Борис! Кто платить будет за твои левые расчёты? Я?..
– Да у меня уже получается! – воскликнул Боб. – Мне только просчитать соотношения частоты и амплитуды.
– Да, да, – покивал Никодимыч. – А потом соотношения магнитной проницаемости со среднемировой ценой на кофе, потом вывести новую константу, потом…
– Что же делать?!
– Удовлетворять любопытство за собственный счёт. Иди, обсчитывай сковородку, бездельник! Сделаешь завтра к обеду, премию дам. И, может, позвоню программистам…
4.
Боб Шилин и без советов Никодимыча давно завёл себе дополнительный источник дохода. Правда, такой… ненадёжный.
В начале капиталистических реформ изобрёл он способ гнать спирт из бытового газа. Чего там такого особо сложного-то? Формула газа СН4, формула воды Н2О, формула спирта – С2Н5ОН. Никакого философского камня не надо, чтобы превратить одну смесь углерода, водорода и кислорода, в другую смесь тех же атомов. Он и сваял приборчик: один шланг соединяешь с газовой трубой, второй – с водопроводным краном, с третьего весёлой струйкой бежит чистейший ректификакт. А между этими шлангами – само изобретение Боба Шилина, реактор с катализатором. Тонкость заключалась в очистке: газ-то всегда с примесями, а они почему-то не все для здоровья полезные – такая у них природная странность…
Время, как и положено в эпоху перемен, было весёлое: цены на товары и услуги устроили соревнование, кто быстрее и выше прыгнет, – а зарплат никому не платили, – а кушать почему-то хотелось ничуть не меньше, чем при советской власти, и на работу ездить (хоть там и не платили) тоже было надо. Вот Боб и стал производить свою собственную, обеспеченную всенародной жаждой, валюту – спирт. Расплачивался ею за всё: за картошку на рынке, за поездку на такси; однажды умудрился покрыть спиртом долги по квартплате.
Как-то понадобились ему цветы; у Киевского вокзала коммерсант-цветочник по имени Муршуд плату взял спиртом. И спросил, откуда напиток. Если, дескать, из Осетии, то не возьмёт. Боб ему и признался, что гонит сам из газа, но редко, потому что непьющий.
Муршуд был просто потрясён.
– Слюшай, дарагой, – сказал он. – Как ты можешь допускать, что такой хароший аппарат зря простаивает? Ты посмотри, какой плохой обстановка в стране. Безработные, вах! Бедные люди не знают, что делать. Савсэм пропадают. Вот я, очень хароший портной, торгую в Москве цветами. В Баку никто не заказывает у меня костюм. Разве это правильно, дарагой?..
Боб согласился, что неправильно, и тоже задал вопрос.
– А зачем тебе спирт? – спросил он. – Я слышал, Коран запрещает пить!
– Хвала Аллаху! – со счастливой улыбкой ответил бывший портной. – Коран запрещает правоверным пить вино. Про спирт нет запрета в Коране, – и он вскинул руки, будто восхищаясь дальновидностью и милосердием Аллаха.
В общем, слово за слово, сговорились: Боб отдаёт Муршуду свою спиртогонную установку, тот своими силами налаживает производство и сбыт, и выплачивает изобретателю часть прибыли.
– Это у нас получится лизинг, – сказал обрадованный Боб, но его новый партнёр отчего-то обиделся, и пока Боб не объяснил ему, что такое лизинг, сделка висела просто на волоске. В конце концов, они помирились, оставили не распроданные цветы соседнему торгашу («раньше педиатром был», шепнул Муршуд Бобу), и отправились дегустировать продукт перегонки.
Во время попойки Муршуд хвастался, какой он хороший портной («Вот, сматри, костюм на мне, ты в магазин был, такой костюм-мостюм видел, да?»); Боб чего-то плёл про космические проблемы. И надегустировались они до такой степени, что слова «катализатор» и «вредные примеси» так ни разу и не всплыли в их разговоре. Правда, Шилин честно предупредил партнёра, что срок годности агрегата пять лет, не больше, но тот отмахнулся:
– Нэ пугай, космонавт! У нас гаварят, гдэ пять, там и дэсять!
