Вторую половину дня мы провели в селении, которое было наполовину городом, наполовину кемпингом. Здесь было больше анакаона, чем людей. Анакаона все еще выполняли большую часть строительных работ, хотя рабство было запрещено сорок лет назад. Я охотно узнал бы, сколько же им платили.
Макс показал на линию горизонта. — Это там, — сказал он мне. — Где-то там, внутри, приземлился ваш корабль. Анакаона найдут любого, кто из него высадился. Нам ничего не нужно, только найти анакаона.
— А как нам это удастся? — настойчиво поинтересовался я. Я был убежден, что в этом деле есть какая-то загвоздка.
— Нет ничего легче, — ответил Макс. — Мы возьмем в качестве проводников несколько этих ручных «золотых». Поиски протянутся не больше недели.
—
— Нам придется идти пешком, — объяснил он.
— А почему бы нам не воспользоваться вертолетом?
— В джунглях это бессмысленно. Сверху мы ничего не увидим сквозь лиственный покров. Кроме того, анакаона могут вести нас только по земле. Они не могут ориентироваться на высоте птичьего полета.
Я не знал, честны ли были его ответы или он только из принципа хотел создать нам трудности. Это меня не особенно интересовало. Все равно будет по-ихнему. Если Макс говорит, что мы должны идти пешком, значит, мы пешком и пойдем. Спорить было бессмысленно.
Я не чувствовал себя без оружия голым, как это бывало с некоторыми другими людьми, но с другой стороны я не считал очень большим удовольствием неделю или больше топать по джунглям без всякой возможности самозащиты. У Макса был, конечно, лазер, радиопереговорное устройство и сумка первой помощи, но Макс не был той защитой, какой я ее себе представлял. Я не доверял ему ни на грош. Мысль о том, что может ожидать нас в ближайшем будущем, меня не восхищала.
Линда провела вторую половину дня, разговаривая с анакаона, пытаясь услышать необходимую для поисков информацию и уговорить некоторых индивидуумов сыграть роль нашего проводника. Очевидно, о том, что в джунглях приземлился корабль, знали все и знали даже, где он приземлился. Каждый встречный и поперечный мог бы привести нас на место, но это было не совсем то, что нам нужно. Мы хотели найти две вполне определенные персоны, а не выжженный участок земли. Большинство туземцев совсем ничего не знали о лесных кочевниках — они были доставлены сюда колонистами в качестве рабочей силы. Несмотря на это, Линда надеялась найти в этой деревне нужных ей анакаона.
Пока Линда была занята этим, подчинив себе и Макса, мы с Эвой большую часть времени сидели. Это было уже знакомое нам ощущение.
— Как долго это еще протянется? — спрашивала Эва.
— Макс рассчитывает, что нам понадобится неделя, чтобы найти их, ответил я. — Затем еще неделя на возвращение. Даже если пересчитать их короткие дни на стандартные, получится солидный кусок времени.
— Чарлот будет сердиться.
— Ну, ясно, — сказал я. — И что?
Эва не сочла нужным отвечать на этот вопрос.
— Наверняка надежнее было бы выследить лесных жителей на вертолете, заметила она.
Я пожал плечами. — Если нам не дают вертолета, ничего не остается, как идти пешком. Но не делай поспешных выводов об естественном духе противоречия людей «Зодиака». Посмотри на деревья вокруг себя.
Эва посмотрела вверх и, казалось, не увидела ничего необычного.
— У них нет листьев, — наконец, решила она.
— Бросается в глаза. — На своих резиноподобных ветвях деревья имели своего рода кожу. Чтобы усилить активность фотосинтеза, они расправляли эту кожу, как листву. — Но этот трюк не действует, если деревья стоят плотно, — объявил я. — Здесь открытая местность, в джунглях все выглядит иначе. Там имеющееся пространство должно быть использовано как можно эффективнее. Я полагаю, что в джунглях эта кожа расправлена горизонтально, а не вертикально. Тем самым деревья образуют гигантский зонтик. Могу спорить, что лиственная крыша джунглей представляет совершенно непроницаемую зеленую поверхность.
