она тоже не поняла, хоть и было это сказано на испанском. Что-то насчёт розового и перламутрового. Розовая была на ней шляпка, а что перламутровое?
– Gracias, сеньор, – сказала она. – А теперь о деле.
– Да, о деле, – отозвался сеньор с готовностью. – Как там поживает наш досточтимый коллега?
– Коллега… хорошо поживает, – несколько растерялась Ольга Павловна.
– Здорова ли его супруга?..
Он издевается, с раздражением подумала Ольга Павловна, вспомнив Ванду Мещерякову – раскормленную крикливую дуру.
– Здорова, что с ней станется, – ответила она. – Так о деле…
– Да, о деле, – папик сделал важное лицо. – Дело, собственно, в том, что…
– Мы уже готовы передать товар, – Ольга Павловна встряла в образовавшуюся паузу. – Это мне поручили так вам и сказать. И мы с вами должны обсудить все вопросы, связанные с передачей денег.
– Очень хорошо, очень, уважаемая сеньора. Но у нас, видите ли, возникли некоторые проблемы… О, вполне решаемые!
– Какие ещё проблемы? – нахмурилась гостья.
– Один из участников сделки… как бы это сказать помягче… немножко умер.
– И что?
– О, ничего. Ничего страшного, сеньора. Просто его, так сказать, товарищи никак не определятся с его преемником. А, соответственно, и трансферта нет…
– И что теперь?
– Ничего. Ничего страшного. Надо подождать день-два. Или три. Они определятся – и дело будет сделано. А мы тем временем уточним, через какие банки пойдут деньги. И пусть прекрасная сеньора насладится отдыхом на берегу океана…
– Смотри-ка… там этот у них маячит… Вроде часового… – прошептал Андроныч Машкову, сощурившись от пыли, целое облако которой поднял их пикапчик, подъехав к той калитке, за которой скрылась их подопечная.
– Не вроде, а самый настоящий часовой и есть, – отозвался Машков, жуя какую-то жухлую травинку.
? Снимать будем? – спросил Андроныч, и вряд ли в шутку. Он, кажется, всерьёз собирался играть в эти шпионские игры.
? Да что его снимать-то! Парень от жары совсем протух. Сейчас вот что – съездим-ка мы с тобой на рыночек. Заодно чтобы, в случае чего, подозрения от себя отмести…
– Подозрения в чём?
– Ну, мало ли в чём… Бросай свой блокнот, никуда он не денется. Пойдёшь сейчас прошвырнёшься по рынку, купишь чего-нибудь, приценишься, туда-сюда… А потом отыщешь нужного человечка и купишь у него papel de cigarro покрепче да поядовитей. Потом мы поедем на точку, ты к этому часовому подойдёшь – попросишь огоньку – дёрнешь пару раз, больше не надо – там, слово за слово, – угостишь косячком – только уже маленько не тем – он у тебя отключится в три секунды…
– Не, не получится, – сказал Андроныч.
– Отчего это вдруг не получится?
– Некурящий я, уж извини. Ровно двадцать лет как бросил. Давай лучше ты часовым займёшься, а я барабашку поставлю. Мне это дело, знаешь ли, привычнее. Только вот… вдруг он тоже не курит, часовой этот?..
– Ну да, не курит. Здесь, в Маньяне, курят все – даже младенцы.
Они подъехали к рынку. Машков остался в машине, а Андроныч пошёл покупать papel de cigarro, то есть анашу в самокрутке. Чем должна пахнуть и как должна выглядеть травка «покрепче да поядовитей», он знать не знал. Придётся, значит, положиться на честность местных мехильянос. Впрочем, он намекнёт, что приехал сюда надолго, на целый месяц, согласно легенде, по которой они с Машковым были геологи, прибывшие сюда замерять сейсмические колебания земной коры. К постоянному клиенту и отношение другое.
Машков, оставшись один, закурил свою обычную – без травки – «Лаки страйк» и напружинил мозги, ещё раз прокручивая в уме предстоящую операцию. Короткий разговор с Бурлаком посеял в нём сомнения с подозрениями. Положим, дело тут действительно не в ревности. Положим, действительно проследить за Ольгой Павловной необходимо её мужу в силу каких-то там интересов обороноспособности страны. Пусть. Но Машков никак не мог избавиться от ощущения лапотного непрофессионализма, самодеятельности самого скверного пошиба, которыми за версту отдавало от этого задания.
