начала суда, его просто отложат. Получается, что вы сознательно затягиваете рассмотрение дела. Я сейчас позвоню прокурору. Или следователю.
– Не нужно никому звонить, – мрачно сказал майор, – проходите. Только учтите, что я обязательно доложу о вашем помощнике своему руководству.
– Докладывайте, – согласился Славин.
Они вошли в следственный изолятор, прошли металлоискатель.
– Сдайте ваши телефоны, – попросил майор.
– Мне всегда разрешали его проносить с собой, – возразил Славин.
– А сегодня нельзя, – отрезал майор, – и все металлические предметы тоже сдайте.
– Вам не кажется, что вы уже просто превышаете свои полномочия? – поинтересовался Славин. – И не имеете права требовать у нас наши телефоны.
– Тогда я вас не пропущу, – зло пообещал майор, – можете жаловаться.
– Возьмите наши телефоны, – предложил Дронго, сжимая локоть Славина. – Он ищет любой повод для скандала, – пояснил он Вячеславу, – не нужно спорить. В конце концов, он всегда может сказать, что нельзя проходить к заключенному именно сегодня. Объявить карантин или нечто в этом роде.
Славин отдал свой телефон, и они прошли дальше. В длинном коридоре было мрачно и темно. Им отвели последнюю комнату, в конце коридора. Дронго и Славин расположились на стульях в ожидании заключенного.
– Вот так всегда, – сказал Славин, – пользуются любой возможностью, чтобы меня унизить или оскорбить. Я лучше выйду узнаю, как они планируют организовать ознакомление с материалами дела. Нужно будет, чтобы Тевзадзе с ними знакомился и расписывался. Раньше это делали в прокуратуре, а сейчас, после создания нового следственного комитета, ничего не известно.
Он поднялся и вышел. Дронго остался один. Он увидел небольшую камеру, висевшую в углу, и усмехнулся. Конечно, по закону свидание заключенного с адвокатом должно проходить без свидетелей. И тем более без камеры, наблюдающей за ними. С другой стороны, руководство следственного изолятора всегда может объяснить это обстоятельство, мотивируя тем, что камеры установлены для помощи самим адвокатам, и они лишь наблюдают без включения звука. Что все равно будет нарушением. Но такие частности уже никого особенно не волнуют.
Дверь открылась, и вошедший сержант доложил, что привели заключенного. Дронго кивнул ему, разрешая ввести Тевзадзе. Сержант позвал заключенного. В комнату вошел мужчина среднего роста. Он был явно измучен, на лице были еще не зажившие ссадины. Пиджак и брюки на нем болтались, словно были взяты с чужого плеча. Он все время придерживал брюки, которые могли просто упасть. Дронго обратил внимание, что пуговицы на брюках были перешиты, чтобы они просто не упали без ремня. Темная рубашка была расстегнута. Он устало взглянул на Дронго, не высказывая удивления.
– Вы свободны, – разрешил сержанту Дронго.
Тот кивнул и вышел за дверь. Тевзадзе стоял у стола, глядя на незнакомца.
– Садитесь, – предложил Дронго.
Заключенный молча опустился на стул. Он даже не спросил – почему нет прежнего адвоката, кто сидит перед ним и почему его вызвали. Было видно, что ему все равно. Он достиг такой стадии усталости и опустошенности, что его уже ничто не могло удивить.
– Извините, что я не курю, – неожиданно сказал Дронго.
Тевзадзе изумленно взглянул на незнакомца, горько усмехнулся.
– Вы первый человек, который извиняется передо мной за последние три месяца, – признался он.
– Значит, попаду в историю, – пошутил Дронго.
– Кто вы такой? – спросил Тевзадзе. – Новый адвокат? А куда делся мой прежний? Такой хороший парень. Наверно, решил больше не заниматься моим делом. Ну и правильно. Зачем ему эти ненужные заботы. – По-русски он говорил хорошо, но с характерным грузинским акцентом.
– Нельзя так плохо думать о людях, Вано Ревазович, – укоризненно произнес Дронго, – адвокат Вячеслав Владимирович Славин решил, что ему понадобится помощник, чтобы разобраться во всех нюансах вашего запутанного дела. И привез меня с собой.