Эва попыталась представить это.
— А как это будет выглядеть изнутри? — спросила она. — С земли.
— Темно, — сказал я.
— И мы должны идти там пешком больше недели?
— Вероятно, там мы будем чувствовать себя лучше, чем до сих пор, рассудительно сказал я. — Ты хорошо спишь?
Она покачала головой. Ей уже было ясно, куда я метил.
Но я все же продолжал: — Наш жизненный ритм нарушен короткими сутками. В джунглях будет возможность снова вернуться к двадцатичетырехчасовому циклу. — Только бы это не было оптимизмом! Во-первых, есть полутьма и абсолютная темнота, и межу ними большая разница. Во-вторых, все остальные члены поисковой группы были приспособлены к семнадцатичасовым суткам и без особого желания воспримут, если для нашего удобства вместо них ввести двадцатичетырехчасовые.
— В любом случае, — добавил я, — я бы на твоем месте не беспокоился о таких мелочах, как странствование в темноте. Мне больше портит настроение то, что нам еще готовит эта банда. — Для равновесия это было пессимизмом в чистом виде.
— Мне этот мир не нравится, — с выражением сказала Эва.
— Все дело в распространении цивилизации во Вселенной, — отозвался я с моим обычным фатализмом. — Таковы миры на сегодняшний день. Чего ты ждала? Твоему брату это тоже не нравилось. Он предпочитал галактические окраины и всегда старался иметь дело непосредственно с туземцами. Вообще-то он не был человеконенавистником, но чувствовал отвращение к вторженцам второй волны — эксплуататорам, денежным тузам и политикам. Он любил естественное состояние. Он не любил вещи отполированными и подготовленными. Ты же знаешь этот синдром — примитивный человек в борьбе против сил природы. Архитипичный герой вестерна.
— Да, — сказала Эва. — Я знаю.
Я нечасто говорил с ней о ее брате. После очаровательной дискуссии, которая состоялась у нас в Нью-Йорке по поводу того, несу ли я и если да, то в какой мере ответственность за его смерть, эта тема как-то смущала нас.
После нескольких мгновений молчания Эва сказала: — И ты такой же.
— Только частично, — возразил я. — Я не тип человеческого героя. Я не романтик, не сторонник Руссо и не согласен с призывом: 'Назад, к природе, на деревья, обезьяны!' Я работаю, чтобы жить, и живу, чтобы работать. Вообще-то наши скитания по окраинам ничего нам не приносят. Ясно, что акулы кусаются, и я их не люблю. Они плавают туда, где можно что-то раздобыть. В воде с ними нужно считаться, но бессмысленно ненавидеть их за это. Сейчас Вселенная так быстро сокращается, что нужно уметь жить с каждым, нравится он тебе или нет. Тебе не найти мир-сад, где ты могла бы прожить в мире до конца дней своих. Рай стал товаром для продажи. Компании внедряются на какую-нибудь планету, делают ее слегка обтекаемой с косметической точки зрения и начинают распродажу. В этом они настолько деловые, что затрачивают на все не больше года. С деньгами можно прямо на месте создать сказочную страну. Конечно, при этом они не придерживаются правил хорошего вкуса. С эстетическими принципами денег не заработаешь. Сейчас невозможно скрыться нигде. Нигде. Приходится жить с людьми. В сравнении с торговыми обществами сброд «Зодиака» — толпа дикарей каменного века. Они не могут использовать ничего, что хотя бы отдаленно приближалось бы к технологии, например, «Карадока». И все же — как долго еще простоят джунгли? Сколько времени еще пройдет, пока колонисты не займут всю планету? Неужели ты всерьез думаешь, что человеческая раса уберет свои руки хотя бы с одного пятнышка Галактики? Чего ради? Так уж оно есть. И с этим нужно жить. Нет смысла прятать голову в песок и изображать страуса. О'кэй?
— Великолепно, — ответила Эва. — Как ты любишь человечество и его великие мечты! Я могу
