походил на старика, обросшего окладистой бородой, хотя был на два года моложе Хосе.
Диас также едва признал в простоватом ковбое-усаче старого приятеля, но очень обрадовался, увидев его живым. А Реаль умышленно был сух. Он строго спросил:
— Центральный Комитет интересуется, — почему вы до сих пор не организовали побег?
— Видимо, были серьезные причины, — ответил Диас. — С острова не убежать, вот в чем дело.
— Удобная позиция! Страна словно на вулкане, нужен каждый человек, а вы уверили себя и успокоились.
Диас, видимо, сочтя упрек несправедливым, ничего не ответил. Осмотревшись, они устроились в тени под фантастически искривленным панданусом. Поблизости никого не было, надзиратель ругался на другой стороне болотца.
— Ты давно здесь? — спросил Энрико, подавляя в себе чувство обиды.
— Две недели.
— Неужели за такое время не убедился, что ни малейшей возможности? Бегство исключено.
— Возможности надо создавать. Кто-нибудь из вас думал в этом направлении?
— Думали, и не мало. Спасти нас может только победа на континенте.
— Сомневаюсь. Они мстительны и трусливы. В случае переворота перебьют всех, кто сидит за электропоясом.
— Что же мы могли сделать?
— Действовать, и как можно решительней.
— Решительные люди найдутся, но без плана, который хотя бы создавал иллюзию надежды, разве поведешь на гибель? Ты что-нибудь можешь предложить?
— Пока ничего, но не теряю надежды. У вас хотя бы маленькая ячейка существует?
— А как же ты думал? Не знал, что ты обо мне такого мнения!
— Прости, Энрико, за придирчивость. Видимо, я несправедлив. Меня злит, что многие здесь надеются не на себя, а на других. Если бы ты знал, каких трудов стоило разыскивать вас и попасть сюда! Твоя весточка, написанная солью, тоже сыграла свою роль.
Реаль рассказал, как записка помогла убедить Центральный Комитет отправить его на остров.
— Так, значит, ты здесь по своей воле? — удивился Диас. — А если бы угодил в другой лагерь?
— Наша разведка установила, что именно сюда за последнее время новый правитель ссылает не угодных ему людей.
— Одни ломают голову, как бы расстаться с островом, а другие сами лезут сюда! — уже с восхищением глядя на товарища, сказал Энрико. — Ну, дружище, ты меня потряс! Такого номера еще никто не выкидывал!
— Чего не сделаешь ради вас! Давай хоть поцелуемся, чудовище джунглей!
Они крепко, по-братски обнялись.
— Как Долорес? — спросил Энрико.
— Очень скучала по тебе. Сейчас будет ждать весточки на Позабытом берегу.
— Интересно, какая почта доставит ей мои письма?
— Океанские волны. Подбитое в этих местах рыболовное судно течением выбросило на Позабытый берег. Если ты бросишь в море плавающее письмо, оно может попасть в руки Долорес.
— Да, но нас на выстрел не подпускают к берегу. Впрочем, что-нибудь можно будет сообразить.
— Для чего ты отпустил такую бородищу? — поинтересовался Реаль.
— Я здесь числюсь матросом чилийского судна. Борода помогла мне обмануть следователя. Тебя, конечно, тоже по-иному зовут?
Реаль назвал свое новое имя и поинтересовался, как ведется в лагере борьба со шпионами.
— Некоторых мы знаем, — ответил Диас. — Они под наблюдением. Но нужно быть начеку, ошибка грозит смертью. Хочешь, я сегодня же свяжу тебя с нашими?
— Нет, мне следует остаться неизвестным. Для всех я буду придурковатым гаучо Роберто Юррита. Но ты все же шепни своим, что на остров прибыл представитель Центрального Комитета для организации побега. Это может поднять дух. Для нашей связи я постараюсь подобрать надежного человека, но ты все же проверь его. У вас в каждом бараке есть свои глаза?
— Да, не сомневайся, проверим.
— Ну, я очень рад встрече. Действуй; связного я пришлю. До следующего раза!
