несколько, которые относились к материям божественной природы. Не было сомнений, что имелись и другие — и не было сомнений, что располагая временем, мы смогли бы извлечь из мудрости, высеченной на стенах, всё, что люди города считали нужным сказать о Боге. Но у нас не было времени, чтобы изучить значения миллионов плиток. Всё, что мы смогли выяснить, это то, что все они знают, что Бог существует, и этого было для них достаточно.
— Если наши вопросы наталкиваются на сознательную стену молчания, — сказал я Натану после нескольких дней хождения вокруг да около, значит это лучшая организация, какую я когда-либо видел. Куда бы мы не обратились, мы наталкиваемся на один и тот же барьер, на ту же формулу. Если они намеренно скрывают от нас всю правду, значит каждая отдельная личность в городе участвует в заговоре, включая детей. Это самое полное единодушие, с каким я когда-либо встречался. Они все точно знают сколько можно сказать, до отдельной буквы. Либо это действительно предел их знакомства с предметом, либо что-то очень странное здесь происходит.
— Они могли быть запрограммированны, — сказал он. — Каждый из них может управляться кукловодом.
— Или они могли бы быть телепатами, — возразил я. — Имеющими доступ к одному и тому же источнику информации и к одному и тому же стратегическом настрою.
— Или и то, и другое вместе, — добавил он.
— Но только не похоже, что они общаются друг с другом телепатически, — сказал я. — Они пользуются языком, как и ты или я. И если они запрограммированны — то это сверх-сложная и сверх- тщательно выполненная работа. Они всё равно кажутся мне очень человечными, не смотря на то, что говорит Мариэль.
— Впечатления, — провозгласил он, — могут быть обманчивы.
И эта точка зрения, конечно же, представляла самую дальнюю границу знаний. За ней простирался только безграничный океан неопределённости.
Такова жизнь.
Мы смогли установить, что их кастовая система не была иерархической, не смотря на то, что имелись Слуги и Эго, в качестве «верховного». Но даже это вызывало сомнения. У них были особые функции, в этом можно было быть уверенными — функции, которые не требовали, чтобы они пачкали свои руки — но я ни разу не видел Слугу, отдающего приказы или надзирающим за работой. Если они и располагали властью, то не пользовались ею открыто. Никто, на сколько мы могли судить, не обладал никакими особыми привилегиями, связанными с его статусом или работой. Город Солнца, похоже, весьма серьёзно относился к Утопическому равенству. Каждый принимал ту роль, которую определял ему Сам… но все наши попытки выяснить, как происходит это определение, не приводили ни к чему, терялись в массе уклончивых ответов, которые сопровождали все наши усилия в этой области.
Мы выяснили также, что колонию очень мало интересовало техническое развитие. Они обтёсывали камни, но не добывали металл. Газ, горевший в лампах, освещающих стены, генерировался городскими отходами и одним из видов морских водорослей, собиравшихся вдоль побережья. Масло, которым они пользовались, также добывалось из водорослей, растущих на мелководье, протянувшемся на несколько миль от речного устья. Весь металл, которым они пользовались — для своих инструментов, для своих зубил, газовыхэ емкостей и для сотни других, более мелких нужд — первоначально попал сюда из кораблей, которые привезли колонистов в самом начале. Мы выразили некоторое удивление, спрашивая, не собирается ли город со временем развить своё собственное снабжение металлом, но не получили ответа. Их, похоже, нен слишком интересовало будущее… Им нечего было сказать по поводу каких-либо долговременных планов. Аналогично, они не слишком интересовались и прошлым. Мы пытались задавать наводящие вопросы о том, как и когда возникло теперешнее положение вещей, но они не дали никакого ответа. Если у них и сохранились какие-либо воспоминания о временах, предшествовавших паразиту, они держали их в секрете. Единственное, что они нам сказали — это то, что корабли действительно спустились сюда.
