больного человека!» Еще недавно подобное вмешательство могло бы дорого обойтись. А тут вдруг стражник опасливо схватился за автомат и, трусливо озираясь, отошел в сторону, бормоча что-то про себя.
— Не совесть ли проснулась? — допытывался Жан. — Может, в святые метит?
Реаля заинтересовало: какой же вывод сделают его друзья? Его радовало, что они постепенно избавляются от мертвящего безразличия ко всему.
— Стражники действительно несколько утихомирились, — заметил Мануэль. — Молодец Джиованни Лескано, он втолковал им, что кирка в руках решительного человека — грозное оружие.
— Скоро и я свихнусь от бессмысленной работы, — сказал Паоло. — Нельзя же в здравом уме носить песок под пальмы, когда знаешь, что завтра тебя же заставят перетаскивать его обратно. В руднике хоть польза какая-то.
— На это они и рассчитывают, Паоло, — ввязался в разговор Реаль. — Им надо на нелепой работе духовно измотать человека. Стоит сделать труд осмысленным — и все станет на место в твоем мозгу. Ты даже ощутишь некоторое удовлетворение.
Жан с явным сомнением откашлялся.
— Представь, — продолжал Хосе. — Товарищи по побегу предложат кому-нибудь взобраться на высокую, почти неприступную гору…
— Полезу первым! — перебил его Паоло.
— Рад слышать! — улыбнулся Реаль. — Но одних слов недостаточно, хотя и сказанных от души. Вообрази, что от этого зависит судьба товарищей. Ты должен будешь и бежать, и карабкаться, и подтягиваться на руках. Никто не поддержит, если ослабеешь в пути, уставшие мышцы изменят, ты подведешь друзей, потому что не укрепил мускулов, не подготовил себя.
Жан смущенно почесал взлохмаченную голову, а Мануэль подхватил мысль:
— Не бесполезный труд, а тренировка — подготовка к побегу. Вот в чем сила!
Теперь и остальные уловили идею Реаля. Жан вдруг схватил крупный каменный обломок и, приседая, начал выжимать его над головой.
— Да я через месяц тяжелоатлетом сделаюсь, — пообещал он под общий смех.
— Ну, теперь-то и на меня не нарадуются! Становлюсь самым старательным пересыпателем песка! — воскликнул Паоло. — Отныне самая идиотская работа — сплошное удовольствие для меня!
— Значит, у нас теперь не каторжная работа, а сознательная физическая подготовка? — обрадованно спросил Мануэль. — Это надо будет еще кой-кому сообщить.
Довольная улыбка расплылась и на лице механика Паблито.
В деревне рослый Кончеро слыл за смирного и добродушного юношу. Вместе с дедом они обрабатывали мотыгами клочок потрескавшейся каменистой земли, засевали его и на своих спинах в бочонках таскали воду для поливки. Выращенных овощей, клубней маниоки, маиса и фасоли им хватало на год. Лишь месяц или два они батрачили у эстансьера дона Хименеса.
Богатому эстансьеро вздумалось согнать нищего деда с насиженного места. Весной он приехал с судейским чиновником и, хлестнув плетью по земле, сказал:
— По старому плану этот участок входит в мои владения. Что же ты молчал, старый каналья? Думал, я не замечу пропажи?
— Нет, не думал, — ответил дед. — И чужого никогда не брал. Вы же знаете, сеньор, что ваш достопочтенный отец — старый дон Хименес — перед святой мадонной обещал… Я до сих пор помню его слова: «Если сделаешь каменную осыпь пригодной для посевов, пятая часть — весь этот клин на террасе — будет твой».
— Я такого разговора не слышал. И к тому же, какое значение имеют пустые слова, если сделка не оформлена на бумаге?
— Они для меня не пустые! — вскипел дед. — Я сорок лет себя и родных не жалел. Мы каменную стену выложили, чтобы гора не осыпалась, землю в корзинах таскали. Жена от воловьей работы кровью изошла, сын и невестка надорвались. Еще не известно, кто из нас каналья и кто кого обокрасть хочет!
