не выслушав ваших к нему претензий. По-моему, вы в мышеловке.
– А где тогда мой сыр? – спросил весело Дронго.
Теперь после благополучного переезда Лоны все выглядело несколько в более розовом свете. Но кто такой этот незнакомец? Он знает о поисках Дронго, знает о наблюдателях, сумел даже найти этот маленький «жучок». Правда, он не совсем интеллигент, это выдает его мышление, его односложные ответы, его речь о мышеловке. Но он, конечно, достаточно неплохо подготовлен. Интересно, действительно ли у него нет оружия? Или это очередной блеф его ночного гостя?
– Вместо сыра вы получите помощь с моей стороны.
– А вы действительно считаете, что это заменит мне сыр?
Кажется, он начал догадываться, кто именно пришел к нему. Но пока это только догадки, нужно проверить все еще несколько раз.
– Во всяком случае, я мог бы предложить вам свою помощь, – ответил незнакомец.
– Помощь в чем?
– В ваших поисках.
– Можно узнать, а что вам заменяет сыр? Или вы работаете из чистого альтруизма?
– Нет, но мне нужна будет вся получаемая вами информация. По-моему, обмен вполне нормальный. Зато у вас не будет неприятностей с наблюдателями, среди которых могут появиться и умнее этих недоумков, с которыми вам придется не так легко.
– Какая трогательная забота о моей скромной персоне! Вы не считаете, что немного переигрываете?
– Вы напрасно так настроены. Ваша экскурсия в Америку может плохо кончиться, – с явной угрозой сказал незнакомец.
Дронго обратил внимание на правое ухо незнакомца. Оно было как-то плотно прижато к голове, словно было сломано еще в ранней молодости. На вид гостю было лет тридцать пять. Он заметил и характерный жест незнакомца, который тот трижды повторил. Тот массировал большим пальцем правой руки остальные четыре пальца. Словно пересчитывал деньги или карты. Карты? Он вдруг понял, кто именно пришел к нему в эту ночь. Понял и впервые расслабился. Кажется, он ждал именно этого гостя.
Все вставало на свои места. Теперь он даже знал, что именно попросит ночной гость у него и какую помощь он может оказать этому знакомому незнакомцу.
– А я принимаю вашу угрозу, – сказал он, – принимаю ее к сведению. Мне тем более нужно быть осторожным, если учесть количество убитых вами людей, Цапля. Вы ведь должны были получить лицензию и на мое убийство?
Впервые в лице гостя что-то дрогнуло и начало рассыпаться.
– Откуда вы знаете? – явно волнуясь, спросил он.
Глава 14
Лагерная жизнь – это особый вид испытаний, который проходят самые стойкие и самые мудрые. Это своеобразный полигон, на котором проверяются мужество индивида, его способность к выживанию, его умение ладить с другими и, если нужно, драться с гораздо более сильным соперником. Лагерная жизнь – это доведенная до экстремального состояния обычная жизнь, помноженная на страхи, насилие, издевательство и голод.
Здесь не прощают никаких ошибок. Здесь за все приходится платить собственной кровью. Андрей усвоил эти истины еще до того, как попал в лагерь. Место для каждого заключенного выбирал сам начальник колонии и строго следил, чтобы новая партия прибывших не занимала места старожилов, словно подтверждая некий кодекс воровских законов для новичков.
Об Андрее Кирьякове было известно достаточно много, и ему выделили достаточно почетное место в углу большой палаты. Занимая свою койку, он обратил внимание на трех мрачноватых типов, сидевших в центре палаты. Несмотря на дневное время, они не выходили на работу. Более того, рядом на тумбочке одного из этой неприятной тройки даже стоял заварной чайник – немыслимая роскошь в колонии. Андрей знал одного из этой тройки. Это был как раз тот самый молодой рецидивист, с которым они вышли в разные сроки из одного детдома.
