появилась какая-то пустота. «Что я делаю? Что я…» Он задел ногой о дерево. Колено обожгла резкая боль. Андрей упал и покатился под гору, кувыркаясь и поднимая облака снежной пыли. Казалось, что горе нет конца, что он никогда не остановится.
Наконец ему удалось встать на ноги. В первую очередь он стряхнул снег с автомата. Потер колено и, прихрамывая, двинулся дальше. Начинался новый спуск. Рядовой Кролик закувыркался по снегу. На пятом спуске был только свистящий ветер и удивительная легкость. Страх прошел. На смену ему пришло отчаянное, бесшабашное веселье. Болело колено и щемила оцарапанная веткой щека. А, черт с ними!
Лыжня сворачивала вправо. С вершины нового холма было видно, как она опоясывает поляну.
«Повернул обратно? Петля?»
Бывалые пограничники рассказывали, что нарушитель иногда делает круг и выходит на свою же лыжню позади преследователя. Так он проверяет, нет ли кого-нибудь на следу. Определив, что за ним идег один пограничник, нарушитель догоняет бойца. Гулкое эхо разносит одинокий выстрел и последний крик. А может быгь, это будет выстрел из бесшумного пистолета, и даже эхо не откликнется?
Лес замер, готовый сбросить белые маскировочные халаты и ощетиниться каждым сучком.
Андрей вспомнил деда. Его знает весь район. Люди говорят: «Той Кролик, що вовка з’ив» Старый Кролик когда-то батрачил у помещика Волкова. Придя с германской войны, он опять явился к помещику, на этот раз — отбирать землю. Помещик удрал за границу. Два его сына, золотопогонники, организовали банду и ушли в леса. И однажды Онисим Кролик и его комбедовцы встретились с обоими Волковыми. У деда с той поры вместо ноги — культяпка, а два офицера упали на землю, которая больше им не принадлежала.
Старый Кролик и теперь бы не струсил, нет, не струсил!
Воспоминания не отвлекают бойца. Разрозненные мысли всплывают и тонут, а настороженный глаз ловит и сломанную веточку, и птичьи следы на снегу. И то, что Андрей иногда забывал, застигнутый врасплох вопросом командира, теперь выталкивала напряженная память, помогала ориентироваться.
Андрей определяет по часам направление. Нарушитель свернул на запад. Это не петля.
Боец отметил, что прошло уже два часа с начала пути, — и сразу же навалилась усталость. Она повисла чугунными ядрами на ногах, придавила плечи. Даже для того, чтобы повернуть голову, требовалось сделать усилие. Андрею казалось, что снег прилипает к лыжам, что воздух стал упруг и неподатлив. Он узнал, сколько весит автомат и неприкосновенный запас в сумке. Даже маскировочный халат теперь имел большой ненужный вес.
Андрей старался думать о чем угодно, лишь бы забыть об усталости. В памяти проносились бессвязные воспоминания: учитель Анатолий Семенович, школа, напутствие матери. И опять дед. Лукавый, иногда язвительный, всегда добрый. «Покажи ж там, внучку, на що способни оти Кролики».
Лыжня вновь круто свернула, запетляла между холмами, пересекла долину. Андрей не повторял все изгибы лыжни. Там, где было возможно, он сокращал путь.
Боец увидел лыжника как-то внезапно, с вершины холма. Маленькая белая фигурка была едва отличима от снега. За ней тянулась двойная сверкающая ниточка, как паутина за пауком.
Андрей остановился. Глаз автоматически выбрал направление. Да, так можно выиграть сотню-другую метров. Деревья замелькали, как за окном поезда. Вот и ущелье. Теперь нарушитель близко. Но еще не поздно. Еще можно повременить, и никакой схватки не будет.
Андрей приготовил автомат и ускорил бег, заходя с фланга. Белый халат мелькнул среди деревьев на расстоянии нескольких метров. Пограничник взял его на мушку и чужим, охрипшим голосом крикнул то самое слово, что для нарушителя звучит, как выстрел:
— Стой!
Лыжник остановился, повернулся лицом к бойцу. Из-под белого капюшона на Андрея смотрели знакомые глаза.
— Кролик? — спросил старший сержант Сиротюк. — Вот уж никогда бы не подумал. Догнали все-таки. Значит, не вспоминали ни девушку, ни дедушку.
Андрей ничего не отвечал. Он прислонился к стволу дерева, чувствуя приятный холод снега на лбу.
Взгляд старшего сержанта потеплел. Он принял торжественный вид и сказал:
— Рядовой Кролик, благодарю за службу!
И снова на миг в памяти бойца всплыли лица деда, Нади, огни электростанции у родного села. Он отшатнулся от дерева, выпрямился и тихо ответил:
— Служу Советскому Союзу!
ПРОПАЖА
Ротный писарь ефрейтор Курбатов не сразу сообщил о пропаже. Он поискал за тумбочкой, заглянул под стол. Вышел из каптерки-ротной канцелярии, отделенной от казармы тонкой перегородкой. Испытующе, с лукавинкой во взгляде, посмотрел на товарищей: дескать, понимаю, пошутили — и довольно! Но лица бойцов оставались спокойными. Никто не обращал внимания на Курбатова. Каждый занимался своим делом.
Ефрейтор наморщил лоб, вернулся в каптерку, опустился на четвереньки, заглядывая под стол.
— В прятки сам с собой играешь, да? — спросил Мухтар Актынбаев, исподтишка наблюдавший за странными упражнениями ефрейтора.
Курбатов встал, отряхнулся и, подойдя к Мухтарову, прошептал:
— Ну, хватит дурить. Отдавай.
— Чего отдавать? — удивился Мухтар. — А! Вспомнил. Три рубля тебе должен за кино. Получи, пожалуйста.
Весь день ефрейтор не находил себе места, заглядывал бойцам в глаза, рылся в ящиках стола.
Товарищи заинтересовались его поисками. Посыпались шуточки:
— У Курбатова корова сбежала.
— Не угадал. Это он невесту ищет.
В конце концов, не выдержав насмешек, ефрейтор виновато сказал:
— Понимаете, какая штука… Кажется, копия строевой записки пропала…
Он говорил в нарочито-небрежном тоне. Он пытался скрыть тревогу, и поэтому ее ощутили все.
— А записку сдал в штаб? — спросил Потянинога, парень-непоседа с круглым ехидным лицом.
— Сдал. А копию забыл на столе.
— Чепуха какая-то! — убежденно сказал сержант Сизокрылов. — Кому она нужна?
— Но копии нет, — развел руками Курбатов, сам удивляясь. — Нет — и всё.
Начали искать все вместе.
За этим занятием солдат застал лейтенант Лось. Узнав, в чем дело, он тоже включился в поиски.
Копии не было.
Ефрейтор стоял перед лейтенантом красный, потный, сконфуженный, а Кирилл Лось все допытывался:
— На территории потерял? Куда-нибудь сунул?
Курбатов отрицательно мотал головой и на все вопросы отвечал:
— Сегодня утром оставил на столе.
Может быть, лейтенант Лось и помедлил бы с рапортом командиру, пока солдаты не обыскали бы еще раз казарму и каптерку, но на второй день произошло событие, которое возбудило мрачные
