поведения («воинский», по Черкесову) позволяет рассчитывать на контррегресс. А другой тип поведения («торговый») не позволяет это сделать. Что у «чекизма» как явления есть свое историческое перепутье. Что у «чекизма» есть еще и мощные оппоненты, которые постараются направить его по неверному пути… Что надо бороться за верный путь…
Подобным общим утверждениям посвящена большая часть статьи.
Меньшая часть посвящена конкретике — недоумению в связи с определенными обстоятельствами произошедших арестов. При этом автор не выносит окончательного вердикта по поводу того, кто прав и виноват. Он говорит, что виновные должны быть наказаны, если они виновны. Но и своих сомнений в виновности арестованных работников ФСКН он не скрывает.
Статья Черкесова подводит черту под периодом недоговоренностей. Под всеми рассуждениями о том, что с «чекизмом» конфронтируют только либеральные силы, недовольные появлением новой «элиты государственников». Черкесов отчетливо фиксирует, что конфликт — внутри этой «элиты государственников». А поскольку это голос представителя класса (страты, корпорации), то весомость данного утверждения трудно переоценить.
Фактически Черкесов переводит клановый конфликт в режим открытой полемики по ключевым идеологическим и стратегическим вопросам.
Вышел ли Черкесов за рамки субординации — пусть судит тот, кто устанавливает эти рамки. По мне, так если бы он вышел за них как лишенный игрового мышления романтический Дон Кихот, то все давно бы кончилось весьма и весьма плачевно. Черкесов или потерял бы свой пост, или даже повторил бы судьбу Бульбова. Но он не потерял пост, а в чем-то даже административно прибавил. К моменту, когда я дописываю эту книгу, все обстоит именно так. То есть Черкесов удерживает позиции в течение очень долгого времени. А значит, его игровой ход был продуман. Последствия были просчитаны.
Мне же важно то, каково содержание, предъявленное Черкесовым. И почему это содержание заслуживает нашего внимания.
Прежде всего, это связано с тем, что анализируемая нами игра после статьи Черкесова перешла в другую фазу. Этот фазовый переход может много рассказать о сути игры. И пренебрегать его анализом недопустимо.
Ведь статья Черкесова стала стержнем острой, масштабной и беспрецедентно длинной информационной войны. Войны, на какое-то время затмившей своим накалом (в этом согласны все) проходившую в тот же период кампанию выборов в Госдуму.
Анализ информационных войн — альфа и омега нашего метода. Мы не можем не проанализировать и данную информационную (очень масштабную!) войну, если хотим что-то понять.
Кроме того, Черкесов (а) сам выступил как носитель некоего классового самосознания, то есть как актор, попытавшийся сделать шаг от «чика» к «цыку», и (б) поднял проблемы, имеющие отношение к фундаментальной для России ситуации этого самого «чика» и «цыка». Сделал он это, предъявив содержание, не только не сходное с тем, которое я излагаю, но и ДИАМЕТРАЛЬНО ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ. Я вынужден это подчеркнуть потому, что два-три неслучайных идиота неслучайным образом стали проводить параллели между моими интеллектуальными построениями и утверждениями Черкесова.
Кстати, даже аутентичность моих построений и построений Черкесова не показала бы ничего, кроме того, что мы думаем одинаково и читаем сходную литературу. Идиотизм же состоит в том, что мои построения именно диаметрально противоположны черкесовским! Не заметить это можно, только обладая абсолютной аллергией на идеи, концепции, модели и прочие интеллектуальные «гадости».
Именно принципиальное отличие черкесовского подхода от того, что мне представляется спасительным и необходимым, побудило меня вступить в полемику. Оговорив при этом, что мне симпатично все: и стиль черкесовской игры, и выход игрока в пространство интеллектуалистики, и нравственная позиция… Все, кроме этого подхода.
Черкесов требует «девайшьизации» касты чекистских «кшатриев». Он хочет изгнать торговцев и менял из кшатрийского чекистского храма. Это очень благородное побуждение. Но, во-первых, оно мне представляется запоздалым. Воронка неорганичного взрывного первоначального накопления… Регресс… Социокультурный слом… Все это, с моей точки зрения, делает очищение невозможным.
