корявых человечков, держащихся за руки.
– Это мы. Как будто на море. Ведь, когда папа вернется, мы поедем на море, он же обещал. Мам, почему ты плачешь?
– Я не плачу, сынок, – пробормотала она, сглатывая горючий ком, – это просто солнце светит очень ярко.
8
Я ищу работу. Каждый, кто хоть раз в жизни сталкивался с подобной проблемой, меня поймет. Я ищу работу. Агента, торговца, грузчика. Без опыта. На минимальный оклад. Любую, где не требуется держать в руках оружие… Результат пока выглядит примерно так:
– Значит, после армии? Хорошо… А где служили? Где?! Извините, к, сожалению, пока вакансий нет. Может быть, позже…
Такое впечатление, что последние полгода я провел в лепрозории.
В одной риелторской конторе вышколенный паренек в модном пиджаке и при галстуке, стрельнув глазами по сторонам, перегнулся ко мне через стол и, перейдя на доверительный шепот, поведал, что я смогу заработать гораздо больше, если свяжусь с неким Ашотом… Номер мобильный.
На том конце провода мужской голос с характерным кавказским акцентом сообщает, что работа связана с риском для жизни, но деньги он платит хорошие, и предлагает встретиться…
Я вешаю трубку и отхожу от таксофона…
Промаявшись недели три, я все же нахожу место. Формально я называюсь рекламным агентом. В народе таких, как я, прозвали более конкретно и емко: «человек-бутерброд».
Обвешавшись с двух сторон плакатами с изображением аппетитного куска пирога, я брожу взад-вперед по одной из центральных улиц возле полуподвальной забегаловки с пышным названием «Ресторан «Фантастическая пицца». Время от времени с идиотским жизнерадостно-сытым выражением лица я пристаю к прохожим с приглашением зайти и отведать этой самой «фантастической пиццы». Моя зарплата составляет пятьдесят «рэ» в день плюс обеденный паек – кусочек рекламируемого блюда, который на третий день мне не то что в себя запихивать – нюхать неохота. По противоположной стороне улицы ходит мой коллега – «Курс доллара». Заработок тот же, но обед для него не предусмотрен, и потому Курс притаскивает из дома термос с супом и чайные пакетики. Курсу пять лет до пенсии, бывший бюджетник, зовут попросту Андреич. От постоянного пребывания на свежем воздухе с его щек не сходит здоровый румянец, а изнутри периодически вырывается хриплый бронхоле-гочный кашель. Периодически мы с Курсом подменяем друг друга на время жрачки или походов в туалет.
– Нам еще повезло, – просвещает меня Курс. – Вон, около Ленинского, шесть дубле-ночников на тумбы расставили, правда, сменами, по полдня. Представь: торчишь у шоссе, как вилка в заднице, гарь глотаешь, да еще каждый проезжающий хмырь издевнуться норовит. То огрызком запустит, то бычок кинет. А то и бутылку…
– То есть как это на тумбе? – не врубаюсь я.
– А так. Живой манекен. Дешево и сердито.
– Совсем оборзели, скоты. – Я проникаюсь комсомольской ненавистью к капитализму – с лицом мало его напоминающим, скорее – противоположную часть тела.
– Точно, кхе-кхе… – соглашается Курс, доставая из-под щита сорокаградусную заначку. – Как же холодно, блин… Даже валенки не помогают.
– У тебя, случайно, не температура? – Внезапно во мне пробуждается давно, как мне казалось, расстрелянный и похороненный инстинкт несостоявшегося медика. – Мне твой кашель не нравится. Сходил бы к врачу, а то достукаешься до пневмонии.
– На кой мне врач, кхе-кхе… Кто меня на больничном держать станет? Вам, молодым, легко рассуждать. А я в свои пятьдесят пять куда потом пойду? Сторожем, и то не возьмут. Гуляй, дед, найдем помоложе. А жить на что, кхе-кхе…
За разрисованным окном маячит бледная въедливая физиономия менеджера, которого я про себя называю надсмотрщиком. Мы с коллегой разбредаемся в разные стороны. Как раз напротив забегаловки останавливается парочка. Джинсы, короткие курточки, ломкие волосы и красные от стужи носы как следствие отсутствия головных уборов. По виду студенты, явно не обремененные лишним налом. Наш контингент.
– По-моему, неплохое местечко, – робко замечает парень.
Девушка манерно пожимает плечиками.
– Как вы считаете, – с интонацией пресытившейся аристократки обращается она ко мне, – здесь вкусно готовят?
И почему это сопливые девчонки обожают выламываться перед своими бойфрендами? Даю голову на отсечение, что дешевая пиццерия – самое крутое заведение, которое она посещала за свою коротенькую глупую жизнь.
– Не хуже и не лучше, чем в других подобных местах, – отвечаю я честно. – Зайдите, попробуйте. Погода – дрянь, хотя бы согреетесь.
Парочка секунду совещается и скрывается за дверьми «Фантастической пиццы». Снова мелькает надсмотрщик-менеджер, одобрительно почесывающий треугольный подбородок. Я поправляю врезавшиеся в плечи лямки чертова плаката. Интересно, в каком институте учатся эти ребята? Я мог бы сейчас быть на их месте: болтаться по вечерней Москве, жрать всякую дешевую дребедень и пребывать в розовой уверенности, что жизнь прекрасна…
– И кому только нужна эта война? – калачиком свернувшись на досках, задумчиво произнес Сайд.
– Известно кому, – злобно ответил кто-то из противоположного угла. – Тому, кто на ней бабки делает. Министрам всяким, генералам штабным.
– Олигархам… – кашлянули из глубины. – Вон, рожи какие нажрали. Нефть же здесь. В этом собака зарыта.
– Верно. Кому война, кому – мать родна…
– Это не война, а «антитеррористическая операция», – весьма похоже прошамкал Макс Фридман.
– Ага, затянувшаяся лет на пятьдесят…
– Выборы скоро. Вот и подумай, кто въедет в Кремль на лихом коне…
– Это Кавказ, – вздохнул Огурец. – Наши кони здесь всегда спотыкались.
– Мы их еще в тот раз могли дожать, – раздался глухой голос Кирилла. – Каким надо быть идиотом, чтобы тогда не сделать этого. Или поиметь с того большую выгоду…
– Жаль, нам с тех бабок ни хрена не достанется, – взгрустнул Гарик. – Эх, погудели бы… Знаете, какие телки у нас в Митине… Приезжайте, на всех хватит.
– Хо-хо-хо… – донеслось со всех сторон.
– А тебя дома кто-нибудь ждет? – зачем-то спросил я у Кирилла. Возможно, потому, что он один лежал молча, но с открытыми глазами.
– Ага. Все шлюхи Тверской.
– А родители?
Он стрельнул по мне недобрым взглядом:
– Я что, похож на тех, кого находят в капусте?
И это был еще один вполне понятный сигнал – не задавай лишних вопросов.
– Ладно, мужики, давайте спать. Завтра подъем ранний…
Я послушно закрыл глаза, но знал, что вряд ли засну.
– Кирилл… – услыхал я прерывистый шепот и невольно повернул голову в сторону говорящего. Костик, приподнявшись на локте, напряженно вглядывался в палаточный сумрак. – Кирилл…
– Ну? – нехотя отозвался тот.
– Какая она, смерть?
Я почувствовал, как по груди пронесся легкий холодок, будто чье-то дыхание. Я притаился, замер, точно и мне должно было открыться нечто, какое-то высшее знание, ради коего, быть может, я угодил сюда…
