возникнуть такие мысли…
— Могли, — соглашается и Андрей. — Но одумается же он в конце концов…
— А когда? — прерывает его Настя. — Не сегодня и не завтра, надо полагать. И не через неделю. За это время мало ли к каким людям может он попасть…
— Но послушайте, — снова приподнимается с дивана профессор. — У вас же есть еще и настоящий детектив, профессиональный. Эта, как ее, Татьяна…
— Татьяна Петровна Грунина, — подсказывает Настя. — Но она тоже, в общем-то, не такой уж детектив. Просто очень добросовестный, хорошо знающий свое дело старший инспектор милиции…
— Ты к ней несправедлива, Настя, — укоризненно качает головой Андрей. — Она действительно талантливая, а главное — очень деятельная…
— Очень деятельная! — фыркает Настя. — Только судьбу свою никак не может решить.
— Это совсем другое. Ты же знаешь, как у них с Олегом все непросто…
— А у нас с тобой все было очень просто?
— Ну, видишь ли…
— Я догадываюсь, конечно, о чем вы, — говорит профессор Кречетов. — Вадим с Варей тоже об этом часто говорили. Но, независимо от этой сложной проблемы, нельзя разве обратиться к старшему инспектору?…
— Нельзя, Леонид Александрович! Татьяна Петровна уже не старший инспектор, а аспирант юридического института.
— А больше не к кому?
— Вместо нее теперь капитан Крамов.
— Вот с ним и посоветуйтесь.
— Он все уже знает.
— Чего же тогда тревожиться раньше времени? Найдет этот капитан Вадима.
— Э, никого он не найдет! — безнадежно машет рукой Настя. — Это вам не Татьяна Петровна…
— Вот она, женская непоследовательность! — смеется Андрей.
— Не смейся, пожалуйста, Андрей, — хмурится Настя. — Тут не криминалист нужен, а психолог. Боюсь, что этими способностями капитан Крамов не обладает. Без нашей помощи ему не обойтись.
— Значит, надо собраться всем друзьям Вадима и посоветоваться, что делать, — говорит Андрей.
2
Они собираются на другой день у Рудакова. Старики Олега ушли в гости к родственникам, и вся квартира в его распоряжении.
Первой приходит Валентина Куницына, потом Анатолий Ямщиков с Мариной. Анатолий внешне почти не изменился, стал только немного полнее. Марина родила ему сына и еще больше похорошела. Заметнее всех, пожалуй, изменился Олег. У него теперь бородка, хотя он сам когда-то высмеивал бородачей своего завода.
— Если ты это для солидности, — сказал ему тогда Анатолий, — то мы тебя и без бороды должны чтить, как свое начальство. Что, впрочем, мы и делаем. А если назло Татьяне Петровне, которая терпеть не может бородачей, то это просто глупо.
Да, конечно, это глупо, он и сам понимает. Просто вспомнился шутливый разговор с Татьяной, которая сказала:
«Если хотите нравиться мне, никогда не отпускайте бороду…»
Угадал Анатолий: он сделал это ей назло. Взяла вдруг досада, показалось, что притворялась она, будто не замечала его робкого ухаживания. Должна же была понимать, что он не Анатолий Ямщиков, который и влюбиться мог с первого взгляда и тут же не только пылкую речь произнести, но и руку предложить. А Татьяна, увидев его с бородой, не обиделась, а возмутилась и с тех пор перестала посещать и «Наше кафе» и завод. К тому времени, правда, она была зачислена в аспирантуру и официально уже не шефствовала над заводской дружиной.
А Олег учится теперь не на философском факультете, а на заочном отделении станкоинструментального. На расспросы, почему ушел с философского, отшучивается: «Мастеру инструментального полагается ведь не философское, а техническое образование».
Олега действительно назначили мастером инструментального цеха, после того как его предшественник ушел на пенсию по состоянию здоровья. Его бригаду инструментальщиков возглавляет Анатолий Ямщиков.
Как только приходят Андрей Десницын с Настей, Олег предлагает:
— Может быть, за чашкой чая все обсудим? Тогда прошу на половину моих стариков. Мама как раз спекла сегодня пирог.
— Какой чай, когда такое дело! — машет на него рукой Анатолий.
— Можно и без чая…
— Пока, — уточняет Анатолий, — потом видно будет, не пропадать же маминому пирогу.
— Ну тогда ближе к делу, — строго произносит Валентина. — Кто просит слова?
— Давай ты первым, Олег, — предлагает Анатолий. — Ты у нас самый рассудительный. Пока на философском факультете учился, освоил небось все законы формальной логики.
— А тут, по-моему, все вне логики, — вздыхает Рудаков.
— Да, пожалуй, — соглашается с ним Валентина. — Вадим в таком отчаянии был, что в прежние времена в подобном состоянии духа — либо в прорубь, либо в монастырь послушником…
— Прорубь явно отпадает по случаю лета, — прерывает ее Настя. — Монастырь тоже исключается, так как таковых поблизости нет. А вот что вы скажете: был Вадим на заводе после того, как вернулся с Кавказа?
— Был.
— Оформил расчет?
— В том-то и дело, что ничего не оформил! — восклицает Олег.
— Числится, значит, в прогульщиках?
— Нет, не числится пока. У него еще отпуск не кончился.
— Так, может быть, он вернется, когда кончится отпуск?
— Не вернется, — уверенно заявляет Валентина Куницына.
— Я тоже думаю, что не вернется, — соглашается с нею Настя. — Во всяком случае, не так скоро.
— А зачем же он тогда заходил? — удивляется Андрей Десницын.
— Это он лично ко мне, — отвечает ему Рудаков. — Спросил, где можно приобрести инструменты для гравировальных работ.
— Гравировальных? — переспрашивает Анатолий.
— Спросил даже, нет ли у меня какой-нибудь литературы по гравированию.
— И ты не поинтересовался, зачем ему это?
— Почему же не поинтересовался?… Он сказал, что хочет выгравировать надпись на медной плите для могилы Вари на гагринском кладбище.
— Может быть, и в самом деле? — вопросительно смотрит на Валентину Настя.
— Не думаю, — покачивает головой Куницына. — Он сказал мне, что будет копить деньги и поставит на ее могиле памятник.
— А пока, может быть, все-таки медную дощечку на могильной плите? — не очень уверенно произносит Марина. — Когда еще заработает он на памятник…
— Я тоже так думаю, — поддерживает ее Настя.
— А почему Андрей отмалчивается? — спрашивает Олег, повернувшись к Десницыну. — Его что, все это не касается?
Андрей действительно сидит молча, прислушиваясь к словам своих друзей. Он в таком же
