внутри меня появляется пепел. Так уже было. И был конец. И нисколько любви.
Какой же я несчастный человек. Не сама я создаю трудности, они во мне, это мой рок, моя судьба, и сама я никогда не сумею ее преодолеть, изменить.
Благодарна я тем светлым дням, когда простая радость, без всяких сомнений, угрызений, просыпалась со мной каждое утро, встречала день, солнце, жизнь живую, горячую. Нет, я ни о чем не забывала, но память моя мне не мешала наслаждаться этим отдыхом от собственных оков.
Почему они уходят в прошлое, что изменилось? Нет, не я, а мой товарищ. Не могу его другом назвать, и никак по-другому. Мне, казалось, что, несмотря на свою молодость, он тонко чувствует всю невыгодность моего положения, двусмысленность всей ситуации, мою борьбу с собой, — но, увы! Этого мне только хотелось. И потому сердце постепенно превращалось в комок боли, от которой некуда деться, и унять ее нечем. Как будто надвигается катастрофа, от которой мне не уйти.
Не знаю, чем закончится этот мой жизненный эксперимент, — или взлетом, или падением, — но явно одно, что в людях разуверюсь окончательно. И это будет самым худшим периодом в моей жизни. Сегодня я еще надеюсь жить (не хочу, но надеюсь).»
В этом отрывке мы сталкиваемся с проекцией. «И все-таки мне не нравится, что я не знаю своего нового друга, плохо знаю. Это часто приводит к мысли, что меня обманывают.»
Явление проецирования своих неосознанных намерений или опасений часто встречается у людей, одна («светлая») — часть личности которых отрицает существование другой («темной»), подавленные желания и намерения которой в отношении других людей она отказывается признавать, наоборот, приписывая намерения своей темной стороны другим людям.
Галя всегда считала свою честность, порядочность и способность говорить то, что думает, своими особыми достоинствами.
Итак, она часто задумывается о том, что я ее обманываю. Но в чем? Она ни разу не привела конкретного случая, чтобы я ее обманул. Наоборот, это она решила использовать меня для того, чтобы родить ребенка, обманув меня с целью забеременеть. Но свое поведение она не может признать обманом на сознательном уровне, потому что это разрушило бы ее собственный положительный образ, позволяющий ей поддерживать внутреннее самоуважение.
Свой обман она обосновала («Нужен отец моему ребенку. Прагматизм? Да, но оправданный всей моей предыдущей жизнью. Честный, порядочный.»)
В такой интерпретации ее обман перестал быть обманом, и воспоминания о нем вместе со смутными угрызениями совести она загнала в подсознание, на отторгаемую, «темную» сторону. Неосознанное беспокойство, исходящее от этой части ее модели мира, она начала проецировать на меня, подозревая, что я ее обманываю, хотя реальной основы для это не было.
Проецируемые ею на мужчин фантазии о их слабости, никчемности и беспомощности в действительности тоже были попыткой защититься от этих своих качеств, не признаваемых и загнанных на «темную» сторону. Доказывая свое превосходство над мужчинами, Галя лишний раз поддерживала свою самооценку, убеждая себя и других, что уж она-то ни в коем случае не является слабой, никчемной и беспомощной.
На какой-то срок в начале нашего общения из-за новизны и остроты ощущений ее подавленная женственность («мои вожжи уже настолько взяли надо мною верх») ненадолго вырвалась на свободу, но как только цель оказалась достигнута, и она забеременела, снова выплыла на поверхность старая программа о никчемности и бесполезности мужчин. Поскольку человек видит исключительно то, что хочет видеть, я оказался мальчишкой, а не мужчиной, глупым и неспособным чувствовать глубину ее душевных терзаний и невыгодность ее положения. Подсознательно боясь сама оказаться никчемной в случае, если бы я первым ее отверг, она начала лгать самой себе, убеждая себя в моих многочисленных недостатках, в том, что она никогда меня не любила и лишь пользовалась мной для достижения своей цели.
