Впрочем, тем было совершенно не до неё…
Тим сверлил Шмулика и его угав сузившимися бледными глазами, в которых вскипала злоба. Он кипел от ярости, усиленной животным страхом: не без основания боялся он гнева Арпадофеля, которому твёрдо обещал безотказность и безграничные возможности фелио. И надо же — такой провал! Как только он не манипулировал фелиофоном, где только он с ним не устраивался! Но, к его изумлению и разочарованию, замешанному на дикой злобе, ничего сделать не мог. Во все сектора «Цедефошрии» со сцены продолжали литься чистые и красивые звуки флейты, аккомпанемент двух гитар, мальчишеские звонкие голоса и сильный юношеский баритон. И в них… вплетались звуки заклеймённого Офелией источника звуковой агрессии и звукового наркотика, одурманивающего слушателей, но гораздо богаче и мощней. Для Пительмана это, однако, не имело никакого значения. Его главной задачей было сделать всё, чтобы пригасить, исказив до безобразия звучание всех неугодных Жюри ансамблей, и, прежде всего, самых неугодных из них — «Хайханим» и вот этого… как-его-там? — «Типуль Нимрац»! «Ну, и название придумали паршивцы своей бандитской группировке! Этими зубоскалами пора всерьёз заняться — узнать, на что намекают!» Ну, почему ему так не повезло именно с фиолетовыми группами!
Ведь всех — надо, не надо, — ему удалось пригасить и даже, говорят, исказить!
А тут… звуки флейты вместе с этим непонятным угавом ни «в бочку не падали», ни «в зыбучей трясине не увязали». Да ещё и пробивали звуковую атмосферу и для голосов, и для гитары! Проклятый мальчишка, — конечно же, хулиган и антистример! — продолжал злодействовать на чудовищной дудке! И никак не заглушить, не растоптать, не уничтожить!.. А эта серая толпа невежд (кроме, пожалуй, верных элитариев!) застыла в восторге, а кое-кто дошёл до того, что вдруг начал бесноваться и — аплодировать!.. Происходило нечто ужасное, чего ни организаторы Турнира, ни Жюри, ни его верные фанфаризаторы с дубонами не могли предвидеть — а сейчас и не могут прекратить!.. Ни следа намёка на поглощение, или хотя бы искажение звучания проклятой дудки!.. Ещё и фанфарматор, как видно, прозевал и не отключил секторальные экраны, не поиграл должным образом с освещением? Уснул на посту, мерзавец, бездарь!.. (О том, что сам он не сразу начал действовать, как будто что-то его вогнало в паралич, Тим, конечно же, думать не хотел, «и вообще — это никого не касается…»)
Как только отзвенели «Колокольчики радости», Шмулик и Рувик почувствовали: наступил момент поскорее и как можно незаметнее исчезнуть со сцены и постараться побыстрее вернуться к своим. Раскланиваясь во все стороны и пряча угав, Шмулик приобнял брата и Цвику, крепко ухватившего за руку Нахуми, и прошелестел одними губами: «Смываемся. Отступаем, ныряем в драпировки… Цвика, давай сюда свой угав… Вот так… Будьте готовы смыться со сцены… чтобы к дубонам не угодить.
Поняли?..» Воспользовавшись шквалом аплодисментов, поднявшимся после общего оцепенения, а затем и суматохой, охватившей «Цедефошрию» и выразившейся в начавшейся беспорядочной пляске мигающих огней, все четверо незаметно исчезли со сцены.
На Центропульте царила растерянность, отчего фанфарматоры не сразу сообразили, что лихорадочно мигающие огни только увеличивают суматоху и помогают злоумышленникам смешаться с толпой и скрыться.
Цвика и Нахуми тут же смешались с небольшой толпой непонятно откуда замельтешивших возле лестницы подростков в будничной одежде тусклых нейтральных оттенков, которые повлекли их за собой — к родным и друзьям. Путь обратно возбуждённым и разгорячённым мальчишкам показался гораздо короче. Они на ходу натягивали рубашки нейтрального цвета и из плотной ткани поверх концертных жилеток, заодно перевернув наизнанку фиолетовые кипы, оказавшиеся густо-чёрными.
Им навстречу попался Ронен и повёл их кратчайшей дорогой к сектору, надеясь уже на месте убедить их родных, что мальчики должны как можно скорее покинуть «Цедефошрию».
