виды единоборств как базу для подготовки боевиков. Кроме того, карате и враждебная идеология — великолепный инструмент для оболванивания молодежи и превращения ее в грозное оружие в руках того, кто манипулирует ее сознанием.
Комитетчик начал расспрашивать, известно ли мне о каких-либо группировках и организациях, созданных на базе карате или новых идеологических течений.
Я, без указания конкретных имен и мест, рассказал о Черных драконах, использовав информацию, которую мне удалось собрать через знакомых. Эта информация была достаточно разноречива, но речь шла, в частности, о связи Черных драконов с антисоветчиками в Латвии и Литве, настроенными на отделение этих стран от Советского Союза. Там действительно были группы каратистов, занимающихся, помимо спортивной, еще и чисто боевой подготовкой.
Мой собеседник предложил мне отправиться с этой информацией к генералу, возглавлявшему тогда Крымское отделение КГБ, и предложить ему себя в качестве оперативного работника по изучению антисоветских течений среди людей, занимающихся рукопашным боем и увлекающихся враждебными идеологическими течениями.
Я сказал, что не готов сейчас дать ответ и согласиться на работу в этом направлении, так как не уверен, что уже достаточно созрел для этого.
Потом со всех сторон до меня стали доходить слухи о начавшихся гонениях на людей, интересующихся чем-либо, связанным с восточными учениями.
Я был дома, когда в дверь позвонил муж подруги моей сестры. Он был бледен и задыхался так, словно за ним по пятам гналась стая волков.
— Меня вызывали в КГБ, — простонал он. — Господи, похоже, они пытаются пришить мне дело.
Виктор много лет занимался йогой, не только физическими упражнениями хатха-йоги, но и раджа- йогой, агни-йогой и всеми прочими ее разновидностями, о которых ему удавалось достать литературу. Он изучал все, что мог, по индийской философии, оккультным наукам и эзотерическим учениям. К сожалению, его жажда приобщения к духовным таинствам не ограничивалась самосовершенствованием, и он, слегка возомнив себя носителем истины и сокровенной эзотерической мудрости, начал проповедовать чуждые нам идеи среди небольшого кружка почитателей. Естественно, что среди почитателей нашелся человек, который либо по долгу службы, либо по велению сердца обратился в компетентные органы и настучал на пророка.
Сотрудник Комитета не стал вызывать Виктора в КГБ, а назначил ему свидание в номере одной из гостиниц Алушты (Виктор жил в Алуште) и там напугал его до полусмерти красочным описанием возможных роковых последствий его идеологически не выдержанных увлечений. Речь шла и об увольнении с работы, и о том, что, возможно, придется отсидеть срок за агитацию и распространение враждебной идеологии. Когда комитетчик с наслаждением начал описывать жизнь и быт советских заключенных и нехитрые прелести трудовых будней на сибирском лесоповале, мой приятель перетрусил настолько, что был готов на любое сотрудничество с органами вплоть до того чтобы отдать жизнь на благо нашей Великой Родины.
Из рассказа Виктора я понял, что офицер КГБ вел эту операцию сам, не докладывая начальству, и, скорее всего, имел тут какой-то свой интерес, потому что задание, которое он дал Виктору, выглядело просто бредовым.
Комитетчик сказал, что единственным способом для Виктора избежать тюрьмы будет собрать 100 кг подпольной самиздатовской литературы по йоге, мистике, эзотеризму и оккультным наукам и передать их лично ему.
Виктор чуть ли не на коленях начал умолять меня, чтобы я отдал ему всю свою самиздатовскую литературу, потому что иначе его жизнь будет кончена. Мне было жалко расставаться с книгами, и я предложил Виктору, у которого был доступ к нескольким ксероксам, сделать копии книг или, еще лучше, перефотографировать их и напечатать, потому что фотографии весят больше, и периодически, по нескольку килограммов относить литературу комитетчику. Я помогал Виктору делать копии и у него дома просматривал всю новую литературу, которую тот доставал. Поэтому меня очень позабавило, когда мои ученики из комитета начали приносить мне копии Виктора, предлагая их прочитать, и с очень многозначительным выражением лица сообщали, что это необычайно интересный материал, но я никому не должен говорить, что читал его. Они просили меня читать как можно быстрее, поскольку, как я понял, другие работники Комитета с нетерпением ждали своей очереди приобщиться к враждебной идеологии.
