правоохранительные органы в любом случае будут тормозить любую реформу. Единственный выход — разогнать всех сотрудников и набрать новых. Сделать такую революцию в системе, иначе ничего не получится.
— Придут новые, которые будут брать взятки, как старые, — горько ответил Дронго. — Мне иногда бывает страшно за будущее этого региона. При тотальной коррупции и местничестве, при повальном воровстве все три страны обречены на распад и гибель. У Азербайджана, Грузии и Армении нет шансов на гарантированное выживание. Боюсь, что гражданская война в Грузии еще может повториться, запылают более страшные пожары в Баку и в Ереване. Хотя в Армении уже, кажется, хуже быть не может. Убийство спикера и премьера — это очень сильный удар по престижу страны.
— Вы пессимист, — мрачно заметил Харламов.
— Я не думаю, что вы большой оптимист, — заметил Дронго. — Знаю вашу точку зрения по чеченскому вопросу и уважаю вашу позицию, хотя и не разделяю ее. Я понимаю вашу боль и тревогу. Но я понимаю боль и горе всех людей, оказавшихся волею судеб втянутыми в эту страшную войну на Кавказе. Понимаете, что здесь важно. Один главный общий принцип — не убий. Никого, ни старика, ни женщину, ни младенца. И когда бомбят чеченские села, это не метод борьбы с бандитами.
— А когда взрывают дома? — сурово спросил Харламов. — Или когда захватывают больницы? Это метод борьбы? Или когда вас берут в заложники?
— Нет, — сказал Дронго, — это тоже не метод. Что касается взятия заложников, это позор. Самый настоящий позор. Дошло до того, что в заложники стали брать журналистов, которые приезжали к конкретным людям, доверившись им на слово. Таким чудовищным фактам нет оправдания. Но бороться нужно с бандитами, а не с народом.
— У нас опять получился разговор о политике, — вставил Мураев.
— По-другому не выходит, — вздохнул Дронго, — мы живем в век перемен, а это самое страшное наказание, по словам китайского философа. И я думаю, что наш век перемен еще не кончился.
На причале уже скопилось много людей. Дронго оглянулся. Он был прав. Человек, который его интересовал, не пришел на причал. Значит, партия будет разыграна сегодня вечером. Зато рядом с собой он обнаружил Планнинга. Тот был в смешной клетчатой кепке и серой куртке, которая в сочетании с брюками болотного цвета и тяжелыми ботинками делала его похожим на местного рыбака.
— Здравствуйте, Джеймс, — подошел к нему Дронго. — Вы хорошо выглядите.
— Надеюсь, что лучше, чем Темелис, — пробормотал Планнинг.
Он был явно чем-то рассержен.
— Что случилось, Джеймс? Почему у вас такое настроение?
— А каким оно должно быть? В нашем «Экспрессе» появились сначала русские журналисты, потом болгарские, польские. Вчера нас встречали представители вооруженных сил. Что происходит, Дронго? Откуда все эти люди? Что вы задумали?
— Узнаете сегодня вечером, — загадочно пообещал Дронго. — Кстати, вы любите текилу?
— Ненавижу, — сразу ответил Планнинг. — Надеюсь, вы не собираетесь меня спаивать, как этого грузина и украинцев, с которыми вы все время пьете. У вас здоровая печень, Дронго, а я не могу принять такого количества спиртного. Мне кажется, вас напрасно считают трезвенником. В любом вашем досье указано, что вы почти не пьете и предпочитаете красное вино. Наверное, уже пора вносить коррективы.
— Не стоит. — ответил Дронго. — А насчет печени вы не правы, Планнинг. Она у меня больная. Я дважды перенес заболевание печени. И об этом вы прекрасно знаете.
— Я начинаю думать, что вас подменили, — усмехнулся англичанин.
— Надеюсь, вы не собираетесь меня похитить, чтобы проверить мою печень, — пошутил Дронго. — Вырезанного легкого Вейдеманиса вам было достаточно?
— Не нужно так шутить, — нахмурился Планнинг. — Я ведь вам объяснял, что там произошла элементарная ошибка.
— Кто вас навел на Вейдеманиса? — спросил Дронго. — Только не говорите, что он сам подставился. Я его знаю, это настоящий профессионал.
