Нет, осторожно ходить – это значит осторожно ходить, опасно здесь. А где сейчас не опасно? Время такое. Да, постреливают, бывает, пушки все больше старые, калибра 76 миллиметров, но тоже приятного мало, когда на прямой-то наводке…
Нет, какая война, никакой войны, места здесь тихие, на минные поля лучше не заходить – это понятно, так на минные поля лучше никогда не заходить, хоть есть война, хоть ее нет. Вот казаки – те воюют, с этими воюют, из подземелья, а так – нет, с другими они не воюют…
Нет, здесь все не ошизели, конечно. Некоторые – ошизели, это бывает, а чтоб все – это вряд ли, места здесь тихие, с чего шизеть? Это там, в столицах все друг от друга обалдевают, а здесь тихо, как в полночь на кладбище…
Нет, как отсюда выбраться на материк, он не знает, это им к идолу нужно, идол поможет, идол всегда помогает. Да хоть Демьяна можно спросить, этот знает… Только отсюда никто никогда не выбирался, места здесь тихие, территория изолированная. Пешком – можно, уходили многие, а чтоб дошел кто-нибудь – такого навскидку не вспомнить, да. Разве что напрямик через горы, так и там верная гибель, это понятно, в горах-то…
Нет, нормально люди живут, ничего живут, в последний раз, девять лет назад, липовый идол сказал: «Ни хрена ж себе!» – а это значит, что будут трудности временные, но преодолимые. Преодолевают, конечно, на то они и люди, чтобы все преодолевать…
Найти Иннокентия, хранителя идола, вот что им нужно…
Говорил Савич спокойно, по-доброму, но, откровенно говоря, подобные ответы, даже со скидкой на их сумбурность, привели пассажиров в смятение. Наличие где-то рядом на северо-северо-западе заимки Демьяна вселяло некоторую надежду на прояснение, но, в общем и целом, картина вырисовывалась безрадостная, даже при отсутствии официальных военных действий. Минные поля, калибр 76 миллиметров, крайком партии, казаки, воинственное подземелье, частичное ошизение, изолированная территория, липовый идол, напрямик через горы навстречу гибели – все это Саша тупо повторял про себя, тщетно пытаясь составить для себя некую социально-топографическую картину. Получалось, откровенно говоря, не очень. Совсем ничего не получалось, если точнее. Кто же все-таки сошел с ума и куда это они свалились на злополучном Васькином вертолете? Интересный вопрос… Даже два интересных вопроса…
Тут импровизированная пресс-конференция была неожиданно прервана. Егорыч, про которого все забыли, грелся возле костра недолго. Запах спирта из жестяных кружек, оставленных без внимания, быстро привел его в боевую готовность. Нашарив возле себя недопитую кружку Васьки, он осторожно влил в рот остатки спирта и оживился, как таракан, свалившийся с потолка на горячую сковородку. Под шумок, передвигаясь на четвереньках, добрался до кружки Ирки и тоже допил. Выдохнул и взбодрился еще больше. Лихим ослиным галопом погарцевал к подножию тети Жени, с налета допил ее долю, долизал остатки из кружки Федора и, довольно крякнув, прикончил спирт Самородова. Потом, все так же не вставая с колен и ориентируясь по запаху, как идущий по следу пес, двинулся к кружке Али на другой конец бивуака. На этом этапе координация вновь стала ему отказывать, но он пока держался, карабкался целенаправленно, только слегка забрал в бок, взбрыкнул с отчаяния и въехал задом точно в Самородовский нос, отчего тот громко и пронзительно завизжал.
Этот неожиданный визг послужил началом повального хаоса, какой бывает на свадьбах, когда кто-то из подгулявших гостей вдруг начинает сексуально домогаться невесты и лезет к ней через стол. Понимая, что его мышиному пиратству приходит конец, Егорыч ускорил ход, рванувшись из последних сил. Но координация уже подводила, уже повела его по замысловатым параболам опьянения, потащила в противоположную сторону, как океанская волна, что смывает с камня притаившегося краба. Судорожно цепляясь руками за воздух, он ухватился за стойку котелка, выдернул ее из земли и опрокинул кипяток в сторону Веры. Она, взвыв, отскочила в сторону и приземлилась прямо на голову Ачика Робертовича, а тот, рванувшись от нее, завалил сразу обоих геологов.