Это, в отсуствие каких-либо записей о событиях в колонии или каких-либо устных упоминаний о ранних временах, показалось мне значительным фактом. Все корабли должны были приземлиться на расстоянии нескольких миль друг от друга, но всё же на некотором значительном участке суши. Что бы не не осталось от ближайшего корабля, оно находилось к северо-западу на расстоянии полного дня пути, вверх по речной долине. Я предложил Натану, чтобы по меньшей мере один из нас направился туда для разведки. Останки могли нам и не сказать ничего… но точно так же там могло обнаружиться что-нибудь важное. Натан не хотел терять два дня — один день туда, и один обратно — в настоящих обстоятельствах, когда время было так ограниченно, но я настаивал, что при столь прочной информационной блокаде всё, что мы могли бы выяснить благодаря объективным свидетельствам стоило того, чтобы за этим отправиться. В конце концов он согласился, чтобы я отправился. Я проявил готовность к компромиссу, согласившись идти в одиночку.
Я отнюдь не был удивлён тем, что когда я пояснил темнокожему человеку, что хочу воспользоваться одним из быков для поездки в незаселённый район, он с готовностью вызвался отправиться со мной. Частично, подумалось мне, это объяснялось его желанием не спускать с меня глаз… но я дуумаю, что он также хотел присмотреть и за быком. Если я собирался уехать на животном, несущем на себе паразита, без кого-либо, кто мог бы видеть, что я делал…
Они, похоже были весьма озабочены тем, чтобы быть уверенными в том, что условия на которые мы согласились, соблюдаются неукоснительно. Особенно их волновало, чтобы ни одна чёрная клетка не подверглась изучению.
Я был несколько более удивлён, когда Слуга вернулся с четырьмя лучниками. Мы видели не очень много лучников с момента нашего первого путешествия от корабля к городу — они постоянно были заключены внутри своих бараков вовнутренем круге. Когда я спросил Слугу, какая в них нужда, он просто ответил: — Это опасно.
— Какого рода опасность? — Спросил я.
— Хищники, — ответил он.
Долина реки кормила большие стада яко-оленей, и различных меньших травоядных разхмером от мыши до овцы. Было несколько хищников, питавшихся ими, но единственными, которые могли представлять угрозу для всадника, были похожие на собак животные, которых не долго думая назвали «волками», охотящиеся стаями.
— Они нападают на людей? — Спросил я.
— Да, — прозвучал ответ. — Иногда всё ещё приходится проводить повозки, чтобы отодрать металл от остатков кораблей, когда мы становимся лагерем на ночь, приходят хищники. И если есть раненные запах крови, разносящийся ветром, привлекает их.
— Для этого у вас лучники? Чтобы защищать караваны от хищников?
— И чтобы защищать животных в полях, — дополнил он.
— Животных? Или их компаньонов?
Его чёрные глаза не дрогнув встретились с моими. — Животные и компаньон составляют единое целое, — сказал он.
Паразит заражл только травоядные виды. Ни один хищник не мог иметь компаньона. Люди города были вегетарианцами, хотя и ели рыбу и пили молоко. Им и в гоову не могло прийти есть какое-либо животное, имевшее празита — или потенциально имевшее такую возможность — и они выражали недвусмысленное отвращение к перспективе поедания мяса хищников, словно они должны были бы во вторую очередь питаться плотью создания-хозяина.
Наша не слишком разнообразная компания отправилась ранним утром незадолго до рассвета — и последовала вдоль реки на север. Впервые яко-олени продемонстрировали мне, на что они способны по части скорости. Я был приятно удивлён, не так самим алюром, как тем фактом, что даже предвингаясь резвой рысью, они сохраняли достаточную плавность. Я предполагал исключительно неудобную езду, и собирался расплатиться ссадинами за дву-дневную вылазку в дикую природу, но всё оказалось не так скверно.
Слуга ехал впереди, в тов ремя как лучники сгрудились вокруг меня, словно почётный караул. Я не счёл такое построение слишком удачным и попытался поравняться с темнокожим человеком, чтобы можно
