Лицо матери — ледяная маска.
— Это правда, Кэтрин. Твой отец ушел навсегда. Теперь нас только двое — ты и я.
— Как он мог уйти? Он не мог, он любит нас! У матери страшно искажается рот.
— О нет, кажется, он любит кого-то другого. Бекки обходит стол, обнимает Кейт и ведет с собой.
— Пойдем, детка, заварим чай.
Милая, практичная Бекки, подумала Кейт, вспоминая наступившие вскоре страшные дни. Бекки делала все, что могла, но не в ее силах было облегчить боль. Как она вообще вспомнила о Бекки? Гораздо лучше ей запомнилась мать: с трагическим лицом она бродила по дому, как привидение, чистя и полируя все, что попадалось ей под руку.
Сначала Кейт не могла заставить себя поверить в это. Папочка скоро вернется, и все пойдет по- прежнему. Но он не вернулся.
Дом продали, за часть полученных денег купили маленькую квартирку в Хорнси, а остатка вполне хватало на жизнь. Прошло несколько месяцев. Она готовилась к выпускным экзаменам, уже не бегала к двери при приближении почтальона, и ей перестали слышаться шаги отца в холле тесной квартирки, заменившей дом, в котором она выросла.
А теплое, любящее сердце, когда-то отданное отцу, превратилось в кусок льда.
Она очень жалела мать, в юности пыталась сделать для нее все, что было в ее силах, готовила ей ужин, когда мать поздно возвращалась от стариков, у которых она проводила долгие часы, зарабатывая деньги на красивое платье для дочери или заграничную поездку с классом в каникулы. Когда Бекки в один из частых приездов предложила матери обратиться за помощью в службу социального обеспечения, то тут же впала в немилость. Мать гордо заявила ей, что не нуждается ни в чьем милосердии. Она должна была стать Кэтрин и матерью, и отцом.
Когда Кейт закончила школу, она попыталась убедить мать работать поменьше. Девушка заявила, что не будет поступать в колледж, а пойдет на курсы секретарей, чтобы скорее начать зарабатывать, но мать и слышать об этом не хотела. Даже тогда, когда Кейт закончила колледж и поступила на службу, мать все еще продолжала работать.
— Нам нужны деньги, — доказывала она. — Мы купим маленький домик и уедем из этой дрянной квартиры.
Однажды Кейт и Бекки поговорили об этом и впервые не сошлись во мнениях. Кейт стало беспокоить здоровье матери.
— Она очень устает. Слишком много работает она в доме у этих стариков, — сказала девушка. — И что она держится за свою богадельню, когда я сама работаю? Мы могли бы вполне прилично прожить на мое жалованье.
К ее удивлению, у Бекки эти мысли не вызвали сочувствия.
— Кейт, дорогая, давай посмотрим правде в глаза, — недовольно сказала она. — Знаешь ли, твоей матери всегда нравилось разыгрывать из себя великомученицу.
Уязвленная Кейт ринулась на защиту мамочки.
— Ей не нужно разыгрывать великомученицу, — вспыхнула девушка. — Она действительно мученица, как и всякая женщина, от которой уходит муж, бросая ее без гроша в кармане и с дочерью, которую нужно содержать. И она действительно содержала меня: она отдала мне все.
Бекки возразила, что мать могла бы подать в суд на бывшего мужа, если бы не была такой гордой.
— Мать никогда бы не унизилась до этого, — убежденно сказала Кейт.
— Тут ты права, моя дорогая, — пожав плечами, согласилась Бекки, и эта тема больше никогда не поднималась.
Все прошло, но не забылось. Кейт смотрела на конверт, но не видела его. Видно, отец как-то узнал, что мать умерла и что Кейт осталась одна. Зачем же ему писать, если он не собирается просить прощения и что-нибудь сделать для нее?
О нет, горько подумала она, не может быть никакого прощения. Медленно и упорно мать сжила себя со свету. Ты разбил ее сердце, отнял здоровье, а теперь почувствовал вину и решил приползти на брюхе? Я никогда не прощу тебя, никогда, никогда, никогда! Собравшись с силами, Кейт разорвала нераспечатанное письмо пополам, потом на четыре части…
В конце концов она опомнилась. Кейт нашла коробку спичек, отнесла обрывки письма в сад и сожгла их.
Внезапно пламя, слой за слоем пожиравшее бумагу, с отвратительной ясностью осветило выведенные на съежившемся клочке слова «Всегда любящий тебя папа», и через секунду они исчезли.
Оставшуюся от письма горстку пепла Кейт втоптала в землю и медленно пошла на кухню ставить чайник.
Глава 4
Кейт вошла в контору и поставила поднос на письменный стол.
— Думаю, мы заслужили право выпить чаю, — сказала она, указывая на кучу заполненных листов.
Только бы хозяйственные заботы помогли ей избавиться от горечи во рту!
— Конечно, — подтвердил Уилл и повернулся на вращающемся стуле. — Я к вашим услугам, мадемуазель.
Кейт не смогла заставить себя улыбнуться. Она молча разлила чай и поставила на стол тарелку с испеченными Мари миндальными пирожными.
— Спасибо. — Он задумчиво жевал и вдруг спросил:
— Что случилось, Кейт?
Девушка вздрогнула. Она забыла, как он чувствителен. Впрочем, окно конторы выходило в сад; должно быть, он видел, как она жгла письмо.
— Ничего… А что могло случиться? Он принялся изучать потолок.
— Вы получаете письмо. Спустя несколько минут вы с гневом и отвращением сжигаете его в саду. Следовательно, оно вывело вас из себя. Поэтому я слегка встревожился.
— Вы помешались на тайнах, — отрезала она. — Во всяком случае, тут мне ваша помощь не нужна!
— Как знать, — мягко возразил Уилл. Она начала закипать.
— Уилл Рэйвен, скажите прямо, что у вас на уме! Я начинаю уставать от вашей болтовни.
— О'кей, я постараюсь. Письмо от Эдварда, вашего «почти жениха», верно?
— Да, от Эдварда! Но сожгла я не его. Ну что, удовлетворила я ваше несносное любопытство?
— Значит, вы не собираетесь… э-э… порвать с Эдвардом?
Терпение Кейт лопнуло.
— Слушайте, — взорвалась она, — почему вы вмешиваетесь в мою личную жизнь?
— Я отвечу. — В его темных глазах горел такой намек, что она не могла отвести взгляд. У нее перехватило дыхание. — Я сделал это сознательно. — Он умолк, а затем очень медленно произнес:
— Видите ли, я понял, что очень неравнодушен к вам, Кейт.
Девушку затрясло. С ней никогда не случалось ничего подобного, и она ужасно растерялась.
— Вы не… вы не… — бессвязно пробормотала она. — Вы обещали…
— О, не беспокойтесь. Я не собираюсь прыгать через стол и набрасываться на вас, как бы мне этого ни хотелось. Просто я надеялся, что со временем ваше сопротивление ослабеет. Вот и все.
Наконец ей удалось отвести глаза. Она залпом выпила чай и сухо промолвила:
— Думаю, нам следует забыть об этом разговоре. Давайте продолжим разборку писем. Вы еще не раздумали мне помогать?
— Конечно, нет, — неожиданно бодро ответил он, подтягивая к себе ближайшую стопку бумаг. — Я переведу их, и вы сами решите, что с ними делать. О'кей?