Он понимал, что ребята хотят к родным, услышать от них слова поощрения или утешения. Никто не заметил, что близнецы Дорон по дороге куда-то исчезли. Но об этом младшим участникам группы думать было некогда — они были и без того слишком возбуждены, а тут ещё столько всего происходило вокруг…
4. Coda-Swing
В этот момент неожиданно для публики по всему пространству «Цедефошрии» оглушительно и нервно раскатился фанфарический глас невидимого Арпадофеля: «Концертная часть Турнира окончена! Немедленно начинаем подготовку к голосованию!.. — затем, обернувшись, Коба тихо прогундосил: — Пительман! Команду дубонам! Нарушителей запрета задержать! Вывести из участия в голосовании как можно больше фиолетовых! Потом со всеми разберёмся!» Ему очень хотелось, чтобы у публики отпечаталось в памяти, будто это его природные фанфары справились со звуками зловредного мультишофара. Этому немало способствовала общая суматоха, впопыхах возникшая на Центропульте. Градус ярости и злобы Куби-блинка уже зашкаливал. Это плотно окружившие его шомроши безошибочно определили по цвету его лица, по стремительно меняющим оттенки прожекторам левого глаза, по странно остекленевшему правому глазу, уставившемуся одновременно на всех и ни на кого конкретно. Такого лица Кобы никому, даже ближайшим его сподвижникам, доселе видеть не приходилось. Он несколько раз порывался выскочить на сцену, дабы явить себя всем присутствующим на Турнире, чего ранее делать не собирался, намереваясь как можно дольше оставаться таинственным Главным Фанфарологом. Его вовремя удержали верные шомроши…
Перекатываясь по «Цедефошрии», эхо фанфар Арпадофеля уже начало угасать, когда одновременно из разных концов Юд-Гимеля на всю «Цедефошрию» протрубили шофары.
Тут же взвилась мелодия «Колокольчиков радости», исполняемая кем-то из студийцев на флейте. То грозные, то озорные ткуа и труа перекликались со звуками флейты, раздаваясь то из одного, то из другого уголка фиолетового сектора.
Взмыв над «Цедефошрией,» стремительная волна ткуа и труа прокатилась из конца в конец, колыхнулась и угасла. Тим, шныряя глазами во все стороны, задёргался: после грозного предупреждения Арпадофеля услышать ещё и шофар — это уже явный перебор! Его толстые пальцы снова лихорадочно забегали по кнопочкам. Но в уши, сводя с ума, лезла наглая россыпь труа!.. Итак, фелиофон в борьбе с угавом позорно провалился. Тим вспомнил, что и раньше его временами мучили опасения касательно влияния шофара на фелио по принципу бумеранга. Так что уж и говорить про мультишофар!.. Теперь Пительман не видел никаких иных способов борьбы с фиолетовой заразой, кроме категорического запрета на шофар, а теперь, на всякий случай — на флейты и свирели любых видов и конструкций. Он виновато глянул сначала на разъярёную Офелию, потом на Мезимотеса, а потом, дрожа от страха, на Арпадофеля.
Фиолетовые, ободрённые летучей атакой шофаров, расслабились и с интересом ждали результатов голосования. Но тут случилось непредвиденное.
Из сумочки Хели тревожно пропел ницафон. Она приложила аппаратик к уху. После первых же слов она побледнела, только отрывисто бросала: «Не может быть!.. Когда это случилось? Точно до?.. — она молча слушала длинный ответ на вопрос, после чего нервно воскликнула: — Но это же они не хотели!.. Он сам запретил… А вы где сейчас?.. А Макс с вами?.. Бени, дай ему аппарат… Нет, я хочу слышать его голос сейчас! Как отошёл!? Разыщите его немедленно, пусть свяжется со мной… Он нам нужен тут… Ну, всё…» — и она мрачно сунула ницафон в сумочку. Подняв голову, медленно произнесла: «Только что моим коллегам стало известно: в начале отделения, когда сразу же после «Петеков» врубили очередную силонокулл-паузу, скончался рош-ирия Эрании Рошкатанкер. Но до Жюри почему-то дошло только сейчас, а те тут же заявили, что это эффект злодейского воздействия шофаров. То есть, хотят обвинить в этом «Типуль нимрац» и студийцев с шофарами. Знали бы раньше, остановили бы хотя бы мальчишек!.. Сейчас в Жюри думают,