— Будь поосторожней в выражениях, старая падаль! — наливаясь темной кровью, повысил голос дон Хименес. — Иначе я взыщу с тебя за сорок лет аренды и прогоню, как бродячую собаку.
Но разве остановишь жителя гор, когда дело идет о земле, добытой потом и кровью?
— Сам ты бешеная собака! — вспылил дед. — Убирайся с моей земли, пока я не взял самопал!
И он приказал внуку принести ружье.
Юноша не мешкая бросился в дом, схватил старинный самопал, с которым охотился на кроликов, бесчинствовавших в огороде, зарядил его свинцовой пулей и выбежал прогонять пришельцев.
Пока он возился с ружьем, Эстансьеро успел ударом кулака сбить деда на землю. Увидя, как взбешенный дон Хименес избивает плетью лежащего старика, Кончеро в отчаянии прицелился в него и выстрелил.
Свинцовая пуля снесла череп дону Хименесу. За это Кончеро схватили, несколько месяцев держали в тюрьме и сослали на каторгу. А здесь, на Панданго, никто из политических не заинтересовался юношей, попавшим в барак к уголовникам. «Раз убийца, — значит, бандит», — решили многие.
В бараке Кончеро стал обрабатывать однорукий гангстер, подбиравший себе крепких телохранителей. Верховодя в шайке головорезов, инвалид властвовал среди уголовников и запугивал политических.
Неприязнь к однорукому гангстеру переносилась и на Кончеро, его всюду чурались и презирали.
Однажды вечером, когда Реаль и его товарищи отдыхали после тяжелой работы на куче хвороста за кухней, неожиданно появился Кончеро. Силач осунулся за последнее время, ходил каким-то вялым, с опущенными плечами.
— Идет требовать реванша, — определил Жан.
— Не завидую ему, — добавил Мануэль и на всякий случай взял увесистый обрубок корневища.
Остальные тоже были настороже. Общее дело сплотило их в решительную группу.
Реаль выжидающе смотрел на противника. Судя по измученному лицу с запавшими глазами, тому было не до реванша. Потоптавшись на месте, Кончеро потупился и спросил:
— Когда же вы дошить придете?
Вопрос был задан совершенно серьезно; поэтому все невольно засмеялись, а Реаль ответил:
— Все никак собраться не можем. Подожди немного.
— Сколько же ждать можно! — рассердился Кончеро. — Больше месяца не сплю… Устал я. Однорукий все дразнит: «Раз грозились, — обязательно явятся. Спи одним глазом». А я не умею одним… Каждую ночь жду.
Простодушный силач, измученный бессонницей, вызвал у Реаля жалость.
— Ладно, спи спокойно, — сказал он — Мы раздумали тебя душить.
— Одни говорят — задушат, а другие — вроде раздумали! — Не мог остановиться Кончеро. — Что же получается? Сплошной обман! Есть ли тут честные люди?
И он, требуя справедливости, уставился воспаленными глазами на Реаля. Тот, указав на пустующее место рядом, пригласил:
— Садись, потолкуем.
Дружелюбный тон удивил Кончеро. Несколько смущенный, он уселся рядом. Реаль предложил:
— Рассказывай: кто ты и откуда?
Кончеро не очень последовательно, но честно и без утайки поведал несложную историю своей двадцатилетней жизни.
— Значит, кроме Однорукого, никто здесь с тобой по душам не говорил?
— Никто! — вздохнул силач. — Все зовут меня «бандидос».
— Это действительно несправедливо, — согласился Реаль и с укоризной посмотрел на Мануэля. — Не сумели тут наши компанейрос приглядеться к тебе. Но ничего, попробуем исправить оплошность. Давай руку на дружбу!
Кончеро показалось, что он ослышался. Но рука дружески была протянута к нему. Силач обрадовапно схватил ее и горячо стиснул.