Визг, крики, крепкие от неожиданности матюги, трясущийся, подпрыгивающий на месте Васька, которому ошпарило ногу, покатившаяся по земле Ирка, через которую полез напролом Егорыч, взвившаяся всей своей массой тетя Женя, которой он наступил на щиколотку, гортанно заоравший Ачик Робертович, которому попали ногой в причинное место, – все это сразу задвигалось, загудело, словно смешалось в один клубок. А внутри него продолжал свое поступательное движение Егорыч, непримиримый к спирту, как комиссар к классовому врагу. Толчками переваливаясь через вещи и чужие конечности, храпя вездеходом на буреломе, он все-таки добрался, дополз до Алиной кружки, быстро выплеснул ее в себя, частью – внутрь, частью – мимо, на щеки и воротник, три раза громко икнул и затих. Упал, уткнувшись головой между ног сидящей красавицы, так и застывшей над ним с открытым ртом, перекошенным от ужаса.
Было даже удивительно, как один человек мог за такое короткое время учинить на голом месте подобный бардак. Опомнившись, все дружно начали ругать Егорыча и заодно его маму.
Потом рослый муж Федор встал с деревянным выражением лица, отнял щуплое тело героя от интимного места жены, без видимых усилий приподняв его за воротник телогрейки и ремень штанов, и брезгливо, как насекомое из тарелки, откинул в сторону. Егорыч глухо шлепнулся на землю и заснул окончательно. Захрапел заливисто и удовлетворенно.
За всем этим переполохом никто не заметил, куда делся Савич, они потом спрашивали друг друга, но никто не видел, как и куда он ушел…
Абориген исчез, пропал так же неожиданно, как появился.
И как это понимать?
Изолированная территория? Никто не выбирался? Сначала это показалось им всем просто бредом.
Потом Саша узнал, убедился на собственном опыте, что Ващерский край с полным правом можно назвать изолированной территорией. А как иначе? Одной стороной местность упиралась в высокие, непроходимые хребты, где дорог не было никогда, тропы терялись еще у подножия и даже направления визуально не определялись. С другой стороны растянулись на десятки, если не на сотни километров сплошные болота. Местность гнилая, гиблая и равно не подходящая как для пешего туризма, так и для механизированного. С двух других сторон Ващерский край замкнутой петлей огибала своенравная река Воща. Широкая, но по характеру – абсолютно горная, со стремительным, порывистым течением и клыкастыми камнями, высовывающимися из прибрежной пены. Видимо, из тех рек, что рождаются в горах маленькими и независимыми и, выходя на равнину, своей резвости не теряют. В силу такого нрава Воща была невозможна не только для судоходства, но и для обычной лодочной переправы. Впрочем, когда-то через Вощу все-таки проходил мост, соединявший в себе одновременно железнодорожные и автомобильные пути сообщения. В начале 90-х буйная река в очередное половодье с мостом расправилась, денег на восстановление тогда, естественно, не нашлось, маленький местный аэродром прекратил свое существование еще раньше, и край с несколькими тысячами жителей остался окончательно отрезанным от «материка». Большая земля, увлеченная приватизацией и очередным переделом собственности, по этому поводу не страдала, а мнения маленьких в таких случаях, понятно, не спрашивают…
Как свидетельствует история, название края берет свое начало от казачьего атамана Ващеры, некогда отправившегося на покорение Сибири с самим Ермаком Тимофеевичем. По пути буйный Ващера, крепкий на слова, но не на голову, сразу и вдрызг рассорился с властолюбивым предводителем и двинулся со своей ватагой в другую сторону вдоль Уральского хребта. Перевалить через него и вернуться обратно в русские земли ватажники все-таки не решились. Ничего хорошего, кроме дыбы и кнута, они от родной стороны не ждали, помня свои многочисленные разбойные заслуги. Слово «отморозки» тогда еще в русском языке не водилось, поэтому в немногочисленных сохранившихся грамотах того времени атамана Ващеру с его сподвижниками называют более сдержанно – лихие люди.
Дальше с ними происходило, по сути, то же, что и с другими первооткрывателями земли русской, чьи одиссеи представляются привлекательными только в виде исторических справок. Ващеровцы, по свидетельству летописей, «и скитались всяко, и голодом-холодом страдали, поносом и иными болячками маялись, и всяческую нужду терпели, и с туземными племенами огненным боем бились». Куда их тем не менее понесло и за каким чертом, грамоты не уточняют.
В летописях сохранилось лишь туманное упоминание о золотой бабе, которую якобы искали ватажники. Впрочем, эту пресловутую бабу с тем же успехом искали и другие казачьи ватаги на других необжитых территориях будущей Российской империи. Свидетельств о том, чтобы кто-нибудь с этого дела разбогател, в
