Конец «Рыжей хризантемы»

Днепров Анатолий Конец «Рыжей хризантемы»

Буквально за одну ночь в Квизпорте отдали богу душу несколько десятков богачей, толстобрюхих и тощих. Мор, напавший на миллионеров, грозил вылиться в общенациональный скандал, и правительство немало потрудилось, чтобы спасти авторитет и незыблемость нашего лучшего в мире образа жизни. События окутались таинственным молчанием. И только благодаря нашему Купперу мы кое-что узнали…

«Рыжей хризантемой» называли хозяйку Даниэля Куппера. Ее имя подолгу не сходило с колонок скандальных сообщений, печатавшихся в больших и малых газетах. Толстая, нахальная и крашеная, она была способна на самые дикие выходки. Ее муж, Клод Бернер, пил дни и ночи напролет. И когда богачи организовали в Квизпорте свой рест-кэмп, – лагерь для отдыха, он удалился туда.

Побесившись еще несколько месяцев в крупных городах, Эвелина Бернер, то есть «Рыжая хризантема», наконец решила присоединиться к своему мужу. По дороге она захватила Даниэля Куппера в качестве кухарки. Провожая друга в дорогу, мы ему очень завидовали.

– Счастливчик! Попасть в семью такого золотого мешка!

– Да и Квизпорт посмотришь!..

Куппер только ухмылялся. Его распухшая от удовольствия рожа как бы говорила: «Что поделаешь, ребята. Может быть, когда-нибудь и вам повезет».

О Квизпорте ходили самые невероятные слухи. Дело в том, что богачи, построив там свой кэмп, сделали все, чтобы никто ничего не знал, как они отдыхают. Наверное, пресса, частные детективные бюро, сыщики и просто любопытные им изрядно надоели, и они окружили Квизпорт высокой стеной с колючей проволокой и непроницаемой завесой молчания и таинственности. Это был их собственный кэмп, и никто без их разрешения не мог показать туда носа.

Даже когда в Квизпорте разразилась таинственная драма, никто толком так и не узнал, что же произошло. Пока у нас не появился снова Даниэль Куппер.

…Он был так обшарпан и грязен, словно целый месяц работал поденщиком на скотном дворе; осунулся, был мрачен и молчалив. И еще хромал. При всякой попытке заговорить с ним Куппер поднимал усталые, красные от бессонницы глаза, которые как бы умоляли: «Дайте прийти в себя. Только не сейчас».

И мы от него отстали. На время. Бог возблагодарил нас за терпение, и в один прекрасный день долгожданная исповедь Куппера состоялась в «Голосе сирены». Мы сразу поняли, что Даниэль решил все рассказать. Подойдя к бару и выпив сразу две порции, он вдруг обратился к нам и крикнул:

– Ну-ка подходи, угощаю любого!

– Откуда у тебя деньги, Куппер? – удивились мы.

Он щелкнул языком:

– От мисс Эвелины Бернер, «Рыжей хризантемы», царство ей небесное. Не обманула. Что завещала, то я и получил…

– Быть может теперь ты расскажешь?..

– Теперь? Почему бы и нет? Деньги вот тут, – Куппер хлопнул по карману. Никто не отберет. Можно и рассказать.

– Не думайте, ребята, – начал он, – что с самого начала там было что-то сверхъестественное. Эти богачи жили себе и жили, как живет большинство людей. Ну, выпивали лишнее, танцевали шальносвип, иногда выскакивали на улицу голые… Но это все ерунда. Для их общества – нормальная жизнь. Дрались жены. Мужья обыгрывали друг друга в карты. Два-три покушения на убийство на почве ревности – вот и все. Тишь да гладь… Если сравнить с тем, как они живут здесь, в городе, то там, в Квизпорте они действительно отдыхали.

Отдыхала и «Рыжая хризантема». Завела пять кошек, двух собак, удава, и возилась с ними, как дура. После игры с животными она бежала в город, болтала в кафе с подругами, узнавала все сплетни и приносила домой кучу разных новостей и покупок.

