которого жизнь была бы похожа чёрт знает на что. Вот, скажем, ложка. Предмет простой. То есть вполне подлежащий языковой декодификации. Теперь смотрим: на американском слэнге “ложка” будет как? – “Shovel”. “Лопата”. А на русском – “миномёт”. Чувствуете разницу, господа? В этой разнице – всё про национальный характер, их и наш. Американец гребёт клетчатку в рот не спеша, но с размахом, размеренно, обстоятельно, пока всю не загребёт – не остановится. Русскому, как правило, не до обстоятельности. Ему дай бог хоть половину боезапаса расстрелять, неважно в какую сторону, пока тарелку не отняли.
Петров влил в себя, может быть, только два “миномёта” супа, когда к ним подъехал толкаемый официантом хромированный столик на резиновом ходу, а на столике этом, в окружении мелких тарелочек со спаржей, шпинатом, картофелем-фри, гуайавой, стручковой фасолью и приправами, им принесли чампадонго. Поднимавшийся с блюда аромат миндаля заползал глубоко в ноздри и оседал в пещерах носоглотки густым разноцветным облаком. Официант убрал нетронутую Петровым плошку с супом и поставил перед ним широченное блюдо, в которое свалил огромный ломоть дымящегося мяса, после чего принялся обкладывать это мясо многочисленными приправами. Американец шумно задышал. Петров с тоской и отвращением на него покосился.
Да что ж это такое, подумал Петров. Не учат их, что ли, как вести себя в присутственных местах?.. У нас в «Лесной школе» под Челобитьево – хорошие манеры всю жизнь шли даже впереди политинформации. То есть уже на вторую неделю обучения появляется инструктор по этикету и объясняет зеленоротым, что съедать нужно от двух третей до половины того, что тебе положено в тарелку. И зависит это от категории заведения и ранга сотрапезника. Если ты в Белом Доме с Президентом США обедаешь – съедаешь половину. Если в марсельском портовом кабаке с Нюськой Катастрофой, работавшей с советскими моряками под видом марсельской шлюхи на предмет контрабанды, то – две трети. И больше не моги. На вилочку еды набирать чтобы гуленька могла в один присест склюнуть и ни граммом больше. Жевать вообще не рекомендуется. Запивать и думать не смей…
Официант, разложив малую часть чампадонго по тарелкам, а большую часть оставив дымиться и благоухать в центральном блюде, ушёл. Тут у Билла замурлыкал телефон. Он прижал трубку к уху и долго слушал кого-то, причмокивая и причавкивая, косясь блудливым глазом на полыхающее разноцветными ароматами розовое мясо.
– О'кей, – сказал, наконец, американец, убрав телефон. – Эдик, ты что же нам с тобой не наливаешь водки?
Петров потянулся за бутылкой и безропотно налил себе и Биллу по половинке. Он чувствовал, что сейчас будут озвучены какие-то новости.
– Эдик, – сказал американец, подняв в воздух рюмку. – Я хотел бы выпивать за э-э-э… дрюжбу и добрососатство… сосетство между нашими ведомствовами.
Петров просветлел лицом, почувствовав, как чувствовал лицом тепло от свечи толщиной в руку, вящую приятность грядущих новостей.
– Тфоё ведомство отшень и отшень помогло нашему ведомству!.. Да. Эдик, я должен передать тебе… я есть должен официально благодарить от нашего Государственный Департмент… за… за огромную помошчь. Got it[28]?
– Всегда пожалуйста, – меланхолично отозвался Петров.
– И ещё я должен передать…
Петров напрягся. Только бы никаких официантов сюда больше не сунулось, подумал он. А то америкэн фрэнд перепьётся и позабудет сказать о главном.
– …должен передать, что на счёт в Сан-Хосе, который ты мне назвал, обговоренная сумма переведена полностью!
Нет, не забыл, не забыл, сукин сын!
Порыв ветра с гор распушил зацветший третьего дня куст агавы в глубине полутёмного сада. Белые лепестки упали на заставленный яствами стол. С тарелки поднялось густое благоухание и окутало улыбающегося Петрова, повело, закружило его дипломатической формы голову с седоватыми висками, с аккуратнейшим пробором и бровями-стрелочками, отплясывавшими танец джигу. Рука Петрова сама собой, без малейшей инициативы со стороны коллеги, скользнула к бутылке и долила бокалы до краев. Один из лепестков упал в ёмкость Петрова и теперь кружился там на границе двух прозрачных сред, всё быстрее и быстрее, как дервиш, как волчок, как мельничное колесо в преддверии урагана.