– Ну, что, – весело сказал именно этот парень, – будем знакомиться. Я Забияка. А ты, кажется, Сказочник. Так тебя все называют.
– Это мое дело, – угрюмо ответил Андрей.
– Ладно, не выпендривайся, – примирительно сказал Забияка, – мы ведь с тобой вроде как родные кореши. Не смотри – не узнаешь. Мы ведь с тобой из одного детдома вышли. Просто я на шесть лет позже тебя вылупился. Директором все еще Соломон Маркович был, царство ему небесное, хороший человек был, душевный.
– Чего-то не помню я тебя, – с явным недоверием произнес Андрей.
– Да ты и не можешь помнить, я на шесть лет младше тебя был. Помнишь, местные ребята у двоих мальцов хлеб отняли? Так вот одним из этих мальцов я был. Ты еще тогда мне свой хлеб отдал. А сам пошел и рожи начистил этим местным ребятам. Про тебя потом долго рассказывали. Тебя даже в милицию забрали, но директор добился твоего возвращения.
– Все-таки не помню я тебя, – поднялся Андрей, подходя к сидевшей в центре палаты группе, – может, ты подставка какая?
Забияка оглушительно захохотал:
– Это я подставка? Да меня вся страна знает. Меня в Тюмени резали, но не смогли добить. А ты говоришь – подставка. Что, правда не вспоминаешь меня?
– А как мы называли директора между собой?
– Ха! Все-таки решил проверить. Царь Соломон звали. Так его вся школа называла, у него еще на шее шрам был от пулевого ранения. Теперь убедился?
Вместо ответа Андрей протянул ему руку.
– Знакомься, – подтолкнул его Забияка, – это наши люди. Они паханы в этой колонии. И без них ничего не решается.
Первый – маленького роста, худощавый, с гнилыми зубами – улыбнулся и сказал:
– Будем знакомы, Сказочник. Много о тебе слышал. Я – Барсук.
Другой, высокого роста, с широкими плечами и большими глазами, молча смотрел на Андрея. Потом нехотя сказал:
– Дружить будем или враждовать?
– От вас зависит, – довольно смело ответил Андрей.
– Храбрый ты и глупый. Знаю, как тебя избили за дурь твою. Поэтому не муддахайся. Так лучше будет. А насчет дружбы подумай. Многие хотят дружить со мной, не всем такая честь выпадает. Здесь либо «шестерки», либо петухи. А паханы только мы. Так что думай, Сказочник, о моих словах.
Он встал и неторопливо зашагал к выходу. За ним поспешил Барсук. Забияка испуганно смотрел им вслед.
– Кто это? – спросил Андрей.
– Зверь, – ответил Забияка, – про случай в тайге слышал? Его работа. Говорят, всех своих товарищей съел и потому живым вышел. Он здесь главный. Смотри, не зли его, вмиг в покойниках окажешься. Видимо, ты ему понравился, раз он тебе про дружбу говорил. Он так просто ничего не говорит.
Так началось знакомство Андрея Кирьякова с лагерной жизнью. Здесь были свои строгие иерархические правила и своя очень жесткая система отношений. В колонии каждый знал свое место и вел себя соответственно занимаемому рангу. Условностей здесь придерживались больше, чем в английском парламенте. Нарушение этикета каралось смертью, и каждый попадавший в колонию новичок заучивал все писаные и неписаные правила наизусть, чтобы раз и навсегда определить свое место в этой системе взаимоотношений.
Даже разделенное на касты древнеиндийское общество было менее разобщенным, чем касты внутри колонии. За общение с опущенными гомосексуалистами, или петухами, здесь наказывали гораздо строже, чем практиковалось в Индии при общении жрецов с «неприкасаемыми». Если гомосексуалист скрывал свое прошлое и осмеливался есть из общей кастрюли или прикасаться к другим заключенным, наказание было более чем строгим, почти обязательная мучительная смерть. Паханы определяли в колонии все правила,
