– Что-то не верится мне, – возразил разбойник, – чтобы такой безусый юнец решился убить налогового инспектора, ибо за убийство мытаря казнят весь род преступника, не считая младенцев в утробе матери, и страшнее только кара за убийство государя. Кто вы такие?
– Или ты не держал в руках серебряного оменя, что спрашиваешь? – спросил Идасси. – Так дай я тебе подарю штучку!
Идасси вскинул руку и внезапно бросил разбойнику серебряную монету достоинством в два оменя, – единственную монету империи, на которой чеканили облик Инана.
– Великий Вей! – вскричал разбойник, переводя глаза со спутника Идасси на изображение на монете и обратно. – Да они похожи, как печатка и ее оттиск!
А Идасси внезапно выхватил из ножен свой меч, и гарда его, выполненная в форме листа лотоса, усыпанного бриллиантами и украшенного золотым силуэтом дракона, взблеснула в тени деревьев.
– Помнишь ли ты, старый осел, – вскричал Идасси, – рассказ о Двух Мечах Империи и о мече Парчового Бужвы, на алмазной гарде которого дремлет дракон?! Вглядись-ка в мой меч и скажи, видал ли ты налоговых инспекторов с таким мечом?
Разбойник вгляделся в меч и замер с открытым ртом, словно ожидая, что крылатый дракон с гарды вот-вот оживет и взлетит, а потом спросил:
– Если этот человек – тот, который изображен на монете, то кто такой ты и как вы очутились здесь?
– У нас нет времени на беседу на месте, – ответил Идасси, – проводи нас, и мы расскажем тебе, что хочешь.
– Ах, Идасси, – промолвил государь. – Я устал, и я хочу есть и спать. Эти люди уж верно либо убьют нас, либо накормят – нельзя ли принять их приглашение?
– Сплетите носилки и положите на них моего спутника, – ответил Идасси, – а мы с тобой, Рагон Сушка, поедем вперед. Ты мне расскажешь, как ты стал разбойником, а я тебе расскажу, как мы стали беглецами.
Разбойники тут же принесли носилки, которые имелись вверху дороги на случай, если будут раненые или убитые, и положили на них государя. Рагон Сушка и Идасси подъехали к носилкам, и Рагон Сушка сказал:
– История моя не такая занимательная. Я был в здешней деревне пахарем и крестьянином, и я работал больше других и расчистил себе десять делянок в лесу. На этих-то делянках я выращивал дивные дыни, а когда пришло время взимать налоги, в деревню приехал налоговый чиновник и потребовал, чтобы я отдал половину из того, что я получил за дыни, и еще половину от второй половины. Я отказался, и тогда он пригрозил, что натравит на меня деревню. И он в самом деле созвал сход и разделил делянки между общинниками…
– Как так? – сказал государь, – ведь это вы их расчистили.
– Разве вы не знаете, государь, – проговорил Идасси, – что по закону вся земля, кто бы ее ни расчистил, принадлежит общине?
– Какой глупый закон! – поразился император.
– Не знаю, глуп ли он, – ответил Рагон Сушка, – а только на следующий день я зарезал инспектора и бежал в горы, и с тех пор, клянусь богом, я живу лучше, чем раньше, потому что раньше меня грабили чиновники, а нынче я граблю чиновников!
Государь едва слышно вздохнул и опустил ресницы. А разбойник помедлил и продолжил:
– И теперь я живу в лесу и получаю от прохожих все мое пропитание и все сведения о богах и городах. И мне рассказывали, что государь Инан мало что может сделать в государстве, потому что всем правит его мать, и что недавно у него завелся друг из медноволосых варваров. Уж не ты ли это?
– Ты прав, – ответил Идасси, – а Касия приказала арестовать государя, и мы бежим в земли моего народа, чтобы вернуться с хорошей силой и поставить ойкумену с головы на ноги.
– Доброго тебе пути, мальчик, – отвечал Рагон Сушка, – и когда ты будешь проходить обратно, не забудь меня.
Через некоторое время Рагон Сушка отъехал в сторону, чтобы отдать распоряжение, и один из разбойников подъехал к нему тихо и спросил:
– Не лучше ли будет выдать этих двоих? Это искупит все наши прежние преступления, да еще, того и гляди, нам выдадут целую кучу денег.
