в пах, а также громко высказывая все, что она думает о родословной Линхи, его моральном облике, извращенных наклонностях и вариантах мучительной кончины. Слушая это, Рысенок окончательно перестал делать скидку на то, что его противник – женщина, тем более, что их весовые категории оказались приблизительно равными.
Поскольку она не подпускала его руки к своим точкам обездвижения, Линхи пришлось аккуратно приложить ее головой о камень в ручье. Оглушенная, девица сразу обмякла в его руках. Линхи вылез из воды и вытащил побежденную «смертную богиню».
– Я вижу, что напрасно называл тебя леди, – сказал он в запале. – Достоинства в тебе ни капли – ты вела себя как последняя шлюха.
После этой фразы он нащупал-таки точки обездвижения на теле девицы и упал лицом вниз на мокрый и грязный берег. Полежав так минуты три, поднялся, зачерпнул ладонью немного мутной воды, надеясь смыть с лица грязь и кровь из многочисленных царапин – но лишь размазал. Оглядел снаряжение – оба меча на месте, жезлы порастерял, ну и черт с ними… А вот ножей, сгинувших в болоте, жалко – все- таки «не враг давал – сам ковал». Ничего, скую новые…
Когда Линхи с усилием взваливал обездвиженную девицу на плечо, она очнулась, но молчала и лишь глазами сверкала из-под корки грязи на лице. Рысенок мысленно представил во всех подробностях белокаменную дорожку в парке у Пэгги, ухоженные цветники по ее сторонам, жестяную зелень магнолий… Здесь, в этом месте, среди грязи, холода и пропитавшей все насквозь влаги, было почти невозможно поверить в существование такой благодати…
Шаг по раскисшей земле… Вижу Цель!
Только вдохнув напоенный запахами южных растений воздух Эсхары, Линхи осознал, насколько он устал, смертельно устал… И это была какая-то странная, не вполне физическая усталость. Словно ему пришлось собрать все свое везение и пробивать им, как тараном, толщу злонамеренного хаоса мироздания…
По мощеной белым камнем дорожке он сделал лишь два шага (на белом остались грязные рубчатые следы) – а затем почти уронил наземь свою добычу и уселся рядом с ней, бездумно глядя в небо.
Минуты через две распахнулись двери Пэггиной летней резиденции, и на крыльце показалась Сиомбар, Нездешняя из тропических лесов Эсхара – самый, пожалуй, экзотический персонаж в ведьмовской свите княгини Маргариты. Тридцать пять для Нездешних – подростковый возраст, поэтому Сиомбар обычно вела себя куда более по-детски, чем большая часть юных ведьмочек.
Она подошла к Линхи с любопытством звереныша, не торопясь обошла вокруг него два раза, наслаждаясь созерцанием – только фиалковые глаза горят на темном лице. Линхи в своей усталой отрешенности не мешал ей разглядывать себя. Наконец темнокожая воспитанница Пэгги опустилась перед ним на корточки и попыталась заглянуть в его глаза.
– Фердиад, – высказалась она с уважением.
– Чего? – не понял Линхи.
– То есть Беовульф, – быстро поправилась Сиомбар. – Истребитель чудовищ. Боеспособен, как конь.
– Слушай, творение природы… – Линхи в изнеможении прикрыл глаза. – Позвала бы ты сюда Элендис или госпожу Маргариту…
– Пэгги сама выйдет через пять минут, – отозвалась Нездешняя. – Она уже увидела тебя, сейчас будет всю нашу валлийскую школу по цепочке собирать. Всем ковеном решим, что делать с этой…
– А что Элендис? – перебил ее Линхи.
– Эленд сидит наверху. И не думаю, что захочет выйти.
– Это еще почему?
Сиомбар запнулась, и Рысенок ясно ощутил, как повеяло пронизывающей сыростью болот в ароматном воздухе парка.
– Вчера Флетчер вернулся сам. Но…
– Договаривай! – Линхи схватил ее за плечи. – Что с ним?
