Моти вдруг начал краснеть и без сил откинулся на подушки: «Рути, дай мне лекарство, пожалуйста…» Рути подала ему со столика лекарство, дала запить.
Потом тихо обернулась к сыновьям: «Ладно, мальчики, посидим тихо… Папе нужно 5 минут покою…» — «А может, лучше выйдем, а через 5 минут войдём…» — предложил Галь. Моти прошептал: «Только не уходите, дорогие мои… Я хочу ещё с вами пообщаться. Я так по вас скучал… Рути, далеко не отходи… Скоро вечерние процедуры… Ужин… Правда, есть я не хочу…» — «Хорошо, хорошо, родной, отдохни…» — и Рути вышла, прикрыв дверь комнаты: «Посидим тут, возле палаты!» — и пригласила сыновей присесть на стулья, стоящие вдоль стены. «Знаешь, мамуль, мы хотели бы посекретничать с тобой… Папа не очень хорошо себя чувствует, ему бы лучше не слышать наш разговор… Давай отойдём!..» — шептал Гай, нервно теребя свои уши. Рути обратила внимание на эту новую некрасивую привычку, которой обзавёлся её Гай, и она с состраданием посмотрела на его уши, которые и вправду производили жутковатое впечатление. Кроме того, Рути была немало удивлена: уже много лет её мальчики не обращались к ним так ласково — мамуля, папуля. Галь, прокашлявшись, начал, смущённо глядя в сторону: «Мама, понимаешь…
У нас был разговор с Тимми…» Тут Гай легонько толкнул Галя в бок, тот еле заметно кивнул головой и вдруг спросил: «Ма-ам, можно, мы с братом покурим?» — «Вообще-то тут запрещено… Больница всё- таки!..» — покачала она головой. — «Но мы очень хотим… Ну, приспичило, понимаешь? Давай отойдём на лестничную площадку, раз тут не позволяют». — «Я бы не хотела отходить далеко от палаты, папу оставлять…» — «Да что с ним может случиться за несколько минут, а, ма-ам!» — «Ну, ладно, но я хочу видеть дверь…» — уступила Рути, и они отошли к лестничной площадке.
Галь достал две сигареты, размял их и одну пихнул Гаю в руку. Братья жадно затянулись, и над ними поплыл приторный дымок. Рути закашлялась: «Какую гадость вы курите?» — «Особый состав!.. листья прямиком с грядки Ад-Малека… просушены в особом режиме!» — похвастался Галь и, потоптавшись на месте, незаметно сделал несколько плавных шагов по кругу, брат за ним, и Рути тоже пришлось повернуться, чтобы смотреть в лица обоим сыновьям. Так она оказалась спиной к двери комнаты, где лежал Моти, тогда как близнецы смотрели прямо на дверь.
«Понимаешь, мам, нам теперь очень достаётся от боссов, от Ад-Малека. Видишь же, что он сделал с ушами брата!» — «А что такое, Гай, зайчик? Неужели ты провинился?
Но разве он имеет право?» — встревожилась Рути, потрясённо оглядывая уши сына.
Гай отвернулся, а Галь объяснил: «Он очень строгий учитель…» — «Не представляю, как можно чему-то учить на этом… м-м-м… инструменте… устройстве… не знаю, как назвать…» — «И мы не представляли! Стиральные доски ихних бабушек — примитив по сравнению с силонофоном! Силонофон — это грандиозно! Надо быть гигантом, чтобы его освоить… Короче, сахиб Аль-Тарейфа нас всё время заставляет отрабатывать свои новые пассажи, а придумывает он их пачками.
Гигантский человек!.. И если ему кажется, что я делаю ошибку, он сразу же хватает Гая за уши и начинает крутить их… Меня он почти не трогает… Он говорит, что мы не можем нормально играть, потому что нас перехвалили. Ещё он говорит, что его новый пассаж… взбрыньк называется — самое важное сейчас. Ещё и наших подруг мучает… на наших глазах… всё на наших глазах… — говоря это, Галь постепенно повышал голос, приходя во всё большее возбуждение, а в глазах начали закипать слёзы: — Наверно, он прав… Гений! Гению, так считается, позволено иметь всякие причуды. Опять же — ментальность… Тим рассказывал, что у него было тяжёлое детство. У них в семье, в их деревне вообще… нравы… традиции, что ли… Мы просили Тимми, чтобы он нас защитил, чтобы поговорил с сахибом Аль- Тарейфа, а он сказал…» Галь запнулся, не в силах повторить, что от него потребовал Тим взамен на ходатайство перед Ад-Малеком. Он мялся, краснел и бледнел, и Рути с изумлением глядела на сына, на его нервно подрагивающие огромные ручищи, на серые бегающие глаза, наполненные слезами. Тут Гай пришёл на помощь брату и проговорил ровным и бесцветным голосом, глядя поверх головы матери и продолжая теребить свои распухшие уши: «Он сказал, что мы обязаны привести к Ад-Малеку нашу сестру, а ты должна сама к нему, Тиму, значит, придти — и выразить согласие принять какое-то его предложение…» — «Что-о? Он так сказал? Мер-р-завец!..» — задохнулась Рути от возмущения. Неожиданно Галь деловитым тоном, не вязавшимся с