы. Рути чуть слышно, одними губами, прошелестела, наклонившись к уху Моти: «Как трюк, эти «Петеки», наверно, могут представлять интерес… в цирке… или, скажем, в ОФЕЛЬ-ШОУ. Но как МУЗЫКА??!..
Не по-ни-ма-ю…» — «И я не понимаю… Мне уже ясно: к музыке всё это шоу, почему-то названное Большим музыкальным Турниром, никакого отношения не имеет.
Но тогда… к чему?» На них зашикали с соседних столиков, потому что в этот момент на сцену выбежали, весело толкаясь, лохматые и раскрашенные юнцы со стиральными досками ихних бабушек в руках. Задиристое мелькание прожекторов не давало возможности понять — то ли на них плотно облегающие разрисованные трико цвета смуглого тела, то ли они до пояса голые, зато тела густо покрыты татуировкой. Естественно, далетарии прекрасно знали и любили эту вышедшую из их недр группу, помнили, что это «Шук Пишпишим»… Или «Шавшевет»? А может, всё-таки таинственные «Шампаньи», о которых по какой-то невнятной причине не рекомендуется лишний раз упоминать? По рядам тут же заколыхалось, что лидеры этих групп провели между собой силовое многоборье, чтобы определить лидера объединённого коллектива. Неоспоримым победителем борцовского многоборья оказался лидер группы «Шавшевет», который и объединил группы в одну, называемую отныне, естественно, «Шавшевет». По «Цедефошрии» прокатились оглушительные возгласы восторга: «Вот кого надо слушать, вот кто наc выражает!» Ори Мусаки-сан выпрыгнул на сцену упругим мячиком (как Виви Гуффи), выпрямился перед беспорядочно снующими по сцене юнцами и выкрикнул электронно-громовым голосом: «Наша новая, но уже снискавшая популярность и любовь группа, исполняющая в стиле далетарного рэппа песни протеста и защиты новейших культурных ценностей, «Шавшевет» в сопровождении стиральных досок ихних бабушек!
Почти премьера!» Один из «шавшеветов», судя по всему, лидер, длинный, худой, жилистый и мускулистый, юнец с лицом и причёской барашка, удивительно напоминал механическую конструкцию из набора туго надутых резиновых шлангов, соединённых шарнирами. Интересно, каким образом именно он, с такой комплекцией и физическими данными, оказался победителем лидеров двух других групп в силовой борьбе?
Неужели те оказались слабее? Но элитарная молодёжь безоговорочно приняла его победу в спортивно-силовом состязании, ни о чём не задумываясь.
Лидер группы «Шавшевет» выскочил вперёд и, потрясая своей стиральной доской, возопил высоким блеющим тенором, почти дискантом: «Наше выступление на Большом музыкальном Турнире мы посвящаем нашей любимой, талантливой и популярной звезде эранийской прессы, дорогой Офелии Тишкер! Прошу обратить внимание, что тексты наших песен протеста, исполняемых в стиле далетарного рэппа, целиком составлены из самых острых фраз её зажигательных статей в «Silonocool-News»! От имени всей нашей
