шишка,Где у того кулак, где штык – дыра,На месте утвержденья – отрицанье,Идеи, чувства – всё наоборот,Всё «под углом гражданского протеста».Он верил в Божие небытие,В прогресс и в конституцию, в науку,Он утверждал (свидетель – Соловьев),Что «человек рожден от обезьяны,А потому – нет большия любви,Как положить свою за ближних душу».Он был с рожденья отдан под надзор,Посажен в крепость, заперт в Шлиссельбурге,Судим, ссылаем, вешан и казнимНа каторге – по Ленам да по Карам...Почти сто лет он проносил в себе — В сухой мякине – искру Прометея,Собой вскормил и выносил огонь.Но – пасынок, изгой самодержавья —И кровь кровей, и кость его костей —Он вместе с ним в циклоне революцийРазмыкан был, растоптан и сожжен.Судьбы его печальней нет в России.И нам – вспоенным бурей этих лет — Век не избыть в себе его обиды:Гомункула, взращенного ПетромИз плесени в реторте Петербурга.
5
Все имена сменились на Руси.(Политика – расклейка этикеток,Назначенных, чтоб утаить состав),Но логика и выводы всё те же:Мы говорим: «Коммуна на землеНемыслима вне роста капитала,Индустрии и классовой борьбы.Поэтому не Запад, а РоссияЗажжет собою мировой пожар».До Мартобря (его предвидел Гоголь)В России не было ни буржуа,Ни классового пролетариата:Была земля, купцы да голытьба,Чиновники, дворяне да крестьяне...Да выли ветры, да орал сохойПоля доисторический Микула...Один поверил в то, что он буржуй,Другой себя сознал, как пролетарий,И почалась кровавая игра.На всё нужна в России только вера:Мы верили в двуперстие, в царя,И в сон, и в чох, в распластанных лягушек,В социализм и в интернацьонал.Материалист ощупывал рукамиНе вещество, а тень своей мечты;Мы бредили, переломав машины,Об электрофикации; средиСтрельбы и голода – о социальном рае,И ели человечью колбасу.Политика была для нас раденьем,Наука – духоборчеством, марксизм —Догматикой, партийность – оскопленьем.Вся наша революция былаКомком религиозной истерии:В течение пятидесяти летМы созерцали бедствия рабочихНа Западе с такою остротой,Что приняли стигматы их распятий.И наше достиженье в том, что мыВ бреду и корчах создали вакцинуОт социальных революций: ЗападПереживет их вновь, и не одну,Но выживет, не расточив культуры.Есть дух Истории – безликий и глухой,Что действует помимо нашей воли,Что направлял топор и мысль Петра,Что вынудил мужицкую РоссиюЗа три столетья сделать перегонОт берегов Ливонских до Аляски.И тот же дух ведет большевиковИсконными народными путями.Грядущее – извечный сон корней:Во время революций водовертиСо дна времен взмывают старый илИ новизны рыгают стариною.Мы не вольны в наследии отцов,И, вопреки бичам идеологий,Колеса вязнут в старой колее:Неверы очищают православьеГоненьями и вскрытием мощей,Большевики отстраивают стеныНа цоколях разбитого Кремля,Социалисты разлагают рати,Чтоб год спустя опять собрать в кулак.И белые, и красные РоссиюПлечом к плечу взрывают, как волы, — В одном ярме – сохой междоусобья,Москва сшивает снова лоскутыУдельных царств, чтоб утвердить единство.Истории потребен сгусток воль:Партийность и программы – безразличны.
6
В России революция былаИсконнейшим из прав самодержавья,Как ныне в свой черед утвержденоСамодержавье правом революций.Крыжанич жаловался до Петра:«Великое народное несчастьеЕсть неумеренность во власти: мыНи в чем не знаем меры да средины,Всё по краям да пропастям блуждаем,И нет нигде такого безнарядья,И власти нету более крутой».Мы углубили рознь противоречийЗа двести лет, что прожили с Петра:При добродушьи русского народа,При сказочном терпеньи мужика —Никто не делал более кровавой —И страшной революции, чем мы.При всем упорстве Сергиевой верыИ Серафимовых молитв – никтоС такой хулой не потрошил святыни,Так страшно не кощунствовал, как мы.При русских грамотах на благородство,Как Пушкин, Тютчев, Герцен, Соловьев, —Мы шли путем не их, а Смердякова —Через Азефа, через Брестский мир.В России нет сыновнего преемстваИ нет ответственности за отцов.Мы нерадивы, мы нечистоплотны,Невежественны и ущемлены.На дне души мы презираем Запад,Но мы оттуда в поисках боговВыкрадываем Гегелей и Марксов,Чтоб, взгромоздив на варварский Олимп,Курить в их честь стираксою и серойИ головы рубить родным богам,А год спустя – заморского болванаТащить к реке привязанным к хвосту.Зато в нас есть бродило духа – совесть —И наш великий покаянный дар,Оплавивший Толстых и ДостоевскихИ Иоанна Грозного. В нас нетДостоинства простого гражданина,Но каждый, кто перекипел в котлеРоссийской государственности, – рядомС любым из европейцев – человек.У нас в душе некошенные степи.Вся наша непашь буйно зарослаРазрыв-травой, быльем да своевольем.Размахом мысли, дерзостью ума,Паденьями и взлетами – БакунинНаш истый лик отобразил вполне.В анархии всё творчество России:Европа шла культурою огня,А мы в себе несем культуру взрыва.Огню нужны – машины, города,И фабрики, и доменные печи,А взрыву, чтоб не распылить себя, —Стальной нарез и маточник орудий.Отсюда – тяж советских обручейИ тугоплавкость колб самодержавья.Бакунину потребен Николай,Как Петр – стрельцу, как Аввакуму – Никон.Поэтому так непомерна РусьИ в своевольи, и в самодержавьи.И нет истории темней, страшней,Безумней, чем история России.
7
И этой ночью с напряженных плечГлухого Киммерийского вулканаЯ вижу изневоленную РусьВ волокнах расходящегося дыма,Просвеченную заревом лампад —Страданьями горящих о России...И чувствую безмерную винуВсея Руси – пред всеми и пред каждым.
6 февраля 1924
Коктебель
Путями Каина
Трагедия материальной культуры
Мятеж
1
В начале был мятеж,Мятеж был против Бога,И Бог был мятежом.И всё, что есть, началось чрез мятеж.
2
Из вихрей и противоборств возникМир осязаемыхИ стойких равновесий.И равновесье стало веществом.Но этот мир, разумный и жестокий,Был обречен природой на распад.
3
Чтобы не дать материи изникнуть,В нее впился сплавляющий огонь.Он тлеет в «Я», и вещество не можетЕго объять собой и задушить.Огонь есть жизнь.И в каждой точке мираДыхание, биенье и горенье.Не жизнь и смерть, но смерть и воскресенье —Творящий ритм мятежного огня.
4
Мир – лестница, по ступеням которойШел человек.Мы осязаем то,Что он оставил на своей дороге.Животные и звезды – шлаки
