эхо, чувствует, что все будет в порядке. Завтра он утренней электричкой уедет в Выборг, там дождется Митяя, развернет экспозицию в залах, которые осматривал в позапрошлый четверг, затем встретится с Геллером, представляющим «Медико», оформит с ним договор, добьется, чтоб сразу же были перечислены соответствующие платежи, подтянется Лорхен, съездят с ней на пароме в Хельсинки, побродят по городу, глянут, наверное, на «Рыцарский дом». А потом он вернется и вместе с Гришей Писляном повезет выставку в Ригу.
Именно так все и будет. У него нет никаких сомнений. Он засыпает, и беспокойство от запаха стеарина, рассеивается окончательно. Ведь все действительно хорошо. Жизнь продолжается. Темная изнанка ее уходит на дно. Вряд ли она когда-нибудь еще раз всплывет. С чего ей всплывать?
В квартире – умиротворяющее безмолвие. Сонная теплота, обморочная легкость дыхания. За окнами, точно продолжение сна, – взвесь мокрого холода, сгущающегося в морось. Она окутывает собою весь мир. Пустынны улицы, распластаны по асфальту жилистые дряблые листья. Нигде ни души. Только одинокий прохожий бредет вдоль тротуара. Ступает в лужи. Держит ладони в карманах складчатого плаща.
Он будто заворожен дождем.
И если присмотреться, то можно увидеть, что глаза у него – закрыты…