Как можно было очистить Среднюю Азию в начале 80-х годов? Откуда надо было взять некоррумпированный актив? За счет чего можно было разорвать связи населения и элиты с коррумпированным активом? Ну, начали Гдлян и Иванов очищать Среднюю Азию. И очень быстро стало ясно, что это попытка с негодными средствами. Кончилось же все развалом Советского Союза и скачкообразным возрастанием этой самой коррупции. А ведь тогда ситуация была лучше нынешней!
Можно ли в условиях первоначального накопления (и с учетом специфики этого накопления) переломить процесс, который по сути является не коррупцией, а полномасштабной олигархизацией, гораздо более серьезной, чем комичная пародия конца 90-х годов?
Повторю еще более ужасный вопрос, который уже задавал в начале книги: а нужно ли в столь нетривиальных условиях воевать против олигархизации как таковой? Может быть, политически уже целесообразнее (а то и спасительнее) воевать за тип олигархизации, за способность этих самых «олигархов» подняться на уровень требований, например, государственного капитализма, на уровень реальных вызовов, стоящих перед накапливающей противоречия страной?
Согласен — происходящее уже выходит за рамки госкапитализма. Не исключено, что вот-вот появятся некие (все аналогии условны) квазифеодальные бароны, стремящиеся к симбиозу власти и собственности при абсолютном приоритете власти. Что они дозреют до понимания власти как контроля за некими «частными армиями». Что этим частным армиям будут обеспечены возможности активного функционирования в рамках очень специфической государственности. И что тогда эти армии, да и все остальное, будут очень смахивать на нечто добуржуазное.
Меня спросят — что может быть хуже этого? И как можно не броситься на борьбу с вышеописанным?
Хуже этого может быть многое. Представьте себе, например, что подобная макрореальность превратится в сотню-другую микрореальностей. Что те же самые феодальные бароны возникнут на уровне города, области. О национальных республиках не говорю.
Макробароны еще могут проделать путь от зрелого неофеодализма к неоабсолютизму. Микробароны — это неофеодальная раздробленность. Она, в свою очередь, метастабильна. О государстве забудьте вообще. И навсегда. Но если кто-то думает, что в такой каше неофеодальной раздробленности установится в итоге нечто типа внешней администрации (ну, «голубые каски» и прочее), то это глубокое заблуждение. Как только заварится соответствующая каша, крупные державы начнут думать об одном — как не дать геополитическому конкуренту укрепиться за счет наших ресурсов. Начнется «война за русское наследство» (ввожу термин по аналогии со знаменитой войной за испанское наследство). Кто сказал, что эта война не будет ядерной? Или, точнее, как она может не превратиться в ядерную?
Кроме того, есть разные подходы к судьбам населения, допустившего подобное на своей территории. Гуманистический подход отнюдь не единственный. Словом, может быть хуже. Может.
Но рассмотрим возможности борьбы в рамках описанного сценария. Речь ведь тогда должна идти о настоящей борьбе! А настоящая борьба предполагает наличие (или создание) адекватных классовых сил. Или контрэлит. Что это за контрэлиты (классовые силы, корпорации и т. д.)?
Преображенский и Семеновский полки сами по себе ничего не решают. И Петр Первый тоже сам по себе ничего не решает. Все решает проект. У Петра был проект. Этот проект сделал его историческим героем. И этот же проект превратил сомнительных «пацанов» той эпохи (что, Меньшиков не воровал?) в субъект, сумевший страшной ценой спасти Россию и сделать ее подлинно великой империей.
Проект — это не очищение «чика». Это превращение «чика» в «цык». Вот тут-то и размещено принципиальное расхождение между моим представлением о проектном выходе из нынешней ситуации и представлением главы Госнаркоконтроля (рис. 71).
Рис. 71
Давайте рассмотрим эти два проекта чуть детальнее.
