сексуальных отклонений.
— Мне тоже так кажется, — холодно подтвердила полковник.
— Наша программа была рассчитана на десять лет. Мы начали ее разработку в восемьдесят первом. Она давала поначалу очень большой эффект, но после восемьдесят девятого года мы по разным причинам оборвали все связи и вынуждены были ликвидировать нашу группу.
— А руководство отдела эмигрировало в нашу страну, — добавил за Циннера генерал Марков.
— Я это уже поняла, — кивнула Чернышева. — Речь идет, очевидно, о восстановлении утерянных связей?
— Да, — ответил Марков, — всегда восхищаюсь твоим умением мгновенно понять ситуацию. Нам нужно восстановить утерянные связи.
Когда он переходил с ней на «ты», это означало высшую степень доверия. И одновременно высшую степень сложности.
— Искать гомосексуалистов, развратников и неудовлетворенных старых дам в коридорах власти, — пошутила Чернышева, — не очень приятная задача.
— Мы обязаны восстановить все связи, — упрямо сказал Марков. — У товарища Циннера есть необходимая документация. Придется выходить на самых необходимых нам людей. Независимо от их сексуальной ориентации. Чем она изощреннее, тем лучше. Агент будет более тесно привязан к нам. Но действовать придется самостоятельно, не рассчитывая на поддержку местной резидентуры КГБ. Мы не можем их задействовать. Сейчас стоит вопрос об общей реорганизации нашей агентуры в объединенной Германии. Руководство ПГУ уже отозвало из Бонна Шишкина. И сейчас по-новому организуется работа четвертого отдела.
— Разумеется, при этом мы должны учитывать мнение наших немецких товарищей, — подчеркнул он в заключение.
— Мне придется возглавить эти поиски? — поняла Чернышева.
— Как обычно, — кивнул Марков, — посмотри, кто лучше подходит для такой работы. Ты ведь у нас лучший специалист по проблемам сексуальной ориентации агентов.
Даже Циннер уловил в словах генерала насмешку. А Чернышева невозмутимо парировала:
— Только под вашим чутким руководством, товарищ генерал. У меня просто нет такого опыта.
ГЛАВА 3
МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА
Около двух лет продолжалась уникальная ситуация открытых границ. Советский Союз еще существовал, но границы противостояния двух Германий уже не было. Не было Стены, столь наглядно разделявшей Берлин и весь мир пополам, не было прежних жестких кордонов. Но в Восточной зоне Германии по-прежнему находилась огромная группировка советских войск, а в Западной — по-прежнему стояли войска НАТО. И каждая сторона в полной мере пыталась воспользоваться сложившейся парадоксальной ситуацией, в которой перемешались свои и чужие.
Преимущество в этой патовой ситуации, как это ни покажется странным, было у советской стороны. Изначально было понятно, что объединение произойдет на условиях победителей, которые в данном случае будут диктовать свои правила игры. А победителями в данном случае были представители западной стороны. Было ясно и другое. Советские войска должны будут уйти из объединенной Германии. А это означает, что советская разведка — Первое главное управление КГБ СССР и Главное разведывательное управление, представлявшее военную разведку, — получила абсолютные возможности готовиться к размещению по всей стране своей будущей агентуры, которая должна будет функционировать уже после ухода советских войск из Германии.
Уникальность ситуации была и в том, что практически все руководство бывшей восточногерманской разведки перебралось в СССР и во главе с легендарным Маркусом Вольфом готовило «новые» кадры для будущей Германии. Только после августа девяносто первого Вольф покинет пределы СССР и переберется в Австрию, а уже затем предстанет перед судом в Германии, но так и не расскажет ничего о своей деятельности. А пока, в девяностом году, он вместе с группой генералов бывшей «Штази» находится в Москве и помогает в подготовке будущих агентов.
Чернышева начала работу вместе с Циннером. Он предоставил в распоряжение руководства советской разведки необходимую документацию. Ознакомившись со всеми документами, она в полной мере оценила всю изощренность плана руководителя восточногерманской разведки, одного из самых опытных профессионалов в мире — Маркуса Вольфа.
Две недели ушло на ознакомление с документами. А ещев один день генерал Марков лично сел за руль, и они вместе с Мариной Чернышевой выехали за город, на одну из конспиративных дач ПГУ КГБ, где в это время жил сам Маркус Вольф. Она с удивлением, смешанным с восторгом, познакомилась с этим человеком, ставшим легендой еще при жизни. Бесчисленное количество исследований и книг, посвященных этому человеку, не сумели раскрыть даже в небольшой мере весь характер и изощренный ум этого разведчика. Вольф, в свою очередь, с интересом разговаривал с Чернышевой, отмечая необычайно широкую эрудицию и аналитические возможности сидевшей перед ним женщины. В беседе принимал участие и Циннер, приехавший сюда на другом автомобиле.
— Это вы поедете в Германию? — спросил Вольф в самом начале беседы.
Разговор шел на русском языке. Они находились в большой просторной комнате, усевшись в удобные, глубокие кресла, стоявшие вокруг столика. В комнате лишь однажды появилась пожилая женщина, расставившая на столике фрукты, печенье, пиво и бутылку красного вина.
— Да, — подтвердила Чернышева, с тревогой ожидая приговора.
— У вас большой опыт, — одобрительно сказал Вольф. — А как вы говорите по-немецки?
— Плохо, — честно призналась Марина, — я лучше знаю испанский, английский, французский.
— Плохо, — он не удивился. Только поднял вопросительно бровь, глядя на Маркова, словно в ожидании объяснений.
— Все очень просто, — улыбнулся генерал. — В Германии понимают, что мы сразу начнем восстанавливать вашу сеть агентов и настороженно следят за любым человеком, пересекающим границу. Любой иностранец в Западной зоне, имеющий контакты с чиновниками из правительственных учреждений либо прибывающий в Бонн вызывает подозрение. Поэтому наши аналитики разработали план, при котором в Бонн поедет мексиканская журналистка, не совсем хорошо знающая немецкий язык. В таком варианте это вызовет меньше подозрений. Ведь ни одна разведка мира не пошлет на сложное задание агента, не знающего язык страны, где он должен работать. В таком случае это может быть кто угодно, но не разведчик. А инсценировать плохое знание языка практически невозможно. Поэтому мы приняли решение применить такой необычный вариант.
Вольф улыбнулся.
— Интересное решение. Я об этом думал раньше. Иногда мы использовали подобный трюк, когда наша агентура была завербована в третьих странах и направлялась на работу в Западную Германию. Их контрразведка ждала специалистов-немцев, хорошо владеющих родным языком. А вместо этого появлялся англичанин или итальянец, которого можно было подозревать в чем угодно, но только не в работе на спецслужбы ГДР. Поздравляю, коллега, это действительно очень оригинальный ход. А проблема Клейстера? Вы рассказали о ней своему сотруднику?
Марина насторожилась. Она впервые услышала фамилию Клейстера.
— Пока нет, — Марков отреагировал излишне спокойно. — Но и этот вариант учитывался, когда мы принимали окончательное решение, кто именно поедет в Германию.
— Мы тогда не успели разобраться, — нахмурился Вольф, — и мне очень не понравилось это запутанное дело. Нашего сотрудника Ульриха Катцера, обычно выходившего на связь с Клейстером, нашли мертвым в канале. Полицейские считали, что это было самоубийство, но убитый почему-то выстрелил в себя левой рукой. А я лично знал Катцера. Он не был левшой. И мне тогда не понравилось, что человек, никогда не державший пистолета или ручки в левой руке, в решающий момент стреляется, прикладывая
