– Они могут его экспортировать. Да и какая разница, главное, оно тут есть.
Опустошив колпачки, наполнили их заново и перенесли к укромному местечку, избранного местожительством. Установив свечки в такие же колпачки, обложились вином, улеглись на пол и заблаженствовали. Боженка устроила голову у меня на плече и прикурила две сигареты.
– Это прямо награда нам за все страдания, – я с наслаждением выдохнула дым и отхлебнула винца, – ты права, Бог не дремлет.
– Угу… – промычала подруга, пытаясь пить, не поднимая головы. Половина пролилась на мое ливийское платье.
– Не свинячь на меня!
– Прости… и-и-к. Но, это ты шатаешься.
– Я не шатаюсь, я лежу. Как я могу шататься?
– Тогда я что ли шатаюсь? Я тоже лежу.
– Погоди, – я прислушалась, – слышишь? Вода плещется… это корабль! Боженка, мы отчалили! Гуд бай, Ливия, да здравствует Турция!
Глава тринадцатая: …к несчастью… к несчастью…
– Ох, Ивка, как же я тебя люблю!
– А я тебя!
– Какие у нас с тобой чудесные мужья! Как ты думаешь, они все еще держатся на плаву?
– Держатся! Наши откуда угодно выплывут!
– Да, с такими женами они должны были хоть чему-то научиться. Слушай, а чего это мы так напились, а?
– А что ты хочешь на голодный желудок?
– Уже ничего не хочу, я спать хочу.
– И я. Давай поспим.
– Давай.
Сон пьяниц очень крепок, поэтому проснулись мы только тогда, когда весь трюм уже был в дыму.
– Что это, Ивка?! – спросонок заголосила перепуганная Божена.
– Кажется, от свечек коробки загорелись! Бежим!
– Куда? Ты что?
– В железной бочке наверняка горючее или спирт! Скоро бабахнет! И дезодоранты еще…
Перебросив ремень винтовки через плечо, я мчалась на выход, вскоре подоспела и Божена. Оперативно распечатав дверь, мы понеслись, чихая, кашляя, расталкивая попадавшихся по пути матросов. Вслед нам неслись изумленные возгласы, но у нас не было времени объяснять, кто мы и что тут делаем.
Мы карабкались по невыносимо маленьким отвесным ступенькам, когда со стороны трюма донеслась канонада – огонь добрался до дезодорантов. На палубе царила суматоха, видать народ уже был в курсе происходящего. Не особо рассчитывая на вакантные места в шлюпках, мы похватали спасательные круги и, перегнувшись через борт, посмотрели, как перекатываются тугие черные волны.
– Может, обойдется еще? – тоскливо произнесла Божена. – Не хочется… туда… может, потушат?
Я обернулась. На палубу вырывались густые клубы дыма.
– Не потушат. Прыгай. Вот-вот бабахнет.
– О, Господи… – подруга перекрестилась, задрала платье до самого спасательного круга и принялась перелезать через борт кормы. – Ива, ты тоже лезь! Я боюсь одна!
– Уже лезу, уже.
Набрав в легкие побольше воздуха и задержав дыхание, я сиганула вниз. Следом, ругаясь на чем свет стоит, полетела Божена. Плюхнувшись в воду, мы усердно погребли прочь от корабля, а судно, освещенное заревом разгорающегося пожара, спешило как можно дальше от нас.
– Ива! – орала подруга, стараясь не отставать от меня. – Тут акулы есть?
– Не знаю! – отплевывалась я, пытаясь перекинуть ремень винтовки поудобнее, с оружием я расставаться не желала, хоть и не знала, будет ли стрелять, когда высохнет? В крайнем случае, пригодится для устрашения.
– А куда мы плывем?
– Не знаю! Просто плывем и все! И я не знаю, где тут берег или спасательные корабли! Я никогда не плавала по Средиземному морю, тем более так, своим ходом!
– У меня голова болит, – всхлипывала Божена, барахтаясь в средиземноморских волнах. – У меня похмелье. Вода холодная. Пить хочу!
– У меня тоже самочувствие не фонтан. Ты греби, давай, греби!
– Я гребу, гребу…
Раздался отдаленный взрыв, но оборачиваться мы не стали, чтобы совсем уж не расстраиваться.
Плыли, а вернее переваливались с волны на волну до полного изнеможения, а когда выбились из сил, безвольно повисли на красно-белых кругах и отдались воле проведения.
– Все время боюсь, что кто-нибудь за ногу тяпнет, – пожаловалась Божена, – и сапоги на дно тянут.
– Ну, так сбрось их.
– Они ужасно дорогие! Это же…
И она назвала какую-то заковыристую фирму.
– Не думаю, что после всего пережитого они будут иметь хоть какую-то ценность.
– Все равно жалко. Слушай, на круге где-то должен быть свисток, да?
– Нет, не должен, он на спасательном жилете.
– А как же мы будем свистеть?
– Никак не будем, увидим корабль и закричим.
– А ты уверена, что мы его увидим?
– Утоплю тебя сейчас! Пойдешь ко дну со всем своим пессимизмом!
Так и встретили рассвет. Вылезло солнце, начало ощутимо припекать.
– Ох! – страдала Божена, надвигая платок на самый лоб. – Давай хоть поплывем, что ли? Невыносимо вот так вот болтаться.
– Давай.
Мы потихонечку гребли, разговаривая о насущном.
– Слушай, какое издевательство в самом-то деле! Пить хочется, воды полно, а не напьешься!
– Да, – вздохнула я, облизывая пересохшие губы, – это подло.
– Думаю, ружье все-таки придется выбросить.
– Это почему еще? Я к нему привыкла, я его люблю.
– А как ты себе представляешь наш подъем на корабль-спаситель? У экипажа наверняка возникнут вопросы. Мы одеты как мусульманки, плаваем на кругах с турецкого корабля, еще и вооружены до зубов, это любому покажется странным, разве нет?
– М-да, – не могла я не согласиться, хотя ружье было безумно жаль. – А ты свой пистолет оставишь?
– Ну да, кобуры же под курткой незаметно. Жарко как, а!
– Хорошо, что не зима, а то помнишь, что с пассажирами «Титаника» стало? Все позамерзали. Спасательные лодки подоспели, а они плавают в жилетах, мертвые все, в инее…
– Ива, замолчи! – взвизгнула Божена.
– Чего ты нервничаешь, не зима же.
Где-то через час на горизонте показалось небольшое судно.
– Корабль, Ива! – завопила Божена. – Мы спасены! Поплыли к нему скорее!
– Главное ори «помогите» по-английски, неизвестно, чей это корабль.
– Хорошо. Help! Help!! He-e-e-elp! Кажется, это опять какой-то грязный баркас! Ну почему нас не хочет спасти белоснежный лайнер с красавцем капитаном?
– Я и на это согласна, лишь бы нас заметили! Плыви, давай, плыви!
– Я плыву, плыву!
– И кричи!
