Мужчина в меняющемся мире

разных странах стабильность брака сильно варьирует, а там, где брак уступил место сожительству, вероятность распада союза повышается.

По сравнению с прошлым, у современных мужчин и женщин заметно ослабла мотивация как к вступлению в брак, так и к деторождению. Вследствие эмансипации сексуальности от репродукции, символическим показателем «мужской силы» давно уже стало не количество произведенных на свет детей, а сама по себе сексуальная активность. В ситуациях, когда деторождение было выгодно мужчинам (например, при распределении земли в общине по душевому принципу) или хотя бы не сопряжено с личной ответственностью, эти моменты не различались, но в повседневной жизни, как в браке, так и вне его, мужчина привык заботиться о том, как удовлетворить свои сексуальные потребности, не становясь отцом. Появление в конце ХХ в. женской гормональной контрацепции позволило мужчинам переложить эти заботы на плечи самих женщин, но одновременно дало женщинам дополнительную власть. Сегодня сексуально образованная женщина может принять важнейшее репродуктивное решение без согласия и даже без ведома своего партнера, что порождает целый ряд сложных моральных и юридических вопросов, связанных с установлением отцовства.

Еще один источник мужской неуверенности – генетическое определение отцовства, благодаря которому некоторые мужчины узнают, что воспитываемые ими дети на самом деле зачаты не ими. В среднем, доля таких детей, по подсчетам Джона Мура, составляет 3,7 %, то есть почти каждый 25-й ребенок появляется на свет не от того мужчины, который считается его отцом (см.: Geary, 2006). Получается, что детей не обязательно иметь, трудно содержать, легко потерять и в придачу они могут оказаться чужими.

Ослабление родительской мотивации неравномерно в разных странах. В среднем по Европе, не хотят иметь детей меньше 10 % опрошенных, но в Западной Европе (Германии, Нидерландах и Бельгии) их доля существенно выше.

Возлагать ответственность за снижение потребности в детях исключительно и даже преимущественно на мужчин нет оснований. По данным двух американских национальных опросов (National Survey of Families and Households, 1987–1988, 10 648 респондентов, и General Social Survey, 1994, 1 395 респондентов) по сравнению с 1970 г. бездетность стала для американцев более приемлемой. Почти пятая часть опрошенных не согласились с традиционными нормами, ставящими родительство выше бездетности, и две пятых ответили на этот вопрос нейтрально. С суждением, что бездетные взрослые могут иметь более насыщенную и яркую жизнь, согласились или заняли по отношению к нему нейтральную позицию 86 %. При этом женщины, особенно с высшим образованием, принимают, хотя не обязательно одобряют, идею бездетности чаще, чем мужчины, которые настроены более пронаталистски (Koropeckyi-Cox, Pendell, 2007а, 2007б). Эту тенденцию, связанную с ростом женского образования и вовлечением женщин в трудовую деятельность, демонстрируют и другие исследования. Впрочем, гендерные различия в этом вопросе тесно связаны с целым комплексом социокультурных факторов.

Характерная тенденция постиндустриального общества – увеличение числа и признание социального статуса холостяков.

Холостяки. Исторический экскурс

B традиционном обществе вступление в брак было обязательным компонентом мужской идентичности. Во многих древних обществах холостяков осуждали и даже наказывали. В Спарте им запрещалось присутствовать на гимнастических соревнованиях девушек, а зимой их заставляли голыми маршировать вокруг рыночной площади, распевая унизительную для них песню. Младшие по возрасту, но женатые мужчины не обязаны были их уважать. В Афинах таких законов не было, но старых холостяков презирали. В древнем Риме холостяки платили более высокие налоги, чем женатые, такая практика иногда встречалась и в Средние века. В некоторых немецких городках до сих пор сохраняется обычай, обязывающий мужчину, не женившегося до 30 лет, подметать ступеньки ратуши, пока его не поцелует какая-нибудь девушка.