– Билли, дружище, – сказал Петров, задумчиво наблюдая за беспокойным лепестком. – Маньянская агава цветёт, как ты знаешь, раз в жизни, но как – сразу пятнадцатью тысячами цветков. Так и настоящего друга зовут на помощь один раз, когда ситуация действительно серьёзна, но уж когда он, настоящий друг, приходит к тебе на помощь и встает с тобой плечом к плечу – вам с другом целый мир не страшен. Выпьем за настоящую мужскую дружбу, Билли, май френд.
Петров, а вслед за ним и потрясенный душевным тостом американец, выпили до дна.
– Это я не к тому, что я тебе раз помог и в кусты, – обожженной глоткой просипел Петров, нащупывая вилку. – Если что – обращайся завсегда.
При помощи ножа и вилки он отслоил от своего куска чампадонго изрядный ломоть, окунул его в острый соус нежно-малинового цвета, пахнущий тмином, укропом и белым перцем, запихнул его в рот и начал жевать с таким усердием, что струйка мясного сока из уголка рта вытекла на его чёрный смокинг. При этом мозги работали в автономном режиме, прикидывая, сколько надо будет отстегнуть от этих денег Серебрякову, а сколько ещё двоим коллегам – тем, кто кормился от щедрот ЦРУ.
Американец опять заговорил. Язык его слегка заплетался, но ясности мысли он не потерял:
– Но дело ещё совсем не завьершено. Мы знаем, где находится субмарина. Мы знаем, что покупает её Октябрь Гальвес Морене. Но как нашли его продавцы? Это же не мафия, это армия. Дольжен быть посредник. Главное для нас – захватить рюский продавец. Но и посредник будет не льишний. Я думаю, что твои услуги… то есть, эээ… дрюжеская помошчь твоего ведомства в ближайшее время моему ведомству будет нужна очшен… very… чресфичайно, да…
– Мы можем присмотреть за резидентом ГРУ, – ответил Петров.
– Ноу, ноу, – помахал вилкой Билл Крайтон. – Бурлак не есть продавец.
– Это ясно, – усмехнулся Петров. – Но он военный атташе. Любой армейский чин из России обязан представиться ему по приезде в Маньяну. Мы будем знать обо всех, а среди них найдётся и возможный продавец.
– Ми тоже кое-что знаем, – признался американец. – И если сможем узнать ещё, я буду сообшчить тебье. И вот ещё что: если ты не возражаешь, я хотел бы послать двух людей на квартиру к тфоему человеку, который видел этих террористов в упор, о'кей?
– О'кей, посылай, – сказал Петров, справившийся, наконец, с куском мяса и приноравливаясь отхватить себе ещё один такой же. Язык его заплетался заметно сильнее, чем у собеседника. – Адрес записать?
– Спасибо, – отозвался американец, набирая номер. – Адрес у нас имеется.
– Ну, тогда какие проблемы? – весело воскликнул Петров и забил в рот, как заряд в пушку, весёленький кусочек дымящегося мяса. – Наливай!
Последнего, произнесенного с набитым ртом, американский резидент не расслышал, поскольку уже отвлёкся от Петрова и деловито отдавал кому-то в трубку короткие и ясные распоряжения. Пришлось генерал-майору оставшейся в бутылке водочкой распорядиться самолично.
– Эдик! – сказал американец, прикрыв трубку ладонью. – Ничего, если мои люди у тфоего человека на квартире посидят до утра в засаде на случай, если террористы придут его убрать как свидетеля?
Петров проглотил недожёванное мясо и сказал:
– Пусть сидят. Его всё равно дома нет.
– Я знаю, – сказал Билл. – И до утра не будет. Он у тебя… э-э-э… in the guard-room[29]… как это по-русски…
– И откуда вы, американцы, все наши секреты знаете?.. – пробормотал Петров, кромсая мясо на тарелке, перекладывая его картофелем-фри и шпинатом.
– Даём объявление в газете о покупке секретов и нанимаем три секретарши, – ответил Билл.
– Зачем три? – удивился Петров.
– Очень много желающих звоньят, – сказал Билл. – Шутка. Не обижайся.