– Его как подменили… Он отказывается петь свои лучшие Слова – они ему больше не нравятся. И забыл… забыл то, что было у них с Эленд… соприкосновение…
Конец фразы Сиомбар заглушил злорадный смех. Линхи обернулся как ужаленный – да, пленная девица смеялась, и корка грязи на ее лице от этого смеха потрескалась, превратив его в жутковатую личину…
– Ты опоздал, наемник, – проговорила она с нескрываемой злобной радостью. – Все свершилось. Наконец-то эта проститутка получила по заслугам – впредь трижды подумает, прежде чем лезть в постель к чужому жениху…
– Что-о? – Линхи вскочил и пнул ее в бок. – Да как у тебя язык не отсохнет, ты, дрянь?! С чьим это женихом она спала?
– С Хэймом Флетчером, – невозмутимо ответила Многая. – Он был предназначен мне пять лет назад, еще до того, как связался с этой сучкой!
Рысенок заглянул в ее глаза – и отшатнулся: в них клубился, дрожал, смеялся туман Ожерелья… И таким было в тот миг выражение его лица, словно Тень бесшумно промчалась у самых глаз и задела его своим крылом.
* * *«Ветер сорвал капюшон – закрываю лицо руками. Нет пути… Я сюда не хотел идти, Черная Свеча и Зеленый Камень! Сотнями ног стерты ступени… Внятен приказ: „На колени!“ Нет! Не склонюсь! Кто мне сможет помочь? Мокрым снежным плащом обняла меня ночь. Дурная примета – нет сил не поверить в это… Выбор сделан – изгнанник, прочь!»
Того, что произошло на самом деле, я тогда не знала и не могла знать. Это рассказали мне Сиомбар и Авигея, допросившие Многую – уже потом, когда я стояла на коленях перед статуэткой Андсиры Взывающей и на губах моих умирала нерожденная молитва.
А тогда был всего лишь разговор…
«Элендишка, мне нужно серьезно с тобой поговорить… Знаешь, я ухожу из „Баклан-студии“.
«Как уходишь, Флетчер? Почему?»
«Видишь ли, наши уличные концерты – скорее развлечение, чем действительно денежное дело. А я ведь не одинок, как все вы, у меня мать, я обязан содержать ее…»
«Какие глупости ты говоришь, хороший мой! Разве леди Тассия голодает? Разве „Баклан-студия“ не делится с ней всем, что у нас есть?»
«Все так, но… Этого хватает только на каждодневное существование, а надо больше. Много больше!»
«Но зачем?»
«Я это узнал совсем недавно. Есть такая Исета Виеран, которая умеет исцелять то, что сделали с маминой рукой. Даже такие старые спайки, как у нее – но это стоит очень больших денег. В „Баклан-студии“ я никогда таких не заработаю».
«Слушай, но существует же этика Целителей! Я поговорю с Деррилином, с Ютой, кто-нибудь из них знает твою Исету – попытаемся уговорить…»
«Это не имеет никакого отношения к этике. На такую операцию расходуется полуторамесячный запас энергии – целитель после нее пластом лежит, а ей же еще и есть надо, чтоб энергию восстанавливать! И сама понимаешь, не что попало, а мясо, фрукты всякие, молоко… Так что не делается это за бесплатно, и никто ее не уговорит».
«Тогда соберем мы тебе эту сумму, всей „Баклан-студией“ соберем! Леди Тассия ведь не чужая нам. Да и вообще – почему ты нам сразу не сказал? У нас же последние два месяца дела шли хорошо, мы бы отложили кое-что…»
«Элендишка, я не могу всю жизнь быть обязанным вам. В конце концов, мужчина я или нет, если не могу обеспечить собственную мать?»
«Не надо так говорить, пожалуйста! Это слишком напоминает мне Тихую Пристань – если ты не добытчик, значит, не мужчина…»