его жалким, потрёпанным видом, заявил: «Да, он нам поставил такое условие. Иначе Гаю и вовсе уши оторвут… Понимаешь?» — «Ты бы знала, как мне больно, мамочка! — заскулил Гай жалобно, теребя свои уши и глядя через голову матери в сторону двери комнаты, где лежал отец. — Неужели тебе не жалко своего сына?» — «А ты представляешь, что они способны сделать с твоей сестрой? Вы же намекнули, что этот ваш кумир с жутким именем мучает ваших подруг! Вы хотите того же своей сестре?» — «Нам наших девушек гораздо жальче! Смадар и Далья никогда — слышишь? — НИКОГДА! — не поддерживали антистримеров! Они всегда были далетарочками! Ходили в «Цедефошрию», восторгались силонокуллом!» — воскликнул Галь, но Рути тут же испуганно оглянулась по сторонам: «Тихо ты! Надо к папе возвращаться. И я не хочу больше даже слышать о Тумбеле!» — «Подожди, мамочка! Ну, подожди-и… Daddy всё равно отдыхает… Понимаешь… Э-э-э… Тимми, как мы поняли, хочет, чтобы ты… э-э-э… оставила нашего daddy… и была с ним… — прошептал Галь, удерживая мать за руку и проникновенно глядя ей в глаза: — Всё равно от daddy уже никакого толку…
Тогда мы, твои первенцы, твоя гордость и надежда, будем спасены. Может, и не заставят нас искать нашу сестрицу. И нам будет легче, и твоей дочке, может, удастся избежать… э-э-э… Всего-то дать Тимми согласие! Он же тебя давно любит! А dad… всё равно его заберут в Шестое отделение, и ты его больше никогда не увидишь… И твоя совесть будет чиста! Так что, мамань, соглашайся. И нас выручишь!» — «НЕТ! НЕТ! НИКОГДА!!!» — истерически закричала Рути. — «Мать, во-первых, тихо! Во-вторых, не делай ошибку… Учти, с Тимми ты будешь, как за каменной стеной — он человек будущего! Фанфарический человечище! А какой мужчина-а-а!!!
Но придти со своим согласием к нему должна ты сама. Даже не просто с согласием, а сама должна придти и предложить ему…» — «Что-о? — Рути резко скинула руку сына со своего плеча, гневно переводя взор с одного на другого. — Вы уже родителями торгуете? Я-то думала, вы пришли больного отца навестить, прощения попросить…» Близнецы неожиданно резко выпрямились, в их глазах снова леденящим холодом сверкнула сталь: «Мамуль, мы тебе всё сказали. Новые обстоятельства заставят тебя принять правильное решение. Тут-то и проверится твоя любовь к сыновьям. Ну, и ещё… постарайся узнать, где твоя дочь. Её ты не спасёшь, поймать её — это всего лишь вопрос времени. А нас можешь спасти. Заодно и своего мужа. Если ты согласишься, ты и ему сохранишь жизнь… и очень неплохую по нашим временам… для таких бесполезных отступников: он хотя бы не докатился до откровенного антистримерства! А сейчас прости — нам надо возвращаться. Наше время истекло…
Служба! Нас и отпустили-то ненадолго. Понимаешь? Как бы деловая командировка и заодно увольнительная…» — и оба они пристально посмотрели ей в глаза, попытались снова взять её за руки. Но Рути спрятала руки за спину, тогда они как по команде развернулись и пошли по коридору. Рути какое-то время ошеломлённо смотрела им вслед, потом опомнилась, рванула через лестничную площадку и открыла дверь в комнату, где оставила своего мужа.
Кровать была пуста. Рути некоторое время оторопело смотрела на смятые простыни, на валяющееся на полу одеяло. Потом с надеждой подумала: «Ну, куда он мог исчезнуть! Наверно, просто вышел в туалет…» — и окликнула: «Мотеле, ты тут? В туалете? Отзовись!» — но ответом ей было молчание. Она подошла, нерешительно потопталась, потом рывком распахнула дверь в туалет, но там было пусто. У Рути сильно забилось сердце, голову схватило, как обручем, откуда-то, из глубины живота поднимался страх, обволакивая тело липким потом: «Мотеле, Мо-те-ле! МО-ТЕ-ЛЕ-Е-Е!!!» Дверь распахнулась, появился лечащий врач: «Что случилось? Ему снова плохо?» — с тревогой в голосе спросил он, глядя на белое лицо Рути, которая стояла посреди комнаты, нелепо расставив руки. Она медленно повернула голову и еле слышно произнесла: «Он куда-то исчез… Только что был тут… Выходила на 5 минут, всего на 5 минут… Сыновья пришли… позвали поговорить… А-а-а!!!» — вдруг взвыла она нечеловеческим голосом. «Успокойтесь, гвирти… Сейчас я позвоню в другое… э-э-э… отделение…» — и доктор склонился над та- фоном, набирая номер.
Вокруг начал собираться народ. Доктор с кем-то о чём-то тихо говорил. Рути усадили в кресло и подали воды. Зубы дробно стучали о стакан. Откуда-то сбоку, как издалека, она услышала: «Наверно, его перевели в Шестое отделение экспериментальных исследований. Они собирались сделать это сегодня