– Тогда вы помощник адвоката? – понял Тевзадзе.
– Да, – кивнул Дронго.
Заключенный неожиданно горько усмехнулся.
– Решили меня обмануть? – спросил он. – Неужели вы думаете, что я поверю? Я ведь работал на текстильных фабриках, отвечал за поставки сукна. Думаете, что я поверю? Это вы помощник адвоката? С вашим костюмом, который стоит гораздо больше тысячи долларов? Не смешите меня. Вы полковник или генерал и решили лично приехать сюда, чтобы поговорить со мной. Только не рассказывайте мне сказки про вашу должность. С таким разворотом плеч и с таким взглядом вы все еще помощник этого молодого человека?
В этот момент вошел Славин. Он взглянул на обоих.
– Будем знакомиться с материалами только после того, как их подпишет городской прокурор, – пояснил он, – и, наверно, в прокуратуре. И я вижу, что вы уже познакомились. Это господин Тевзадзе, а это мой помощник. Его обычно называют господин Дронго.
Славин прошел и уселся на стул рядом со своим «помощником». Тевзадзе покачал головой.
– Я думал, что вы проще. И чище. А вы устраиваете спектакль. Какой он помощник? Он может быть вашим руководителем. И, конечно, не адвокатом. С таким ростом и плечами. И в таком костюме.
– Ему не нравится мой костюм. Считает его слишком дорогим, – пояснил Дронго, – но тем не менее вы не правы, Вано Ревазович, я действительно приехал в Новгород в качестве помощника вашего адвоката.
– Ладно, не будем спорить, – согласился Тевзадзе, – все равно уже ничего нельзя изменить. Вы, наверно, будете выяснять, как произошло убийство, почему я в него выстрелил. Я уже об этом много раз говорил. И подпишу все документы, чтобы поскорее состоялся суд. Что вам еще нужно?
Славин взглянул на камеру. Затем на своего подзащитного.
– Они говорят, что выключают камеру, когда вы встречаетесь со своими клиентами, – пояснил Тевзадзе, увидев его взгляд, – но вы можете им не верить. Они все равно следят за нами и даже слышат нас. Хотя, наверно, это запрещено. Но это общая практика. Нигде не доверяют адвокатам, которые встречаются со своими клиентами. Ни в России, ни в Грузии, ни в Америке, ни в Голландии.
– Но везде соблюдают законы, – возразил Славин.
– Какая разница? – пожал плечами Тевзадзе. – Все уже и так ясно. Даже если камера не включена. Я согласен подписать все документы, об этом я уже говорил.
– Но сначала вы уверяли всех, что не убивали Проталина, – напомнил Славин.
– Боялся, – равнодушно ответил Тевзадзе, – а потом понял, что лгал. Осознал свою вину, так сказать. И признался в убийстве. Что вам еще нужно?
– Но почему? Почему вы его убили? – спросил Славин.
– Мы с ним поспорили, – ответил Тевзадзе, – а я человек горячий, вспыльчивый. Пистолет лежал на столе. Я схватил его, мы начали бороться. Первый выстрел попал в стену. Потом я выстрелил в него. Следователь говорил, что это не умышленное убийство, а убийство в состоянии аффекта. Обещал, что отразит это в своем обвинительном заключении.
– Вам это не поможет, – возразил Славин, – вас могут даже по этой статье приговорить к двадцати или двадцати пяти годам. Вы не выйдете живым из тюрьмы. Ведь у вас будет уже третья судимость. Хотя он дает вам совсем другую статью. Убийство с отягчающими вину обстоятельствами. Но предположим даже, что суд решит переквалифицировать обвинение по другой статье. Предположим, что вам поверят и дадут другую статью. Все равно это будет судимость за убийство в состоянии аффекта. Полковника милиции. Вам могут дать пожизненное заключение. Как вы этого не понимаете?
– Меня это уже не касается, – твердо ответил Тевзадзе, – я совершил убийство и буду за это отвечать.
– Вы выхватили оружие из рук Проталина? – уточнил Дронго. – Неужели вы считаете, что никто не проверит ваши показания? Проталин был мастером спорта по самбо. Занимался дзюдо. А вы каким видом спорта занимались? И вы смогли выхватить у него оружие и даже застрелить его?