Лишь много лет спустя, после долгих лет одиночества и неоднократных попыток продолжить свои игры в письмах, наполненных то оскорблениями, то признаниями в любви, которые она писала мне в Москву, и на которые я не отвечал, Галя признала то, что не желала признавать, когда мы были вместе.
«… Вот тебе пишу всегда в одном и том же состоянии — когда в меня вселяется безвыходность- безысходность. В эти минуты я почему-то всегда обращаюсь к тебе. Мне ведь легче становится, как только опускаю конверт в почтовый ящик. Я уже примирилась с тем, что кроме вас с Шуриком для меня никого нет. А был период, когда все мое существо противилось одиночеству. Остались только сны, и мне даже не грустно от этого. Видишь, один год с тобой стоит мне всей оставшейся женской жизни. Хватит? Да, дорогой.»
«…Ну а моя тайна совсем раскрыта. Оказывается, так и должно быть, я себя никогда не изменю. Никого не представляю рядом с собой, кроме тебя. Вот так.»
С годами, особенно если эти годы были одинокими и безрадостными, люди становятся мудрее. Меняется их модель мира, и иногда они даже начинают понимать и признавать свои ошибки.
Учитель был совершенно прав, говоря, что самая страшная разновидность лжи — это когда человек лжет самому себе. Ирония судьбы заключается в том, что человек, наполненный внутренними противоречиями, чья модель мира искажена и негармонична, всегда обманывает самого себя, не будучи способным признать это на сознательном уровне, и это становится причиной его собственных несчастий и страданий близких ему людей.
Я был даосом, и поведение Гали не могло причинить мне большого психологического ущерба, хотя ее вечные метания, попытки провоцировать скандалы и требования чего-то, чего она сама не могла определить, не доставляли особого удовольствия.
В первую очередь ее модель мира делала несчастной ее саму, косвенно отозвавшись впоследствии и на сыне. Из дневника мы видим образ глубоко несчастной, не способной к нормальному общению с мужчинами женщины. Мне было очень жаль ее, но я понимал, что не мог ей помочь. В те времена было не модно ходить к психотерапевту, да их толком-то и не существовало. Таких, как Галя были тысячи, и они рожали детей, привнося в их модели мира собственные противоречия.
«Я сама управляю всем процессом» — жажда и иллюзия контроля. Далее следуют фантазии на тему о том, чего я жду и что я чувствую, — фантазии, не имеющие ничего общего с действительностью, но подкрепляющие ее модель мира.
«Какой же я несчастный человек. Не сама я создаю трудности, они во мне, это мой рок, моя судьба, и сама я никогда не сумею ее преодолеть, изменить.»
В этой фразе Галя снова подтверждает наличие в ней двух личностей, одну из которых она отрицает. Она — это светлая часть ее личности, которая никаких трудностей не создает («не сама я создаю трудности»), их создает нечто, не являющееся ею, но находящееся внутри нее («они во мне, это мой рок, моя судьба»). Вместо того, чтобы прийти к выводу, что ее судьба — это результат ее собственных поступков и признать в себе то, что ей не покажется очень красивым и приятным, но тем не менее является частью ее личности. Галя приходит к убеждению, что она ничего не сможет с этим поделать («это мой рок, моя судьба, и сама я никогда не сумею ее преодолеть, изменить»), Таким образом она снимает с себя ответственность за свое поведение и необходимость признавать свои ошибки.
Подобный стереотип мышления — типичный для сценария неудачника. Поскольку от нее ничего не зависит, она будет раз за разом совершать одни и те же действия, в данном случае приводя к краху любые отношения с мужчинами.
В сценарии победителя записано совсем другое убеждение: «я потерпел неудачу, а, значит, я совершил ошибку. Теперь я стал умнее, и в следующий раз добьюсь лучшего результата.»
Подобные сценарии являются составной частью моделей мира и одним из важнейших этапов перестройки модели мира служит преобразование деструктивных сценариев и убеждений в конструктивные.
Что характерно для деструктивных сценариев? В первую очередь — склонность к отрицательному воображению, и во-вторых, избирательное накопление отрицательных впечатлений, подтверждающих
