ломаным французским. И ей пришлось сознаться, что плохие известия куда страшнее переживать в одиночку. О, пожалуйста, пожалуйста, пусть у Бекки все будет хорошо!
Наконец он положил трубку. Кейт вопросительно смотрела на него, от волнения вонзив ногти в ладони.
— Ничего определенного, — пожал плечами Уилл. — Ваша тетушка сейчас спит: ей дали болеутоляющее. Ее осмотрели, и похоже на то, что завтра утром будет операция. Больше они ничего сказать не могут.
— Значит, это не аппендицит! — вполголоса произнесла Кейт. — Там диагноз определяется сразу…
Он покачал головой.
— Судя по тому, что сказала медсестра, нет. Лицо Кейт побелело, и он мягко добавил:
— Я, конечно, ни в чем не уверен, но мне показалось, что они не очень взволнованы — значит, и вам не следует волноваться.
Она бессильно опустилась на стул, закрыла мокрые глаза.
— Я попытаюсь. Тетя Бекки очень дорога мне: она моя единственная родственница.
— А где же ваши родители? — спросил он.
— Мама умерла месяц назад.
— А ваш отец?
Она отвернулась к темному окну, и слезы на ее глазах моментально высохли. Свет из конторы падал в сад, освещая клубы сгустившегося тумана. Засохшие остатки прошлогодней брюссельской капусты при таком освещении казались серыми привидениями. Куча вырванных с корнем гороховых кустов ожидала, пока ее вывезут. Все мертво; все кончено.
Губы Кейт раздвинула невеселая усмешка.
— У меня нет отца, — без выражения ответила она.
Девушка не заметила сочувственного взгляда Уилла. Он протянул ей руку.
— Давайте вернемся и посмотрим, не осталось ли по глоточку кофе, предложил он, и девушка позволила отвести себя в гостиную.
Кофейник был пуст.
— Пойду сварю еще, — устало промолвила Кейт. Конечно, это было нетрудно, но утомительный день наконец подкосил ее.
Уилл Рэйвен осторожно усадил ее в кресло.
— С вас хватит, — сказал он. — Я сам сварю кофе. Раз уж вы позволили мне остаться, я должен спеть свою партию в хоре.
— Я не. — начала было Кейт, но он взял свою трость и захромал на кухню.
Кресло было таким уютным… Кто бы мог подумать, что все так быстро переменится? Следа не осталось от высокомерного адепта мужского превосходства, каким он показался ей сначала. Если он и дальше будет таким же милым и дружелюбным, ей не придется жалеть, что она позволила ему остаться. К тому же очень нужно, чтобы рядом был кто-то, говорящий по-французски…
Она зевнула. Признайся, Кейт, ты просто рада, что он остается, и не придумывай для этого никаких оправданий… Она закрыла глаза, и отблески пламени заиграли на ее щеках. Бекки поняла бы ее правильно, если бы Кейт все ей рассказала… Бекки, милая Бекки, у нее все будет хорошо; все должно быть хорошо. Она зевнула снова. Господи, как она устала: то ли она спит… то ли нет…
Открыв глаза, она увидела, что Уилл стоит спиной к огню и смотрит на нее. Его молчание и выражение глаз подсказали ей, что он, наверно, уже давно стоит в такой позе.
Кейт резко выпрямилась.
— О, я… кажется, я задремала. Он подошел ближе и улыбнулся.
— Не удивительно. День у вас был длинный. Ужасно утомительно вести машину от самого Лондона. Вы там работаете?
Он уселся и поставил кофейник рядом:
— Если не секрет, чем вы занимаетесь?
— В последнее время я обучала людей пользоваться компьютерами, купленными у фирмы, в которой я работаю.
— Леди-учитель? — усмехнулся он. Кейт тоже улыбнулась.
— Да вроде того. Слушайте, кофе просто замечательный!
— Это лишь одно из моих маленьких достоинств. Оно неотделимо от профессии писателя.
— И что же вы пишете?
— Все, что продается. В самом разгаре была работа над крутым детективом. Но только я дошел до места, где сыщик говорит своему напарнику, что знает, кто убийца, как грохнулся с тумбочки.
— Да, это должно было сильно расстроить ваши планы, — светским тоном сказала Кейт.
Он подбросил дров в огонь и залюбовался роем искр.
— Я рад, что вы позволили мне остаться…
— Что можно пользоваться компьютером Бекки? — лукаво напомнила Кейт.
— Конечно, это моя премия. У леди-учителя будет право наставлять нерадивого ученика на путь истинный. Вы будете учить меня за дополнительную плату или из любви… к искусству?
Пламя освещало его глаза, в которых прыгали чертики.
— Я вообще не буду ничего делать, если вы станете дразнить меня, строго сказала Кейт. Она остановилась. В этом лихорадочном веселье было что-то опасное, почти непристойное.
— Я иду спать, у меня больше нет сил. Думаете вам будет удобно в этой маленькой комнатке?
— Мне будет удобно даже в собачьей конуре, если вы не станете выгонять меня оттуда. Я не хочу спать; пожалуй, посижу еще немного у огня. Кейт кивнула.
— Спасибо за то, что позвонили в больницу. — Она помолчала. — Знаете, я приняла вас за француза — это тоже способствовало путанице. Вы с виду вылитый француз и говорите по-французски так бегло…
— Ничего удивительного, — ответил он. — Моя мать — француженка. Я провел свои лучшие годы в Париже.
— Понятно. Она жива?
— Умерла восемь лет назад. Она была настоящая леди, добрая, нежная. Мне ее очень не хватает.
— А ваш отец?
— Я никогда не знал его. Он умер вскоре после моего рождения. Бедная мама одна справлялась со мной, — добавил он, криво усмехнувшись. — Я доставлял ей много хлопот.
Кейт попыталась что-то сказать, но ей ничего не приходило в голову. После паузы она пробормотала:
— Ну, я пойду, а то усну стоя. Вы погасите свет?
— Обещаю, — ответил он. — Можете мне верить.
Она кивнула. Странно, она действительно ощущала, что может верить каждому его слову, а не только обещанию выключить свет.
— Спокойной ночи, Уилл, — сказала она, поворачиваясь к двери.
Он томно и чарующе улыбнулся ей.
— Спокойной ночи, Кэтти, — ответил он. Она резко остановилась, как будто ей в лицо ударил порыв ледяного ветра.
— Не зовите меня так, — бросила она. — Не вздумайте назвать меня так еще раз! Уилл немедленно встал.
— Простите, — удивленно произнес он. — Я думал…
— Не надо думать, — быстро ответила она и почувствовала, что слезы обожгли ей глаза. — И не надо так больше говорить.
Она повернулась и начала подниматься по лестнице, оставив его остолбеневшим от изумления.