«Даниэль, – говорила она. – Вот новый напиток, „Гурвир“. В рекламе сказано, что выпив его, увидишь все, что захочешь».

«Да, мэм…»

«Ну-ка, попробуй!»

«Что вы, мэм…»

«Но-но! А я попробую после тебя. А вдруг это яд».

Я пробовал «Гурвир» и рассказывал ей, что я чувствую. Ничего особенного, только немного голова кружилась. Тогда «Гурвир» выпивала хозяйка, затем целую неделю болтала о своих видениях.

В Квизпорте больше всего процветали аптеки. В них продавались порошки и снадобья, запрещенные законом. «Хризантема» попробовала их все по одному, после по два и так далее. Но перед тем, как попробовать, она делала опыты на мне. Несколько раз я почти отправлялся на тот свет, а однажды после каких-то пилюль очень захотел задушить своего хозяина, мистера Бернера. Тогда мистер Бернер тоже выпил этот порошок, выпила и мисс Эвелика, и в течение трех часов мы очень хотели задушить друг друга. Очнулись мы кто где. Мистер Бернер рядом с двумя дохлыми кошками, «Хризантема» задушила удава, и я лежал на обломках газовой плиты. «Сильное ощущение!» – восхищалась «Хризантема».

Мне ничего не оставалось делать, как соглашаться.

Кстати, не думайте, что такое случалось только в нашем доме. То же творилось во всем городе, и вечерами квизпортцы обменивались впечатлениями и хохотали над своими проделками.

И все было бы хорошо, если бы не появился в Квизпорте голландец по фамилии Ван-Бикстиг. Говорят, Ван-Бикстига и его помощников пригласил хозяин квизпортовского ночного клуба, мистер Эйсман.

Если хотите, то именно мистер Эйсман был первым, кто понял истинный смысл воздействия современного искусства на человеческие души. Он часто говорил посетителям своего клуба, что все эти модернизмы и абстракционизмы – сущая ерунда по сравнению с совершенно новым направлением, которое разработали и развивали ныне вошедшие в моду электропсихокомпозиторы. Леди и джентльмены визжали от страсти испытать, что это такое. И тогда в Квизпорте появился вышеупомянутый Ван-Бикстиг.

Очень скоро голландец покорил души всех квизпортовцев. Дело в том, что он мог вызывать у посетителей клуба любые чувства.

– Как это? – спросил Куппера один из слушателей.

– Они, эти чувства были у него записаны на ленту вроде как на магнитофонную ленту записана музыка. И он проигрывал ленту сквозь любого желающего…

– Что-то непонятно…

– Я и сам ничего не понимал. Но вскоре, по просьбе миллионеров, голландец начал продавать свои магнитофоны вместе с набором записей любому, кто мог заплатить пятьдесят тысяч долларов. Конечно, «Хризантема» была одной из первых покупательниц. И купила она не один, а сразу три машины – для себя, для мистера Бернера и даже для меня.

У машины было шесть концов, с шестью электродами, которые нужно было при помощи специальных присосков укреплять: два на затылке, один на груди, два под мышкой и один на пояснице. После этого включалась лента с записью сенсограммы, то есть психосимфонии…

– Ну и что получалось?

Куппер мечтательно улыбнулся.

– Вы знаете, ребята, я ведь никогда в жизни не играл ни на одном инструменте. Так вот, когда я включил первый раз этот сенсограф и начал сквозь свои нервы проигрывать то, что там было записано, я ощутил такое, будто попал в другой мир. Перед глазами все исчезло – и миссис «Хризантема», и мистер Бернер, и комната, где все происходило. Окно, закрытое, плотной шторой, вдруг раздвинулось и превратилось в сцену, на которой стоял я, а передо мной в партере сидели люди, мужчины и женщины, и все хлопали в ладоши. Я поклонился, подошел к роялю. На нем я играл целый час, как исступленный, ощутив при этом бурю всяких чувств. Как будто я был не я, а совсем другой человек. А потом все исчезло, и я превратился в самого себя!