РАЗМЫШЛЕНИЯ. ЭПИЗОД ТРЕТИЙ
Когда Дронго собрал нас в ресторане, я уже тогда понимал, что он сам отобрал присутствующих. Наверняка они договорились с этой девчонкой Нелли Мёллер. Нелли неравнодушна к его другу, к этому поляку Яцеку Пацохе. Они наверняка подсказали ей, кого включить в первую смену для обеда в ресторане. И когда все собрались, Пацоха неожиданно оказался за крайним столиком с одной стороны вагона, а сам Дронго — с другой. И они начали свой импровизированный допрос.
Почему Дронго считает, что может так себя вести?! Если бы он знал, как я его ненавижу! Он еще не появился в вагоне, а впереди уже плывет его запах. Этот дорогой французский парфюм. И потом, появляется он всегда в костюмах с иголочки, всегда в свежих сорочках, всегда в самых модных галстуках. Интересно, каким образом ему удается сохранять свои костюмы в таком идеальном состоянии? Ведь он сдает свой чемодан точно так же, как и мы. А получается, что мы ходим в мятых одеждах, а он вечно выглядит так, словно сошел с обложки модного журнала.
И, конечно, он всегда аккуратно выбрит. Он умудрился побриться даже в вагоне, когда мы переезжали из Мадрида в Бордо, во время ночного путешествия. Скажите мне, зачем он это делает? Разве нельзя подождать и побриться в гостинице? Нет, ему важно всегда выглядеть лучше всех! Он словно издевается над нами.
Нужно было видеть, когда он начал говорить. Какой апломб и какая уверенность в своих силах! Он считал, что загнал нас в ловушку. Я ведь ни при каких обстоятельствах не отдал бы ему свою записную книжку. Но она ему, кажется, и не очень-то была нужна. Его больше интересовала наша реакция, наши ответы на его вопросы.
И, конечно, он интересовался, кто и где был в Мадриде в ту самую ночь, когда был убит Пьер Густафсон. Я даже разочаровался в его возможностях. Почему он считает, что мы все идиоты? Неужели он полагает, что таким примитивным образом можно выявить убийцу? Или эта была очередная хитрость с его стороны? Он хотел проверить реакцию каждого из нас.
Конечно, мы все возмущались, конечно, многим не понравилось его предложение. Но он сидел и ждал, когда мы к нему приползем. И тогда он начнет свое настоящее расследование. Но у него не вышло и на этот раз.
Поезд сильно дернулся и остановился. И все посыпались из вагонов. Я видел, как выходил Дронго. Наверное, он подобного не ожидал. Они вместе с Пацохой подошли к погибшему и долго стояли у его тела, о чем-то переговариваясь. Похоже, оба были ошеломлены таким развитием событий.
Потом полиция еще долго не разрешала нам продолжить движение. Конечно, Темелис был неплохой человек, но ужасный болтун. Я думаю, все заметили его дурацкие намеки насчет того, что каждый может зайти к другу и оказаться под подозрением. И кто его тянул за язык? Впрочем, за все эти годы я убедился в одном — каждый человек сам выбирает свою судьбу.
Я видел, как Дронго вернулся в вагон и собрал все записные книжки. Кажется, они его больше не интересовали. Томас Вольфарт ходил мрачный и злой. Больше всего на свете он боится, что «Литературный экспресс» не сможет продолжить свое движение. А ведь на это мероприятие запланировано пятнадцать миллионов марок. Представляете, какие огромные деньги окажутся выброшенными на ветер! В общем, полиция разрешила нам продолжить путешествие часа через два. Все сошлись на том, что Темелис сам сломал ручку и почему-то вывалился из поезда. Полицейские даже решили проверить его на наличие алкоголя в крови. Думаю, при желании они его наверняка найдут. Ведь он пил пиво за обедом и никогда не был особенным аскетом.
