каждом удобном и неудобном случае дружки шутили над Никитой, ставшим отныне постоянным объектом для насмешек.
Прошло две недели. В один из вечеров она задержалась в офисе и уже перед самым уходом направилась в раздевалку, чтобы принять душ и переодеться. Она разделась и встала под струи холодной воды. Сквозь ее плеск она услышала, как скрипнула дверь душевой. Она не стала оборачиваться. Сюда часто заглядывали женщины, чтобы принять душ. Но тяжелое дыхание у нее за спиной заставило ее обернуться. Рядом стояли гнусно ухмыляющийся Никита и двое его друзей. Она по их лицам вдруг поняла, что они пришли сюда не просто так и почему они вошли в душевую именно тогда, когда она оказалась здесь одна.
Она стояла раздетая, даже не пытаясь прикрыться под плотоядными взглядами мужчин. Один из вошедших демонстративно подошел к двери и запер ее изнутри. Она поняла, что любое сопротивление бесполезно, все трое были хорошо подготовленными, тренированными мужчинами. Она с ними не могла справиться.
– Выходи, – предложил ей Никита, – посмотрим, какая ты в деле.
Она наклонилась, словно пытаясь поправить тапочки, и, вдруг подняв их, с силой ударила Никиту в лицо. Тот дрогнул, на миг растерялся. Она оттолкнула второго и резко бросилась в двери. Но мимо третьего ей пройти не удалось. Ее схватили, бросили на скамью. Трое здоровых мужчин не оставили ей никаких шансов. Ее насиловали грубо, намеренно причиняя боль. Особенно старался Никита, попросту измывавшийся над ней. Сначала она дико сопротивлялась, кусалась, кричала, отбивалась. Но уже после первого мужчины затихла, с ненавистью глядя в потолок. Третий долго колебался, прежде чем приступить к делу, настолько безжизненной и холодной она выглядела. Но, понукаемый насмешками со стороны Никиты, он все-таки решился. Изо рта у него пахло особенно мерзко, и она отворачивалась, чувствуя на себе его тяжелое тело.
Потом они ушли, и она, поднявшись, снова встала под душ. Она сама удивлялась собственному поведению. Она не плакала, не кричала, не причитала. Просто судорожно мылила и мылила свое тело, словно пытаясь избавиться от грязи, в которую ее швырнули. В этот вечер она приехала домой значительно позже обычного.
Юра был уже дома. В перерывах между интенсивными курсами лечения он появлялся дома, непривычно притихший и всегда загадочно улыбавшийся. Он научился неплохо готовить, гораздо больше теперь занимался с сыном, который, видя состояние отца, пытался его подбодрить.
В этот вечер она не стала ужинать. Сославшись на усталость, сразу же отправилась спать. Когда ночью она вдруг почувствовала на своей груди руку Юрия, то, судорожно вздрогнув всем телом, попросила его:
– Только не сегодня.
– Хорошо, – печально согласился он. За все годы их супружества она впервые отказала ему. Но Юрий не стал настаивать, а, повернувшись к стене, довольно быстро уснул. А она еще долго лежала с открытыми глазами, словно решая, что именно ей теперь делать.
На следующее утро она появилась в зале, как обычно, подтянутая и спокойная. Она слышала сальные шуточки за спиной, грязные предложения, но не реагировала на них, держа себя холодно и отчужденно. Так продолжалось три дня. В конце третьего дня, выждав момент, когда Никита остался один, она вошла в раздевалку, захватив с собой довольно тяжелую швабру. Он даже не понял, в чем дело, когда она резко ударила его под дых. Задохнувшись, он сел на пол. Потом она долго избивала его, стараясь попасть по лицу. И лишь когда он перестал кричать, она выбросила швабру и вышла из раздевалки.
Никиту увезли в больницу, а Федору Дмитриевичу пришлось приложить немало усилий, чтобы замять этот скандал. Все догадывались, кто именно так отделал Никиту, но никто не решился сказать об этом ни руководству компании, ни прибывшим для разбирательства сотрудникам милиции.