– Дурак ты, Шамат, – ответил ему Рагон, – если мы выдадим беглецов, эту заслугу присвоят себе местные чиновники, а нас представят пособниками этих двоих. И кучу денег получит Радда и прочая чиновная сволочь, а нам не достанется ничего, кроме веревок для нашей шеи. В случае же, если мы проводим их и поможем им деньгами и лошадьми, они поднимут в ойкумене настоящую бучу, и в такой буче нам уж точно перепадет здоровый кусок!
После этого Рагон Сушка оставил своего подручного и вернулся к Идасси.
– Как ты собираешься ехать дальше? – спросил Рагон. – Не думай, что я хочу выведать твой путь, я просто спрашиваю, не могу ли я чем-нибудь помочь.
– Мы переберемся через горы, – ответил Идасси, – а в Асаке сядем на корабль, который плывет к границе, и по этому поводу я хочу спросить тебя, нет ли у тебя знакомых среди городских воров Асаки.
– Знакомые-то есть, – отвечал Рагон Сушка, – однако не стал бы я на твоем месте доверять городским ворам. Мы, лесные воры, народ честный, – живем одним лагерем, спим за одной оградой, и если и заведется среди нас предатель, то через месяц либо мы его повесим, либо он всех нас выдаст. А городские воры – бог знает что, ты и не поймешь, вор он или соглядатай! Один грабит дома по наводке городской стражи, другой режет по указке городского судьи того, кто недодал судье взятку, а третий и вовсе каждый день пирует с наместником! Стоит этому вору увидеть твой меч, – он его сопрет, а стоит ему разглядеть рукоять украденного меча, как он тебя выдаст. Мне ведь всякая смута по душе, а им, наоборот, во вред. Ведь если вы вернетесь сюда с войском, то я, пожалуй, смогу вернуться в деревню и стать там старостой, а то и начальником области, а городским ворам, если сменится власть, придется приручать новое начальство. Вот поэтому я бы на твоем месте обошел их стороной.
– Ты прав, – сказал Идасси, – не стоит связываться с теми, кто не знает почтительности к государю и только и думает, что о выгоде. Однако можешь ли ты мне помочь?
– Всей душой и в чем только пожелаешь.
– Нет ли у тебя двух молодых покойников?
– Гм. Покойников-то нет, но это не такой товар, который трудно достать. А зачем тебе?
– В столице нас наверняка хватились, и думаю я, что двух мертвецов тоже нашли. Наверняка уже повсюду отправлены извещения задержать двух юношей семнадцати лет, которые пробираются к западной границе в одежде налоговых инспекторов. Кто знает, может, за нами уже скачет погоня. Если бы мы оставили на дороге два переодетых в наши платья трупа, это сбило бы погоню с толку.
Рагон Сушка с радостью исполнил просьбу Идасси. Пока император дремал в носилках, Рагон и Идасси заехали по пути в хижину угольщика, где как раз имелось двое молодых парней, подходящих для задуманного дела.
Этих двоих разбойники убили, и, обрядив в одежду Идасси и Инана, привязали к дереву у дороги. Теперь надо сказать, что в этих местах водятся желтые лесные муравьи, которые очень резво сосут всякую падаль. Рагон проследил, чтобы покойников привязали как раз прямо на муравьиной тропке, и обещал Идасси, что к вечеру следующего дня мало кто сможет разобрать лица покойников.
Государь, угнетенный всем происшедшим, спросил:
– Зачем было убивать этих крестьян, Идасси?
– Стоит пожертвовать тысячью простолюдинов, чтобы спасти одного государя, – ответил Идасси.
В эту ночь Идасси ночевал под звездным небом, и ему не спалось. Как много переменилось за сутки! Еще вчера, когда на небе были те же звезды, он лежал на шелковой подушке в спальне государыни Касии, а сегодня он лежит на прелых листьях. Кто знает, доберутся ли они до Опаловых Гор или голова Идасси скатится в канавку у плахи?
Потом Идасси вспомнил свою ночь с государыней, и странное чувство овладело им. Ему вдруг подумалось, что никогда больше в жизни не будет ему счастья, – такого счастья. Все может достаться ему, и королевский титул, и пост министра, и песни о человеке, который согнул шею империи, и миллионы