Мы прибыли в Дортмунд в подавленном настроении. Правда, в городе состоялась грандиозная встреча, нас встречали таким своеобразным джаз-бандом, который сопровождал нас до центральной библиотеки, находившейся недалеко от вокзала. Бургомистр Дортмунда предложил нам помолиться за погибшего, он вообще оказался набожным человеком. Я смотрел по сторонам, пока все молились. Дронго сидел на своем месте, о чем-то размышляя. Но когда молитва закончилась и бургомистр начал читать свое приветствие, Дронго поднялся и вышел из здания. Правда, не один. Перед ним вышли двое литовцев, которые были вместе с нами в ресторане. Кажется, Эужений и Геркус. Дронго последовал за ними. Они перешли дорогу и оказались у отеля «Астон Сюит», в котором нам были зарезервированы номера. Вы не поверите, но для каждого из ста сорока человек был зарезервирован специальный номер-сюит. Это две большие комнаты со специальной стойкой бара, двумя телевизорами, двуспальной кроватью, диваном, большой ванной комнатой, со всеми удобствами, включая даже мини-бар и микроволновую печь.
Вот в таком отеле мы все оказались. Я прошел в свой номер, сел на диван и закрыл глаза. Нужно было подождать немного, пока в отель не привезут наши чемоданы. Я вспомнил о сегодняшней неудаче Дронго и улыбнулся. Я люблю, когда он проигрывает. Мне нравится, когда ему плохо.
ДОРТМУНД. 19 ИЮНЯ
Дронго почти не спал в эту ночь. Он сделал схему, обозначив, кто где сидел в ресторане, и пытался вспомнить состоявшийся разговор в мельчайших деталях, чтобы восстановить его буквально по минутам. Утром позвонил Михаил Мураев. Они собирались в сауну, и он приглашал Дронго пойти вместе с ними.
— Мы будем ждать вас в сауне до обеда, — сообщил Мураев, — в другое время она будет занята.
— Обязательно приду, — пообещал Дронго.
Он положил трубку и снова вернулся к схеме. И начал намечать интересующие его вопросы, чтобы задать их тем, кого он выделил в своем списке.
К двенадцати часам он отправился в сауну, расположенную на девятом этаже. Мураев и Харламов уже стояли под душем. Рядом находился представитель российской делегации — Кязим Оруджев. Только в большом интернациональном государстве мог появиться подобный человек, у которого отец был православным азербайджанцем, а мать — полукитаянкой, полубелоруской. У Оруджева было круглое лицо, редкие седеющие волосы, узкие глаза, прямой славянский нос. Словом, каждый из его предков наложил своеобразный отпечаток на его внешность. Оруджев был разносторонне образован, знал несколько иностранных языков, в том числе английский и испанский, прожил очень интересную жизнь и был человеком коммуникабельным и спокойным.
— Вовремя пришел, — кивнул Оруджев, — через полчаса здесь появятся итальянские и немецкие журналисты. Иди быстрее в душ, я уже включил сауну.
Дронго медленно разделся и прошел под душ. Неожиданно он увидел, что Мураев недоуменно смотрит на его грудь.
— Что это у вас? — спросил он. — Вы были ранены?
Дронго смутился. Он забыл, что вода делает более четким шрам на его груди — эту рану он в свое время получил от Луизы Шернер. Он невольно отвернулся.
— Это случайно, — сказал он. — просто не рассчитал, когда прыгал с вышки.
— Как это — не рассчитал? — удивился Мураев. — Этот след не от падения с вышки. Вы были ранены?
— Не помню, — сказал Дронго, — наверное, был.
— Не хотите говорить, — понял Мураев.
— Не хочу, Михаил Николаевич. О чем говорить? Страна, которую я защищал, канула в лету, все идеалы оказались ни к черту. Иногда я кажусь себе динозавром. Слишком много личного осталось в другой жизни.
— Понимаю. — тяжело кивнул Мураев, — я сам не люблю вспоминать прошлую жизнь. Извините, если я вас обидел. Про вас столько рассказывают разных легенд. Говорят, что вы тот самый Дронго, которого знает вся Европа.
— Это обычное преувеличение.
Дронго встал под душ и закрыл глаза. Он вошел в сауну позже остальных. Может, поэтому он остался