Хосе крепко сжал руку Диасу, и они, условившись о пароле, разошлись.
Реаль внимательно присматривался к окружавшим его людям и отбирал пригодных для борьбы. Первым его помощником стал Мануэль. Его он и свел с Диасом. Тот нашел общий язык с докером и после двух продолжительных бесед сказал Хосе:
— Ты подыскал способного ученика, подойдет.
— Смену готовлю, — отшутился Реаль.
Товарищи Мануэля скоро стали друзьями Хосе. Они любили наблюдать, как этот ловкий и сильный парень дурачит стражников и надзирателей, прикидываясь простоватым ковбоем.
С первых же дней к Реалю привязался пилот южной авиакомпании Паоло Эскамильос — сухощавый, мускулистый крепыш, с орлиным носом и тонкими подвижными чертами лица. Паоло вместе со своим механиком- метисом Паблито Ачукарро — в вечерние рейсы нередко сбрасывали листовки на города, попадавшиеся по пути. Полиция долго не понимала, откуда в далеких селениях по утрам появляются воззвания против военной хунты, отпечатанные в подпольной типографии. На поиски отправились специальные агенты. Один из них заметил, что листовки летят с большой высоты, после того как в темноте пролетел рейсовый самолет. Он немедля позвонил по телефону. В тот же вечер приземлившийся самолет обыскали. Сыщики, конечно, никаких листовок не обнаружили, но это не смутило тайную полицию. Пилот и механик были сосланы на вечную каторгу.
Паоло Эскамильос любил шутить с Жаном и отличался умением не унывать при любых обстоятельствах. Смущала в нем только вспыльчивость и петушиная задир-чивость. Если бы не его друг моторист Паблито, в характере которого сохранились привязанность, осторожность и благородство предков-индейцев, то Паоло не раз был бы избит надзирателями или уголовниками.
Цвет кожи у Паблито, несмотря на то, что он был метисом, мало чем отличался от чистокровных испанцев, Ачукарро лишь казался более смуглым. Паблито мог без слов просидеть весь вечер рядом с пилотом, опиливая камнем какую-нибудь деревяжку. Его руки не могли оставаться без дела. Но стоило Паоло задержаться после работы — механик не находил себе места и отправлялся на поиски. При столкновениях с уголовниками рядом со вспыльчивым Паоло неизменно появлялась спокойная фигура Паблито со скрещенными на груди крупными руками. Увидев его кулаки, всякий понимал, что шутки будут плохи.
Механик Ачукарро всегда был спокоен; казалось, никто не может вывести его из равновесия или заставить произнести длинную речь. Он отличался молчаливостью. Иногда случалось, что Паблито оставался единственным слушателем в компании лагерных друзей, так как все они норовили говорить одновременно, с присущим южанам темпераментом и горячностью.
Четвертым человеком, заинтересовавшим Реаля, был веселый шутник француз Жан Офре, прадед которого после разгрома Парижской Коммуны бежал в Южную Америку. Офре рассказывал забавные истории о старике, упорно сохранившем на другом полушарии национальную самобытность и ненависть к угнетателям. С юных лет Жан плавал на грузовых судах, вывозивших фрукты и копру. На Панданго он попал за то, что скрывал в трюме бесплатных пассажиров, желавших убежать за границу от расправы агентов Зеленого папы.
Жана в бараке любили за легкий характер, за умение веселой историей и остроумной шуткой скрашивать жизнь на каторге.
Вечером после ужина Реаль сидел прислонясь спиной к стволу пальмы и дремал. Теперь он уже втянулся в изнурительный режим каторжных работ, но первые дни изматывался так, что едва держался на ногах. Вблизи, на песке, сидели Мануэль, Жан, Паоло и Паблито. Паоло, проработавший день в зарослях, рассказывал удивительную историю: стражник Фиолетовый заметив, что «профессор» бросил работу и занялся своей рваной шляпой, хотел было огреть его плетью, но кто-то возьми и крикни: «Не тронь
