– Кто?! – Я откидываю засов, мама испуганно отскакивает от расхлобыстнувшейся двери.
– Ира… А что? Разве вы больше не…
– Она звонила?
– Ну да…
– Ты же раньше ее на дух не выносила, – говорю я, яростно вытираясь полотенцем.
– Мы хотим тебе только добра… – чуть не плачет мама.
– «Мы»? Стало быть, женская солидарность в природе существует?
Я крепко обнимаю ее, вдыхая милый домашний запах, и мне кажется, что ее волосы немного сохранили солнечный летний аромат…
– Все будет хорошо. Честное слово. Только сейчас оставьте меня в покое. Пожалуйста.
10
Безуспешно промотавшись еще несколько недель, я все же соглашаюсь на «охрану». Охранять предстоит склад бытовой техники на территории давно остановленного завода. По соседству с нами арендуют помещения еще несколько контор, подкармливающих свору брехучих дворняг. Мой босс, респектабельный господин в стильном, в мелкую клеточку пиджаке и с золотой, в два пальца толщиной цепью, перехватывающей мясистое горло, распоряжается выдать мне «Макарова», при одном взгляде на который мои внутренности тоскливо сжимаются.
– Это чистая формальность, – успокаивает хозяин. – Сам посуди: кто полезет за сковородками или стиральными машинами? Наличности-то здесь нет. Золота и брильянтов тоже. – Он громко ржет над своей остротой. – Вон, напарник твой – вообще мент в отставке. Было бы опасно, он бы тут не сидел. Ну, по рукам?
Я пожимаю протянутые мне волосатые пальцы-сардельки, холодные, как вороненая сталь. Она же застыла и в цепких немигающих глазах босса.
Тем же вечером я выхожу на первое дежурство. Склад не отапливается. Стылый каменный мешок. В комнатке для охраны, правда, есть обогреватель «Де Лонги», кушетка, стол, стул, а также видеодвойка и несколько кассет широкого диапазона выбора: от порнухи до крутых боевиков. Видимо, для поднятия рабочего настроения. Но главное – монитор, соединенный с видеокамерой, спрятанной на улице напротив входа. Наша работа и состоит в том, чтобы ни днем, ни тем более ночью не сводить с него глаз. При появлении чего подозрительного немедленно связываться по сотовому с ближайшим отделением милиции.
Мой напарник, майор в отставке, огромный сумрачный мужик с характерными сине-бурыми кругами под щелками глаз, прозывается Сан Санычем. Он кряхтит, зевает, жалуется на погоду, желудок, печень и вредную «старуху» – жену. Днем, когда приезжают оптовики и идет погрузка-разгрузка, мы по очереди стоим в дверях на жутком сквозняке, глядя в оба, чтобы грузчики – эти шустрые малые с честными лицами – ненароком не отгрузили пару ящиков в чей-нибудь сиротливо стоящий за заводскими воротами прицеп. На памяти Сан Саны-ча подобные случаи имели место, после чего стоимость недостающего товара вычитали из заработка всех трех охранных смен.
Поздно вечером, когда склад закрывается, настроение напарника подскакивает, как ртутный столбик на вынесенном на солнышко термометре. Сан Саныч извлекает бутерброды и припасенное лекарство в виде бутылки «Столичной», широким жестом приглашая разделить скромную трапезу. Я тоже вытаскиваю свой провиант. Днем пожрать толком не удалось, и я голоден, как после пары дней на «передке». От горячительного я сперва отказываюсь, но Сан Саныч мертвого уговорит.
