Полное собрание стихотворений

лучей Огня,
Остается вечно-светлой, девственность храня.

Дети Страсти это знали, строя Город Вод,
Воздвигая стройный Город Золотых Ворот.

Яркость красок, мощность зданий, вал, над валом
вал,
Блеск цветов, глядящих в Воду, в эту глубь
зеркал.

Город-Сказка. С ним в сравненьи людный
Вавилон
Был не так похож на пышный предрассветный
сон.

С ним в сравнении Афины, Бенарес и Рим
Взор души не поражают обликом своим.

Это – сказки лет позднейших, отрезвленных дней,
Лет, когда душа бледнеет, делаясь умней.

В них не чувствуешь нежданных очертаний сна,
Уж не сердце в них, а разум, лето, не весна.

В них не чувствуешь безумья утренней мечты,
Властелинской, исполинской, первой красоты.

В тех, в забытых созиданьях, царствовала
Страсть,
Ей, желанной, предается, вольно, все во власть.

Оттого-то Дети Солнца, в торжестве своем,
Башней гордою венчали каждый храм и дом.

Оттого само их имя – золото и сталь,
Имя гордое Атланта – Тольтек, Рмоагаль.

В будни жизнь не превращая, мир любя, они
Яркой краской, жарким чувством наполняли дни.

До монет не унижая золото, они
Из него ковали входы в царственные дни.

Вход Огнем обозначался в древний Город Вод,
Что иначе звался – Город Золотых Ворот.

Гвоздики

Когда расцветают гвоздики в лесах,
Последние летние дни истекают.
В гвоздиках июльские дни замыкают
Ту юную кровь, что алеет в лучах.
И больше не вспыхнут, до нового года,
Такие рубины, такая свобода.

На черном фоне

На черном фоне белый свет
Меня мучительно пленяет.
И бьется ум. Дрожит. Не знает,
Не скрыт ли страшный здесь ответ.

Боясь принять ответ жестокий.
Вопрос я тайный хороню.
И вновь молюсь. Молюсь – Огню,
В тени Стремнины звездоокой!

Фата Моргана

Фата Моргана,
Замки, узоры, цветы и цвета,
Сказка, где каждая краска, черта
С каждой секундой – не та,
Фата Моргана
Явственно светит лишь тем, кто, внимательный,
рано,

Утром, едва только Солнце взойдет,
Глянет с высокого камня на Море,
К солнцу спиной над безгранностью вод,
С блеском во взоре,
К Солнцу спиной,
Правда ль тут будет, неправда ль обмана,
Только роскошной цветной пеленой
Быстро возникнет пред ним над волной
Фата Моргана.

Красный

Кораллы, рубины, гранаты,
Вы странным внушеньем богаты: —
На вас поглядишь – и живешь,
Как будто кого обнимаешь, —
На вас поглядев, понимаешь,
Что красная краска не ложь.

О, кровь, много таинств ты знаешь!

Когда по равнине пустынной-седой
Скользишь утомленно чуть зрячей мечтой,
Лишь встретишь ты красный какой лоскуток, —
Вмиг в сердце – рождение строк,
Как будто бы что-то толкнуло мечту,
И любишь опять горячо Красоту
И красочный ловишь намек.

О, кровь, я намеков твоих не сочту!

Когда, как безгласно-цветочные крики,
Увижу я вдруг на июльских лугах
Капли крови в гвоздике,
Внутри, в лепестках,
Капли алые крови живой,
Юной, страстной, желающий ласк, и деления
чуждой на «мой» или «твой», —
Мне понятно, о чем так гвоздика мечтает,
Почему лепестки опьяненному Солнцу она
подставляет: —
Вижу, вижу, вливается золото в алую кровь,
И теряется в ней, возрождается вновь,
Взор глядит – и не знает, где именно Солнце,
Где отливы и блеск золотого червонца,
Где гвоздики девически-нежной любовь.

О, кровь, как ты странно-пленительна, кровь!

Вот, словно во сне,
Почудились мне
Столепестковые розы,
В оттенках, в несчетности их лепестков
Вновь вижу, как девственны, женственны грезы,
Но знаю, что страстность доходит почти до угрозы,
Знаю я, как бесконечно богаты уста,
Поцелуи, сближенье, альков,
Как первозданно богаты два рта,
В красноречьи без слов.
Я гляжу, и теряюсь, робею,
Я хочу, и не смею
Сорвать эту розу, сорвать, и познать упоенье, любовь.

О, кровь, сколько таинств и счастии скрываешь ты,
кровь!

Розовый

Румянец яблока, на фоне Сентября,
С его травой-листвой воздушно- золотой,
Румянец девушки, когда горит заря,
Румянец девушки, идущей за водою,
Меж тем как в серебре и в зеркале реки
Мелькают, зыбкие, и пляшут огоньки.

Румянец сладостно-стыдливого незнанья,
Когда услышит вдруг она
Ее смутившее признанье,
И он, сдержав свое дыханье,
Безмолвно чувствует, что радость – суждена.

И наконец еще, румянец тот, предельный,
Когда они вдвоем сливаются в одно,
И чашей полной, чашей цельной
Пьют сладко-пьяное вино,
И в этой неге беспредельной,
В предвестьи сказки колыбельной,
Разбиться чаше суждено.

Предрассветно-лепестковый

Неназываемый цветок,
Который нежен и прелестен,
И каждой девушке известен,
Как всем певцам рожденье строк.
Неназываемый цветок,
Что только раз один алеет,
И повторяться не умеет,
Но все вложил в один намек.
Неназываемый цветок.

Горицветный

Лепестки горицвета, оранжево-огненно-красные,
При основании – с черным пятном.
Не сокрыты ли здесь указанья, хотя и неясные, —
Как и в сосуде с пурпурным вином?
Веселимся, пьянимся мы, любимся, жаркие, страстные, —
Темный отстой неразлучен со дном.

Желтый

Спрошу ли ум, в чем желтый цвет,
Душа сейчас поет ответ,
Я вижу круг, сиянье, сферу,
Не золото, не блеск его,
Не эту тяжкую химеру,
Что ныне стала – вещество
Для униженья моего,
О, нет, иное торжество: —
Подсолнечник, цветок из Перу,
Где знали, как лазурь очей
Нежна от солнечных лучей.

Красный и желтый

Камень и камень, бездушная груда
Камни и камни, их глыба темна.
Все же, в них скрытое, явится чудо,
Только им быстрая встреча нужна.

Камень о камень ударить случайно,
Желтые, красные искры летят,
В темной бесцветности – яркая тайна,
Искры чаруют нежданностью взгляд.

В камне скрываются искры живые. —
Сколько же в нас неоткрытых цветов!
Дайте увидеть цветы золотые,
Быстрая встреча нужна для умов!

Красный и голубой

Красный цвет – горячий цвет,
Голубой – холодный.
Оба шлют глазам привет,
Но мечтой несродной.

Говорит один – люблю,
Все сожгу любовью,
Камни в лаву растоплю,
Небо вспыхнет кровью.

А другой не говорит,
Не грозит, не манит,
В нем спокойный вечный вид,
Вечность не обманет.

Красный все зовет на бой,
Жаждет вновь завязки.
Ум ласкает – голубой,
Правдой детской ласки.

Тяготясь самим собой,
Красный, вихрей полный,
Гонит птиц, зверей гурьбой,
Поднимает волны.

Но, закончен сам в себе,
Ум – покой вмещает.
О покорности Судьбе
Голубой вещает.

Красный, желтый, голубой

Красный, желтый, голубой,
Троичность цветов,
Краски