не отпускает. Иди.
Наступил период ожидания суда. Я нашел себе замену на радиогазету и стал стажировать нового редактора. Главная проблема была с клубом. У Вовки никак не получалось освоить синтезатор, а других кандидатов просто не было.
- Борис Алексеевич, - начал я, встретив Неведова в клубе, - замены на синтезатор нет, кроме Андрея.
- Его со свинарника не переведут назад. Это распоряжение начальника.
- Поймите, кроме него никто так не разбирается в музыке. Помимо того, что он пишет фонограммы, он хороший руководитель. Вы хотите, чтобы клуб потихонечку затух? Ведь не каждый день сажают таких музыкантов, как Андрей.
- Я-то все понимаю, Соломин, но начальник настроен очень серьезно в отношении него. И подходить к нему с этим вопросом опасно. Поищи пока другую замену.
- Кого? Колхозников, которые расшибут всю эту технику за пару дней? Некого мне вместо Андрея оставлять.
- Поживем, увидим, а ты все равно ищи.
Искать я, конечно, никого не собирался, так как знал, что если меня отпустят, то отпустят и без замены. Не скажет же начальник судье, что в зоне некому музыку играть, и поэтому он против.
В бараке я появлялся только к отбою, так как после перевода так и не привык к новому месту. Единственным человеком в первом отряде, с которым я нашел общий язык, был Стас, который сидел за наркоту. Стаса я знал еще по отрядной работе, так как он тоже занимался делами своего барака. С этим человеком было приятно посидеть перед отбоем в локалке и поговорить о жизни. Парень он был не глупый, а сел за то, что покуривал травку и покупал ее себе стаканами. Ему было тридцать с лишним лет, он был начитан, имел высшее образование. Стас оказался единственным, с кем можно было разговаривать на откровенные темы: по поводу режима, беспредела в колонии, человеческого блядства и всего остального. Я почему то был уверен, что он меня не сдаст за такие беседы.
- Вот освободишься, Юрок, что делать будешь? – спросил меня Стас.
- Домой поеду.
- Ну, это понятно, а придумал, чем заниматься будешь?
- Я ведь музыкант, Стас, играть опять буду. Может, татуировкой займусь. А работать? Не определился пока. До подсидки экспедитором был, а сейчас не возьмут, наверное, в торговлю с судимостью.
- А к Лимонову не собираешься?
- В каком смысле? Заеду, конечно, поблагодарю, может, и он с работой поможет. Не знаю, Стас, там видно будет.
- Юрок, а ты не можешь его попросить, чтобы он книгу про зону нашу написал? Ведь на воле никто не представляет, что такое бывает. Тут же беспредел! Столько судеб людских поломано. Наверное, при Сталине лучше порядки были, чем здесь сейчас.
- Ты меня за живое задел. Мысль по поводу книги у меня возникла еще в карантине, и я весь срок ее вынашиваю. А насчет Лимонова? Я, наверное, обговорю с ним на эту тему, может, согласится. А если нет, то я сам напишу.
- Если напишешь, то мне привет передавай, - пошутил Стас.
«Стас! Тебе привет! Книгу я написал. Насколько правдиво отразил всю сущность нашего арестантского бытия, решай сам».
Оставался день до суда, когда Андрея перевели в клуб. «Раз начальник на это пошел, значит, меня и правда могут освободить», - никак не успокаивался я.
- Осужденный Соломин Юрий Владимирович на заседание Энгельсского Городского Суда прибыл! – у меня тряслись коленки, перед глазами стоял туман.
Я стоял в кабинете начальника колонии, где за столом сидел судья, а по обеим сторонам от него находились мусора, которые, как пираньи, все смотрели на меня, готовые сожрать. Так же я заметил прокурора, который сидел в стороне ото всех. Этого прокурора опасались все, кто собирался на УДО. Говорили, что он часто зарубает ходатайства, и зеки покидают кабинет ни с чем. Адвокат тоже присутствовал в кабинете, что меня немного успокоило.
- Ну, рассказывай, Соломин, почему ты считаешь, что ты исправился и тебя пора отпускать? – этим вопросом судья загнал меня в тупик.
Несколько секунд, которые показались мне вечностью, я стоял, как вкопанный, соображая, что сказать в ответ.
- Ты написал ходатайство с просьбой об освобождении, - продолжал судья, - вот и расскажи, почему ты решил, что тебя пора отпускать?
«Все, это провал. Что я ему отвечу? Сука, какой-то судья нехороший. Как же быть? Ладно, чему быть, того не миновать».
- Я долго думал о той жизни, которую я вел до моего ареста. Я употреблял спиртные напитки, никого не слушал, делал, что хотел. Это привело меня сюда. В колонии я пересмотрел всю свою жизнь. Что я сделал хорошего? Чего я добился в жизни? Ничего. Я не знаю, как сложилась бы моя судьба, не попади я за решетку. Думаю, что кончил бы я плачевно. Только здесь я вспомнил о том, что у меня есть Мать. Я не считался с ней никогда. Она всегда ждала меня, переживала, а мне было наплевать. Для меня важнее всего были мои друзья. Когда меня посадили, обо мне забыли практически все те, кто на тот момент был для меня