Комитет продолжал проверять меня как возможного кандидата для работы в органах. Одновременно я неофициально вел работу, связанную с подготовкой определенных людей для определенных целей, о которой я не могу рассказать. Вокруг меня создалась какая-то нездоровая атмосфера, связанная со слухами о моем Учителе и с другими странными слухами, распространяемыми обо мне. На это наложились столкновения с кое-кем из блатных, меня начали преследовать фанатики боевых искусств, которые, похоже, сами не понимали, чего хотят, но страстно пытались что-то доказать себе и другим. За мной кто-то регулярно следил. Я не всегда мог понять, кто это делает, но, выходя в город, я больше не чувствовал себя в безопасности. Мне от всего этого стало как-то не по себе, но больше всего я боялся, как бы эта ситуация не повлияла на мои отношения с Учителем. Встретившись с Ли, я рассказывал ему о разговорах с комитетчиками, о том, что КГБ пытается выйти на него, и о том, что начались гонения на восточные учения.
Ли взглянул мне в глаза и спокойно сказал:
— Все в наших руках. Если не будешь давать, у тебя нечего будет взять.
Я уже научился расшифровывать подобные фразы Учителя и понял, что я не только не должен давать новую информацию, но и не давать никаких поводов для подозрений, а значит, нужно было найти способ направить всех по ложному следу и сделать наши встречи тайными.
В тот вечер мы разработали систему условных сигналов, с помощью которых мы могли бы договариваться о встречах и передавать сообщения. Я жил на Пролетарской улице в центре города. Мой подъезд выходил в замкнутый дворик с аркой. Недалеко от арки находился дровяной подвал, разделенный на секции для каждой квартиры, потому что в доме не было центрального отопления, и жители согревались печами-буржуйками. Внизу под лестницей в каменной кладке стены было углубление. Туда мы прятали консервную банку, которая служила нашим почтовым ящиком. Сообщения мы передавали с помощью камешков и обломков черепицы, которые в различных сочетаниях означали место, где мы должны были встретиться завтра, или имели какой-либо другой смысл. Время встречи у нас обычно было согласовано заранее, так как мы встречались после моих занятий в институте. Иногда знаками на стенах арки Ли обозначал срочную встречу, и тогда я, откладывая все дела, ходил кругами по городу по определенному маршруту, и кто-нибудь из учеников Ли или учеников его учеников, проходя мимо меня с ничего не выражающим лицом, сообщал мне время и место нашей встречи.
Все это напоминало игру, и как-то я сказал об этом Учителю, на что он заметил:
— Каждая игра — это подготовка к действию.
Ощущение опасности, преследования и ореол тайны, окружавшей наши встречи, сделали мою жизнь еще более интересной и насыщенной.
И тут меня вызвали на собеседование в Комитет. Я встретился с Ли, рассказал ему об этом и спросил, что мне делать.
— Пойди туда, — сказал он. — Ты сам знаешь, как себя вести. Я на некоторое время уеду из Симферополя, но ты не будешь очень скучать по мне, потому что это время ты посвятишь обучению женщиной, что будучи не менее познавательно, для тебя явно более приятно.
Я покраснел и попытался было протестовать, но в глубине души я чувствовал, что мечтаю о том, чтобы прекрасная кореянка обучала меня непрерывно в течение нескольких ближайших десятилетий.
В указанное время я явился в КГБ. Меня довольно долго продержали в коридоре, где я от скуки изучал развешанные по стенам портреты и какие-то исторические документы. Наконец меня пригласили в кабинет, и двое сотрудников, явно настроенных недружелюбно, начали расспрашивать меня обо всем, что происходит в среде любителей боевых искусств, в околойогических, околооккультных и прочих кругах. Вопросы носили, в основном, общий характер, без уточнения подробностей. Потом неожиданно, без всякого перехода один из комитетчиков спросил меня:
— Когда ты познакомился с Ли Намсараевым? Кто он, откуда и что тебе о нем известно?
