– Речь идет о завтрашнем заседании кабинета министров, – быстро объяснил Тальковский, – комиссия, которую вы возглавляете, решила остановить поставки австрийским компаниям, вообще приостановить поставки энергоресурсов через Украину. Нам кажется, что это не совсем верное решение.
– Мы об этом уже говорили, – заметил Лепин.
Он был явно разочарован. Он думал, что Тальковский умнее. Они ведь уже говорили об этом. Тем более что час назад все было решено и с премьером. Лепин усмехнулся. «Банкир теряет чувство реальности», – подумал он.
– Я помню, – сказал Тальковский, – но вы не захотели выслушать наши доводы. Мне кажется, что поставки нельзя срывать. Это скажется и на имидже нашего государства, и на наших партнерских отношениях с Западной Европой. Наконец, такое решение нанесет удар по нашим отношениям с Украиной.
– Возможно, – согласился Лепин, – но решение уже принято. Комиссия не может его менять. Извините меня, но этот вопрос уже закрыт.
– Вы уверены? – тихо спросил банкир. – Мне кажется, что вы несколько поторопились. Еще есть время изменить заключение комиссии, и я уверен, что премьер с вами согласится.
– Нет. Это невозможно.
Лепин уже взялся за ручку дверцы, чтобы выйти из машины, когда Тальковский быстро сказал:
– Подождите, пожалуйста.
Лепин оглянулся на него. «Интересно, какие еще доводы остались у банкира?» – подумал он. И в этот момент Тальковский протянул ему кассету.
– Я хочу посоветовать вам посмотреть этот фильм до того, как вы примите окончательное решение. Думаю, доводы, которые содержатся в этой кассете, должны убедить вас принять более справедливое решение.
– Не думаю, – усмехнулся Лепин, – а кино я уже давно не смотрю. Мне кажется, я вышел из того возраста, когда меня больше всего интересовали фильмы.
– Этот вам понравится, – сказал банкир, – я думаю, будет правильно, если мы свяжемся с вами через полчаса. Надеюсь, у вас в кабинете есть видеомагнитофон?
– Найду, – захватив кассету, Лепин вышел из автомобиля, сильно хлопнув дверцей.
Наверх он поднимался, глядя на кассету и гадая, что именно в ней может быть. В кабинете у него нужной аппаратуры не было, и он попросил помощника принести видеомагнитофон и подключить его к телевизору. Пока помощник возился с техникой, Лепин сидел в своем кресле, глядя на кассету. Он хотел попросить помощника вставить кассету, но потом решил, что посмотрит ее в одиночестве. Когда помощник вышел, Лепин вставил кассету. И сразу услышал чей-то громкий смех.
Он пригляделся. Непонятные тени, возня. Сколько там человек? Двое, трое, четверо? И почему все голые? Кажется, этот банкир перепутал кассеты, прислав ему порнофильм. Где его доводы? И вдруг он с ужасом услышал собственный голос:
– Как тебя зовут?
Женщина молчала. Другая засмеялась. Лепин привстал со стула. Теперь он понимал, кто именно оказался на этой пленке. Он узнал не только себя, но и женщин. Вот эта, высокая, понравилась ему больше других. «Какой ужас. Как можно вести себя так по-скотски?! Как можно себя так вести…» Он застонал…
В этот момент дверь в кабинет открылась, на пороге появилась секретарша с чаем.
– Закрой дверь, – рявкнул Лепин.
Испуганная девушка едва не выронила поднос. Попятившись назад, она закрыла дверь. Лепин стоял, глядя на экран, и чувствовал, как дрожат щеки. Запись была прекрасного качества. Его сразу можно было узнать. «Черт возьми! – Значит, банкир решил его шантажировать. – Откуда он взял эту запись? Откуда?…» Он попытался вспомнить, где провел ночь с проститутками. Он подскочил к телефону и набрал номер Михелевича.
– Слушаю вас, – раздался привычный голос Виталика.
– Сволочь! – закричал Лепин, не отрывая глаз от экрана телевизора. – Грязный подонок, мерзавец, сводник…
– Что случилось? – прошептал дрожащими губами Михелевич. – Что произошло?