И вскоре появилась у Муршуда на Рябиновой улице, среди сараев, своя фирма. Три азербайджанца гнали там газ через агрегат Боба, превращая его в спирт, ещё пятеро развозили полученный продукт по торговым точкам. Позже Муршуд выпросил у Боба ещё аппаратов, сначала два, потом ещё три; соответственно возросло количество азербайджанцев на Рябиновой улице.
А потом Муршуд из Москвы исчез.
Его работяги долю Боба (он к ним наведывался раз в квартал) сначала отстёгивали продуктом, а Боб сам продавал, и на это они с женой жили, – тогда она ещё не сбежала к своему Толяну. Потом стали давать деньгами, но всё какие-то смешные суммы. Он долго утешал себя тем, что так и должно быть: дело-то в стадии становления! Но сумма не только не возрастала, но и не индексировалась, несмотря на инфляцию.
Однажды появился Муршуд, похвастался, что купил себе дом в Турции, а отдыхать летал в Индонезию; наобещал, что платежи возрастут, и выпросил ещё один аппарат. И опять исчез.
А Боб по-прежнему в качестве платы за лизинг получал не долю от прибыли (он так никогда и не узнал, какова была на самом деле эта прибыль, хотя мог бы подсчитать), а разные мелкие суммы, хотя спирт теперь давала не одна газовая труба, а шесть! Денег от эксплуатации аппарата, увезённого Муршудом в неведомые края, он тоже не получал. И спросить: что за дела? – было не у кого. Муршуд был большой начальник, босс, и его работяги замолкали намертво, стоило Шилину поинтересоваться, как его найти. Они терпели русского недотёпу только потому, что он с их боссом был на «ты». У Боба сложилось впечатление, что они принимают его за шестёрку из какой-то «крыши».
И вот, на днях Муршуд позвонил ему сам!
Он говорил оскорбительным тоном. Он презрительно шипел!
– Слюшай, дарагой, за что я тебе зарплату плачу, э?
– Так это не зарплата, это роялти! – засмеялся Боб. Он даже обрадовался звонку партнёра; вдруг удастся решить все финансовые проблемы разом.
– Какой-такой рояль?! – заорал в ответ Муршуд. – Мои люди сообщают, что все твои аппараты дают вонючую воду вместо спирта!
– Пять лет прошло, милый! – изумился изобретатель. – Я же предупреждал…
– А где был твой авторский надзор? – надрывался вчерашний друг. – Я к тэбе свой адвокат пришлю!
– Ничего себе, – возмутился Боб. – А разве меня подпускали к аппаратам? Разве меня хоть раз о чём-то спросили? Разве у нас есть с тобой договор? Да мне последний раз дали сто рублей, совсем обалдели.
– А твой последний аппарат, который я в Турция привёз, савсэм плохой! Отраву делает!
– В Турцию?! Ну, ты дурак, братец. Там же газ туркменский, не такой, как в Москве. Катализатор на него и не рассчитан.
– Не знаю я, кто такой катализатор! А что целая деревня курдов отравилась, я знаю! Я от них еле убежал, из-за тебя всё! С тебя теперь семь новых аппаратов, и ещё неустойку с тебя возьму.
– Ну, это ты перебьёшься. С тебя неустойка, с тебя!
– Да? А ты думаешь, я родственникам отравившихся курдов про тебя не сказал, да? Я им твой адрес дал, Боб! Курды страшные! Кровная месть! Они тебе сделают лизинг! Пожалеешь, что на свет родился! Я через неделю буду в Москве, чтоб явился…
На этом связь прервалась.
5.
Боб не был математиком. А любая теория лишь тогда хоть на что-то годится, если есть соответствующий математический аппарат, сиречь формулы, на основе которых изобретатель, создавая техническое устройство, сможет делать расчёты. Требовалось понять и описать суть множественности измерений, производных волновой функции, и прочую специфику. Вот почему он, едва замыслив создание мономагнитного прибора, обратился к бывшему начальнику вычислительного центра Института космических проблем Саше Стражестрахову.
Боб с ним был в давних дружеских отношениях. Ещё на первом году работы ему, молодому специалисту, поручили делать новогоднюю стенгазету, и он, сочиняя эпиграммы на всех сотрудников, посвятил