Вскоре выясняется, что, помимо нас, на складе есть еще живые существа – огромные серые крысы, наглые, как студенты на досрочном зачете. Похоже, они считают себя подлинными хозяевами помещения, а нас лишь терпят как незваных гостей. Потому передвигаются почти в открытую, презрительно поглядывая в нашу сторону угольками-глазенками. При виде их омерзительных облезлых грязно-розовых хвостов меня начинает трясти. К этим тварям я испытываю инстинктивное отвращение и ненависть, сравнимую разве что с ненавистью к войне…
– Та смена их подкармливает, – говорит Сан Саныч. – Идиоты. Говорят, что иначе они озвереют и начнут бросаться. Травили их, травили… Бесполезно. Кот сдох, а этим хоть бы хрен. Давеча пошел в сортир – сидит тварь на «очке». Здоровая, с дворняжку размером. Скалится, сука… Еле согнал. Может, они нам сортир платным сделать решили? На, жри, гадина, чтоб ты подавилась… – Он ломает кусок от колбасы и швыряет в дальний угол. Тотчас туда устремляется серая стая. – Мочить их надо в сортире, как террористов…
Я беру «ПМ». Мои пальцы – оголенные нервы. Они чувствуют каждый сантиметр отполированной стали, как руки пианиста – клавиши. Эту музыку я могу сыграть с закрытыми глазами в любое время дня и ночи… Хлесткие щелчки смешиваются с предсмертным писком. По серой стене размазана кашица из кроваво-белесых жирных внутренностей.
– Ты чё наделал? – ошалело смотрит на меня Сан Саныч. – А убирать кто будет?
Я молча наливаю полный стакан водяры, выпиваю одним махом. Дрожь уходит, уступив место жидкому огню. Наливаю в ведро воды, беру швабру и смываю крысиную требуху. Потом зачем-то долго тру руки хлоркой. Вдруг меня подкашивает ватная слабость, близкая к обмороку. Я склоняюсь над клозетом, изрыгая в его мутное чрево водку вперемешку с трупным смрадом… Когда я вновь появляюсь в нашей каптерке, Сан Саныч глядит на меня с нескрываемым восхищением. Он долго трясет мою руку.
– Молоток.
Я понимаю, что это слово в его устах – высшая похвала.
Я-ничего не рассказываю ему о произошедшем со мной в туалете. Как и о том, что едва ли не больше, чем крыс, ненавижу и страшусь эффективного орудия их недавнего уничтожения, по-хозяйски расположившегося сейчас на стуле и дружески подмигивающего мне единственным черным глазом…
Утром около шести, первым, позевывая и почесываясь, ушел в густой туман разведдозор. Вскоре, связавшись с ними по рации, снялся с места десант. Настала наша очередь. В колонне было около тридцати машин. Гарик тотчас вскарабкался на ближнюю и, приняв геройский вид, попросил Огурца его заснять. Похоже, они поладили. «Старички» посмеивались, словно взрослые дяди, наблюдающие за невинными детскими забавами. Появился заспанный Василий и объявил Кирилла старшим по средним девяти машинам. Оказалось, он, Кирилл Смирнов, – капитан милиции. Моя голова гудела от недосыпания. Тело бил озноб то ли от нервов, то ли от сырого тумана. Да еще, как назло, невыносимо свело живот. Содрогаясь от унизительной слабости, я бросил беглый взгляд на сумрачные лица окружающих и, стараясь не привлекать внимания, отбежал в ближайшие кусты, жалея, что не могу отсидеться в них до конца оставшегося срока.
– Что, усрался не вовремя? – приветствовал меня Гарик на борту «Урала».
Я послал его подальше. В углу кемарил Денис. Макс, вздохнув, пожалел, что у него нет с собой гитары, на что Денис, приоткрыв один глаз, отозвался:
– Слава богу. Меня уже тошнит от «Хрустальных замков» и «Упоительных российских вечеров».
– Тошнит – иди поблюй, – беззлобно парировал Макс.
Но Денис уже вновь погрузился в дремоту. Мне бы последовать его примеру, но я не мог.
– Как он может спать? – жалобно удивился Костик.
– Не волнуйся, – встрял какой-то незнако-_мый смуглый парень со странным затаенным блеском темных, с прищуром, глаз, выговором и обликом смахивающий на местного. – Мы его разбудим, когда начнется что-нибудь интересное.
– Контрактник? – спросил его Кирилл.
– Нет. А ты?
– Тоже нет.