– Ты еще спрашиваешь! Кто сделал эту кассету? Кто ее сделал?
– Какую кассету? Я ничего не знаю… Я не знаю… Честное слово… Ничего…
– Мерзавец, – Лепин бросил трубку с такой силой, что телефон жалобно звякнул.
На экране были просто немыслимые сцены. Он подскочил к телевизору и выключил его. Достал кассету. Ему хотелось разбить, сломать, уничтожить ее. Но сделать это было нельзя. Он посмотрел на кассету. И в этот момент зазвонил телефон. Телефон правительственной связи. Лепин взглянул на него невидящими глазами. Затем поднял трубку.
– Я вас слушаю.
– Вы посмотрели кассету? – узнал он голос банкира.
Эти несколько секунд должны были вместить все. И его дальнейшую карьеру, и связи, и честь – его и семьи. И возможность отмены решения, и завтрашнее заседание… Нужно было подумать. Но сейчас он не мог реагировать спокойно. И он сделал то, что мог сделать любой человек в его положении.
– Иди ты на… – выругался он и бросил трубку.
В этот вечер он сидел в кабинете до полуночи. Перед ним лежали документы комиссии, который он должен был завизировать. Документы так и остались лежать на столе. Он уехал домой в первом часу, так ничего и не решив. Заседание было назначено на завтра, на двенадцать часов. Приехав домой, он с облегчением увидел, что жена и дочь уже спят. Он прошел на кухню и курил до утра, размышляя о своем положении. Кассету он привез домой и к утру заставил себя снова просмотреть ее. Не оставалось никаких сомнений. Если запись покажут по телевидению, ему придется уехать из страны. Или застрелиться. Других вариантов не существовало. Он не знал, что ему делать. И только утром он вспомнил про Рашковского.
«Клин клином вышибают», – подумал Лепин, доставая телефон.
В восемь часов утра он позвонил личному секретарю Валентина Рашковского. В девять часов утра они встретились в офисе руководителя компании «Армада».
Лепин приехал на встречу, захватив с собой кассету. За эту ночь он постарел на десять лет. Теперь ему требовалась помощь. В конце концов, приостановка поставок сырья в Австрию и поставки его в обход Украины были предложены компанией Рашковского, которая контролировала белорусские трубопроводы.
Владислав Николаевич вошел в кабинет, сжимая кассету в потных руках. Хозяин кабинета шагнул к нему первым, протягивая руку.
– У вас появились проблемы? – спросил Рашковский.
– Да, – непослушными губами произнес Лепин. – Мне нужна ваша помощь.
Валентин Рашковский был сравнительно молодым человеком. Ему было чуть больше сорока. В городе знали, что это не только очень богатый человек. И очень влиятельный. Ходили упорные слухи, что собравшиеся на свой сход «воры в законе» единогласно избрали банкира Рашковского своим «верховным судьей», неким главой комиссии, которая разбирала споры между крупными авторитетами. Мнение комиссии считалось окончательным и не подлежало обжалованию. Не говоря уже о том, что за словами комиссии стояли тысячи стволов и ножей бандитских банд от Дальнего Востока до границ с Прибалтикой.
– Какое у вас ко мне дело? – нахмурился Рашковский.
Они с Лепиным были очень похожи. Только у Рашковского была более благородная и красивая внешность. Его предки были польскими переселенцами, оказавшимися в ссылке в Грузии, а среди предков его матери были даже менгрельские цари, что очень помогло Рашковскому во время выборов некоронованного короля преступного мира. Не секрет, что почти половина авторитетов была из Грузии. А вместе с армянскими, азербайджанскими и северокавказскими преступными авторитетами они насчитывали почти три четверти всех известных «воров в законе».
– Вот, – выдавил из себя Лепин, протягивая кассету хозяину кабинета.
Когда Рашковский взял кассету, Лепин, тяжело вздохнув, едва не застонал. Теперь от него уже ничего не зависело. Теперь все будет решать сам Валентин Рашковский.