Не дело это. Чисто не дело. Всё неправильно, всё! Посылать Машкова, человека с дипломатическим паспортом в кармане, ставить прослушки – да ведь это немыслимый прецедент! В ГРУ этим специалисты занимаются. Вот – Андроныч, например. Ну и прислали бы ему в пару ещё одного такого же Андроныча, всё бы сделали в лучшем виде. А профессия Машкова – человечков нужных к себе располагать парой-тройкой фраз… Прослушку, конечно, мы поставим. И всё же не дело это, не дело. Бурлак Машкова подставляет со страшной силой. А возьмут Машкова за афедрон за установкой прослушки? Ладно, тогда Машкову здец3,14. Так ведь и Бурлаку то же самое! Он что, не боится себе карьеру поломать?..
– Hola, geologico! – крикнул какой-то парнишка, проходивший мимо машины.
Машков улыбнулся и махнул ему рукой. Быстро здесь новости расходятся… Будем надеяться, что в периодически сотрясаемом землетрясениями и омываемом цунами городе Акапулько геологами никого не удивишь. Благо, какой-то то ли сейсмограф, то ли сейсмометр Андроныч и впрямь с собой приволок.
А хорош был бы сюрприз здешней контрразведке, если бы этих геологов сфотографировали и фотографии показали кому-нибудь в МИДе. Сеньор diplomato ruso ещё и геолог на досуге! Какой, чёрт возьми, разносторонний сеньор!.. Просто многостаночник какой-то…
Ну, Бурлак! Можно подумать, что последний день Помпеи наступил и завтра уже не нужна будет родной отчизне никакая разведка, можно списывать сотрудников и агентов толпами, гори всё огнём. Что творится-то?!
Вернулся довольный собою Андроныч со связкой бананов в руках и ананасом подмышкой.
– Todo esta en orden, amigo! – крикнул он, гордый, что, будучи впервые в жизни послан покупать настоящую наркоту, с заданием справился без сучка, без задоринки. – Pon en marcha el motor![63]
Через десять минут они подъехали к калитке, за которой скрылась Ольга Павловна. Вернее, подъехал один Машков, а Андроныч из машины заблаговременно выскочил и тремя проулками зашёл, так сказать, в тыл, то есть вынырнул на противоположном конце пустынной улочки, на которой и располагался неприметный домик, окружённый двухметровым забором из гранитных бульников и глины. Машков припарковался в самом начале той улочки, вставил в рот emboltura[64] и принялся возиться с автомобильной поджигалкой. Поджигалка не работала. Это было естественно, поскольку Машков сам только что оторвал под капотом провод, её питавший.
Часовой, крепкий парень с бритым затылком, одетый в шорты и майку, пропитанную потом, находился от Машкова в каких-нибудь пяти метрах. Он сидел на корточках, прислонясь к стене и страдая. До этого он занимался тем, что строгал какую-то палочку, но теперь нож и палочка выпали из его рук, он закрыл глаза и откинул голову.
Заслышав шум подъехавшей машины, он глаза открыл, а потом и голову повернул. Битый драный пикапчик неопределённой породы и вылезший из него мужик в видавшем виды мешковатом комбинезоне и мятой шляпе никаких подозрений у него не вызвали.
– Hermano! – cказал незнакомец, держа у рта самокрутку самого недвусмысленного и соблазнительного вида. – Aqui hay fuego?[65]
Часовой протянул Машкову зажигалку, потом посмотрел на самокрутку и облизнулся.
Машков сделал две затяжки, причмокнул, показал всем своим физиономайзером, как ему стало хорошо, и протянул парню косяк. Тот поспешил затянуться. Машков отошёл к пикапу. Теперь – скорее, скорее! – три таблетки антацида, а лучше все четыре, пока не начало всё расплываться перед глазами, и тёплого пива из банки, чтобы лекарство проползло в пересохший пищевод, вот так, хорошо… Уф-ф-ф… Сердце заколотилось со страшной скоростью. Машков допил пиво и только тогда перевел взгляд на часового. Тот в свои