Пренебрежительное отношение к холостяцкому статусу отражено в истории языка. В некоторых языках само слово «холостяк» подразумевает нечто незаконченное, незавершенное. Например, английское bachelor происходит от старофранцузского bacheler – молодой рыцарь, находящийся в стадии обучения, и восходит к латинскому baccalarius – зависимый крестьянин. В английский язык оно пришло около 1300 г. и первоначально означало низшую стадию рыцарства; это были бедные вассалы, которые не могли иметь собственную дружину и стяг, либо молодые люди, еще не достигшие статуса взрослого рыцаря. С XIV в. это слово применяется и к младшим членам ремесленной гильдии или церковной иерархии, клирикам низшего ранга, например молодым монахам, и обозначает также младшую, предварительную ступень университетского образования (baccalarius или baccalaureus). В Парижском университете в XIII в. впервые появилась младшая ученая степень бакалавр. Значение «неженатый мужчина» впервые зафиксировано в 1385 г. (http://en.wikipedia.org/wiki/Bachelor).

Этимология русского слова «холостой» остается спорной. Славянский корень холл восходит к индоевропейскому ksol – скрести, драть, далее – чистить, мыть, ухаживать, холить. «Холостой» буквально – чёсанный, мытый, коротко стриженный. Диалектное «холостить» означает «коротко стричь». Это значение обусловлено обрядом стрижки волос у подростков.

В русской деревне крестьянского парня, сколько бы ему ни было лет, до брака никто всерьез не воспринимал: «холостой, что бешеный», «холостой – полчеловека». Он – не «мужик», а «малый», находящийся в подчинении у старших. Он не имеет права голоса ни в семье («не думает семейную думу»), ни на крестьянском сходе. Полноправным «мужиком» он становится только после женитьбы (Миронов, 2000. Т. 1. С. 161). Возрастные нормы и представления о совершеннолетии варьировали в разных губерниях, но были весьма устойчивыми. Хотя брачный возраст постепенно повышался, вступление в брак было практически всеобщим. По данным переписи населения 1897 г., в сельском населении Европейской России к 40–49 годам лишь около 3 % в мужчин и 4 % женщин никогда не состояли в браке (Тольц, 1977).

Сегодня брак, как и деторождение, – дело свободного выбора. В 1977 г. холостыми были 63,7 % американцев от 20 до 24 лет, а в 1994-м – 81 %; среди 25—29-летних мужчин доля холостых за эти годы выросла с 26 до 50 % (Chudacoff, 1999. P. 268). Отчасти это объясняется повышением среднего возраста вступления в брак, а отчасти увеличением числа незарегистрированных партнерств. Многие американцы предпочитают холостяцкую жизнь. В 2005 г. в возрастной категории от 18 лет и старше холостыми и незамужними были около 90 миллионов человек, что составляло 41 % общего числа совершеннолетних в стране. 60 % одиноких граждан США никогда не состояли в браке, 25 % разведены и 15 % вдовствуют. С 1980 г. каждую третью неделю сентября в США отмечается «неделя одиночек». Из-за того что многие американцы не хотят называть себя одинокими, в 2006 г. традиционное название было изменено. Теперь это – «неделя неженатых и незамужних людей», с таким определением могут согласиться и родители- одиночки, и вдовствующие люди, и те, кто официально не регистрирует брак. (Демоскоп WEEKLY. № 257– 258. 18 сентября – 1 октября 2006).

Нетрадиционные браки и формы семьи означают и более широкое распространение нетрадиционных моделей отцовства: разведенные отцы; отцы, живущие отдельно от своих семей; приемные отцы, воспитывающие неродных детей (отчимы); отцы-одиночки, воспитывающие детей без матери; отцы-геи; несовершеннолетние отцы и т. д. Раньше от этих категорий пренебрежительно отмахивались как от «неполноценных», «ненастоящих» или считали их маргинальными. Сейчас их признают (как можно не признавать действительность?!), внимательно изучают, стараются понять их специфические проблемы и помочь им максимально успешно воспитывать своих детей. Эволюция нормативного канона отцовства, с одной стороны, отражает, а с другой – стимулирует перемены в повседневной жизни.

Особенно важно изменение оценочных критериев отцовства. Этот исторический процесс начался очень давно. В доиндустриальном обществе «хороший отец» был, прежде всего, воплощением власти и инструментальной эффективности. Хотя в патриархальной крестьянской семье отец непосредственно не ухаживал за детьми, сыновья проводили много времени, работая под его руководством. В городской среде под давлением таких факторов, как пространственная разобщенность труда и быта и вовлечение женщин в профессиональную работу, традиционные ценности отцовства меняются. Как работает отец, дети уже не видят, а по количеству и значимости своих внутрисемейных обязанностей он явно уступает матери. Это