еще двух старух. Одну из них — помещицу Пафнутьеву, в магазине г-на Подхалюзина, купца второй гильдии. Следователь Порфирий Петрович в недоумении — кто же это мог сделать.»
Такой рекламе мог бы позавидовать кто угодно. Окровавленный бархат тут же раскупили на сувениры по тройной цене, и кусочки его, вшитые в платье, долго еще были в моде в высшем обществе…
— Вот-с! А это — специально для вас, — приказчик отогнул подкладку сюртука.
— Карманчик потайной, для топора-с!
Родион Раскольников остался доволен покупкой.
Порфирий Петрович, недавно повышенный до старшего инспектора, курил трубку и почитывал книжку.
— Ну, Достоевский! Вот шельмец! Славно-то как описал! Прям слеза прошибает…
В дверь постучали.
— Входите!
В комнату вбежал запыхавшийся младший инспектор.
— Порфирий Петрович! Раскольников сбежал, и две старухи убиты.
— Кто же это мог сделать? — удивился следователь.
— Анархисты, верно! — предположил младший инспектор.
— Да-а… Возможно.
Следователь погрузился в глубокое тягостное раздумье. Что-то подсказывало ему, что побег и убийства как-то связаны.
— Порфирий Петрович! Тута к вам с донесением.
— Пшел вон! — дружелюбно-истерически взвизгнул следователь, возмутившись, что так нагло мешают ходу его гениальной мысли.
И городовому Василию, желающему рассказать о том, что старуху убил Раскольников, пришлось возвращаться на пост.
Порфирий Петрович напряженно думал. В полицейской управе все ходили тихо и пили кофе.
Наступила ночь.
Родион Раскольников шел по улицам и думал о ночлеге. Новая вывеска привлекла его внимание.
Долгие месяцы, проведенные в тюрьме, дали о себе знать. Родион почувствовал, что именно это ему сейчас и надо, и вошел внутрь.
— Смотрите, девочки, кто пришел!.. Да Вы проходите, не стесняйтесь! Вот так, к огню…
Родион Раскольников не верил своим глазам: перед ним была Сонечка Мармеладова!
— Как же так? Ведь ты же бросила, — удивился он.
— Конечно, бросила, Роденька! Я сейчас сама клиентов не обслуживаю. Я на твои деньги собственное дело открыла. Да что ж ты в дверях — то стоишь? Проходи в номера, пивка попьем, поболтаем! Дай-ка я тебя расцелую!
С этими словами Софья бросилась в объятья Родиона.
— Ой, каакой у тебя большой! — восхищенно произнесла она.
— Нет, извини, это мой топор, — Раскольников отстранился и снял сюртук.
Немного погодя Родион Раскольников пошел за своей любимой. Эту ночь они провели, горячо обсуждая, кто же он — тварь дрожащая, или право имеет.
На следующий день инспектор Порфирий Петрович решил выехать на место преступления. Все, что было возможно, прохожие еще вчера растащили на сувениры.
Но Порфирий Петрович, руководствуясь инструкцией, положил несколько камешков и окурков в карман в качестве вещественных доказательств.
— Порфирий Петрович! Я знаю убийцу! — попытался было сказать городовой.
— А тебя и не спрашивают. Бери лопату и копай, — ответил погруженный в раздумья старший инспектор.
— Зачем?
— Будем искать труп!
— Где?
— Тут, — Порфирий Петрович указал себе под ноги. Его интуиция подсказывала ему, что это — правильный путь.
— Так его же унесли, еще давеча!
— Все равно копай.
Так было положено начало постройке ленинградского метро.
Наутро Раскольников объяснил Софьюшке, что не может далее оставаться в Петербурге, т. к. его наверняка уже ищет полиция. Та же посоветовала ему отправляться в Казань, к одному старому ее знакомому и постоянному клиенту, Саше Ульянову.
Недолго думая, Раскольников сел на поезд и отправился в Казань.
… Тем временем, инспектор Порфирий Петрович разглядывал подобранные камешки.
«И что же они мне напоминают?» — думал он. — «Верно, это гравий, коим покрывают железнодорожную насыпь… Значит, убийца сел в поезд!»
И Порфирий Петрович, подозвав извозчика, направился на вокзал.
Раскольникову досталось двухместное купе. Рядом сидела какая-то старуха, вызывающая у него отвращение всем своим видом. К тому же, у Родиона страшно болела голова (Сонечка думала, что все мужчины пьют столько же, сколько ее отец). Недолго думая, он достал топор…
…У самого вокзала что-то стукнулось о крышу кареты Порфирия Петровича. Это был старушачий труп, покрытый многочисленными колото-резанными ранами.
«Ага!» — подумал старший инспектор. — «А вот и труп!»
Конечно, следовало отозвать городового, но времени не было.
Порфирий Петрович запрыгнул на заднюю площадку поезда, и, по старой детской привычке, показал извозчику дулю, произнеся при этом непристойный звук.
Извозчик в ответ обозвал инспектора нехорошим словом, которое должно было бы находиться где-то между «параллаксом» и «пронырой» в словаре г-г Брокгауза и Ефрона.
Но инспектор этого не слышал: он был занят тем, что заглядывал в каждое купе и с лупой осматривал отпечатки пальцев у пассажиров.
Половина из них показались ему очень подозрительными, и по прибытии в Казань он решил на всякий случай арестовать всех.
Так и прошел весь путь до Казани. Родион Раскольников сидел в первом вагоне, так что до него очередь не дошла. Правда, когда пассажиры покинули поезд, окровавленное купе показалось Порфирию