— Мы за вами следили, — признался Планнинг. — А насчет него получили информацию из нашего посольства в Риге. В Латвии Вейдеманиса считают предателем.
— Только потому, что он не принял перемены, так пагубно отразившиеся на его судьбе, — жестко заметил Дронго. — Все понятно, Планнинг. Забыл спросить. Оружие у вас с собой?
— Нет, — ответил Планнинг, — завтра мы въезжаем в Россию, и я не хотел бы попасть в русскую тюрьму за незаконное хранение оружия.
— В таком случае будьте осторожны, — посоветовал Дронго. — Сегодня вечером может произойти все что угодно.
Он спустился во внутреннее помещение теплохода, где находился небольшой бар и стояли столики. За одним из них разместились Юрий Семухович, Андрей Бондаренко, Екатерина Вотанова. Напротив сидели Бугадзе и Мдивани. Дронго подсел к ним. Ему нравилось общаться с молодыми людьми. По возрасту он был старше всех сидевших за столом. Семухович был младше на год, а Георгий на несколько лет. Остальные были еще моложе. И ему нравилось подобное положение. Обычно в компаниях, где ему приходилось бывать, уже много лет он оказывался самым молодым. На этот раз уже он чувствовал себя старшим и не испытывал от этого каких-либо неудобств. Дронго, сев за столик, попросил принести ему кофе. Вокруг были эстонцы, латыши, литовцы, белорусы, молдаване. В первые дни некоторые из них отказывались говорить по-русски, предпочитая общаться по-английски, но постепенно все перешли на русский язык, который незаметно вытеснил английский и с каждым днем звучал все более уверенно.
Дронго сидел напротив Вотановой. Он заметил, как спустившаяся в бар Виржиния попросила бармена дать ей кофе и о чем-то тихо говорила с Планнингом. Тот улыбался, очевидно, делая ей комплименты. В дальнем конце помещения сидел Хоромин, он пил пиво в компании Харламова и Мураева. Рядом, за соседним столиком находились Мулайма Сингх и Мэрриет Меестер.
— Вы о чем-то задумались? — спросила Катя.
Оторвав взгляд от женщин, он взглянул на Вотанову. Во время поездки она чаще появлялась не в юбке, а в джинсах, что несколько удлиняло ее фигуру. Он вспомнил, что ему нравились женщины в брюках двадцать лет назад. Двадцать лет назад этой девочке было четыре года.
— Можно, я дам вам совет? — вдруг сказал Дронго.
— Какой совет? — не поняла Катя.
— Никогда не делайте замечания мужчинам в подобной ультимативной форме, — сказал он тихо, чтобы его никто не услышал.
— Вы имеете в виду себя? — поняла она.
— Я имею в виду вообще ваши отношения с мужчинами.
— Почему?
— Слабого мужчину вы сломаете, а сильный не захочет находиться рядом с вами.
— А вам не кажется, что женщине самой не интересно со слабым, а сильный ее будет подавлять. Может, женщине хочется быть рядом с равным?
— Вы предполагаете, что мужчина и женщина изначально равны? — печально спросил Дронго.
Поднявшись за новой порцией кофе, Бондаренко вернулся вместе с Семуховичем и уселся за стол. Георгий Мдивани и Важа Бугадзе поднялись на палубу, оставив их вчетвером.
— Я думаю, что равенство в отношениях с мужчиной предполагает равенство характеров, — ответила Вотанова.
— Это взгляд феминисток, которые не всегда бывают правы, — заметил Дронго.
— О чем вы говорите? — поинтересовался Юрий.
— О равенстве мужчины и женщины, — пояснил Дронго. — Не боюсь показаться консерватором и признаюсь, что не люблю феминисток. На мой взгляд, все это надуманное и идет скорее от позы, чем от души. Не встречал ни одной феминистки с удавшейся семейной жизнью, и не верю в их тезисы о равенстве полов. Я имею в виду не социальное равенство, а биологическое.
— Вы не просто консерватор, — сказала Вотанова, — вы женоненавистник. Вам не кажется, что женщинам не позволяли быть равными с мужчинами? Так всегда было в истории. И прежде всего они сами