А на следующий день Катерину вызвал начальник службы безопасности. В прошлом он служил в КГБ, дослужился до генерала. Сейчас он сидел в своем кабинете, грозно глядя на стоявшую перед ним женщину.
– Я все знаю, – сказал генерал. – Все, – подчеркнул он именно это слово, давая понять, что ему известны мельчайшие подробности поведения собственных сотрудников.
– Мы уволим их всех, – продолжал генерал, – всех троих. Но и ты должна нас понять. После случившегося ты не можешь работать в нашей компании. Надеюсь, это ты понимаешь?
– Понимаю, – кивнула она.
– У тебя большая семья?
– Муж, сын.
– Говорят, муж у тебя…
– Это мои проблемы, – довольно невежливо перебила она генерала.
Тот с интересом взглянул на нее.
– Ну-ну, – сказал он. – И как только они решились на такое… В общем, так. Работать у нас ты не будешь. Но без работы не останешься. Один мой старый знакомый ищет специалиста для какой-то важной работы. Ему как раз нужна хорошо стреляющая женщина. Скажу тебе честно, не знаю для чего и не хочу знать. Но гонорар они обещают выплатить солидный. А кто может быть лучше, чем чемпионка мира по биатлону. Ты согласна?
– Что я должна делать?
– Не знаю, – раздраженно сказал генерал, – и учти, что тебе совсем не обязательно соглашаться. У нас есть место на базе. Это, правда, за городом, но не очень далеко. Нужно ехать на электричке. Если захочешь, мы тебя туда и переведем.
– Спасибо, – поблагодарила она, продолжая стоять. Он не предлагал ей садиться. Генерал вообще не любил фамильярностей в общении с сотрудниками.
– Где я могу увидеть вашего знакомого? – деловито спросила она. – Куда мне ехать?
– Они обычно присылают свою машину. – Он с интересом посмотрел на стоявшую перед ним женщину. – Значит, ты его одна так измордовала? Ну-ну, молодец. Дала настоящий урок стервецу.
Женщина стояла перед ним, глядя прямо в глаза. Стояла и молчала. Генерал чуть смутился, поднялся.
– Машина будет через полчаса, – отрывисто сообщил он, – можешь идти. И помни: если тебе не понравится, можешь вернуться. Что-нибудь придумаем… Я тебя всегда приму обратно.
Она кивнула головой в знак благодарности. Ни на какие слова уже не оставалось сил. А через полчаса действительно приехала машина…
– Мне говорили, что вы были чемпионкой мира по биатлону, – сказал человек без лица, сидевший напротив нее за столом. Вернее, лицо у него было. Но столь бесцветное и блеклое, что его невозможно было запомнить. Такое бывает у специально натренированных филеров, призванных работать в службе наблюдения, не обнаруживая своей заинтересованности в поведении объекта. Она не знала таких нюансов, но ее поразила именно бесцветность собеседника.
– Была, – призналась она, – но только в эстафете. В индивидуальных гонках я выигрывала лишь чемпионат Союза.
– Какая разница? – Он пожал плечами. – Меня не интересует качество вашей биатлонной подготовки или количество медалей. Меня волнует только один вопрос: как именно вы стреляете?
– Нормально. – Она была удивлена. Этот тип должен был знать, что чемпионом мира даже в эстафетной гонке вряд ли могла стать спортсменка, плохо стреляющая на дистанции. Такую просто не включили бы в сборную.
– Поедем в тир, – предложил человек без лица, – мы должны убедиться, как именно хорошо вы стреляете.
– Зачем? – Она не удержалась от вопроса, хотя почему-то понимала, что вопросов задавать не следует.
– Нам нужна женщина примерно вашего возраста, которая сумеет аккуратно выстрелить, – пояснил ее собеседник.
– Выстрелить в кого? – шепотом спросила она.
– Ах вот что вас волнует, – усмехнулся человек без лица. – Нет, не беспокойтесь. Никого убивать не
