врождены, как и другие идеи, то в утверждении и понимании нравственных принципов не может быть ясности и согласия. Поэтому не удивительно, что даже такие важнейшие понятия морали, как верность и справедливость, не могут считаться общепринятыми. Казалось бы, наоборот. Справедливость и соблюдение договоров распространены и среди сообществ мошенников и в воровских притонах. Но ведь это корпоративная солидарность, которая реализуется в ущерб людям, не входящим в корпорацию. Поэтому нравственные понятия условны и нуждаются в доказательстве, в отличие от логических или математических аксиом. Пример — соблюдение договоров. Почему мы должны соблюдать договоры и выполнять обещания? Христианин ответит: потому что этого требует от нас Бог, имеющий власть над вечной жизнью и смертью. Если же спросить у последователя Гоббса (и потому — нехристя! Такова репутация Гоббса в конце века), он скажет: «Потому что общественное мнение требует этого и Левиафан накажет тебя, если ты этого не сделаешь» (78.I, 118). Ответ языческого философа таков: потому что поступать иначе нечестно, ниже достоинства человека и противно добродетели — высшему совершенству человеческой природы.
Локка удовлетворяет первый ответ, поскольку он действительно не универсальный, а позитивный, хотя и связанный не с земными, а сверхъестественными санкциями. Ответ язычников, который близок к понятию естественного права и потому, опираясь на присущий всем людям разум, мог бы претендовать на всеобщность, эмпирику не подходит. Хотя этот разум не предполагает упрощенного толкования врожденных идей, которое не признавал и сам Декарт, он близок к понятию умопостигаемого мира, играющего главную роль в этике Канта.
Но, спрашивается, далеко ли Локк ушел от безбожника Гоббса, утверждая, что добродетель одобряется не потому, что она врождена, а потому, что она полезна. У Локка она полезна в сакральном смысле, поскольку исходит из такой истинной основы нравственности, которой «может быть только воля и закон Божества, которое раздает вознаграждения и наказания» (78.1. См.: 118).
И Гоббс, и Локк отлично знали, что люди мало обращают внимания на запреты законодателей и на ад, обещанный Всевышним нарушителям законов и заповедей. Главное расхождение Локка с Гоббсом в том, что хотя оба не признают врожденных идей, Гоббс, и гоббисты, «лишая людей свободы и превращая их тем самым в простые машины, отвергают… всякие нравственные правила и не оставляют возможности верить в них у тех, кто никак не постигнет, каким образом может иметь дело с законом то, что не является свободным в своем действии» (78.I, 126). Итак, Локк за свободу, но основания этого выбора еще предстоит представить.
Идеи — ключевое слово философии Локка. Понятие весьма широкое и многогранное, оно использовалось сторонниками в построении собственных систем познания и избиралось противниками Локка как главный объект критики. Приобретенные с первых лет в опыте, изначально душа — tabula rasa, — идеи наполняют наш разум или душу всей информацией, которой мы владеем. Есть два канала, по которым мы получаем идеи, весь материал мышления. Это ощущения внешних чувств и рефлексия — внутреннее чувство.
Источник идей внешних чувств (объекты, поэтому идеи суть чувственные качества.
Что касается рефлексии, то тут дело обстоит сложнее. Как только душа начинает размышлять над операциям и нашего ума, они начинают доставлять нашему рассудку (understanding) идеи другого рода, которые мы не могли получить от внешних вещей. Таковы восприятие, мышление, сомнение, вера, рассуждение, познание, желание и все различные действия нашего ума.
Локк называет рефлексию внутренним чувством, потому что оно, как и внешние чувства, производит простые, не редуцируемые ни к чему другому идеи. Рассмотрение простых идей внешних чувств и внутреннего чувства образует простые идеи удовольствия или неудовольствия, которые выражают отношение (положительное или негативное) субъекта к восприятию той или иной идеи.
Как и другие простые идеи удовольствие и неудовольствие не поддаются определению или описанию. Их можно только чувствовать. Т. е. они всецело субъективны Но если удовольствие и неудовольствие составляют ту же пару категорий, что и добро и зло, то это же можно сказать и о их модификациях, таких, как наши страсти, — любовь, ненависть, желание, радость, горе, надежда, страх, отчаяние, гнев, зависть, ведь все они ни что иное, как модусы удовольствия и страдания. Субъективизм моральных оценок порождал тяжелую проблему объективных критериев добра и зла, коль скоро они не являются объективными и неизменными отношениями вещей. Локк находит выход в божественном волюнтаризме, который произвольно установил в заповедях нормы добра и предусмотрел, при следовании им, потустороннее вознаграждение. Неблагоразумных субъектов, нарушающих заповеди, ожидает кара. Таким образом, судьба человека в «будущем состоянии» находится в его руках. Имеет ли он такую возможность? Свободен ли он в своем выборе?
Локк ищет ответ в пространной 21 главе 2 книги Опыта. Собственно, речь идет о силах и способностях. Сила это способность к изменению чего-либо. Она бывает активной и пассивной и, значит, подразумевает отношение, отношение к действию или перемене. Наиболее ясной и простой идеей будет идея активной силы, и, казалось, отсюда логично вывести свободу человека.
Однако не все так просто. Ум, рефлектируя о своей же деятельности, доставляет нам отчетливую идею активной силы, наблюдение, не казавшееся столь очевидным Д. Юму (см. гл. 3.), но тело в этом отношении отстает и дает основания сомневаться в активности. Оно инертно и, подобно внешним телам, свидетельствует о пассивной силе. Поэтому надежнее положиться на опыт рефлексии. Он показывает, что в нас находится сила начать различные действия нашего ума и движения тела, продолжить или кончить их. Эта сила ума, способная распоряжаться рассмотрением или воздержанием от рассмотрения какой-нибудь идеи, либо способная предпочесть движение какой-нибудь части тела ее покою и наоборот, есть то, что мы называем волей. Действительное применение этой силы называется хотением (volition) или волением (wollition). Действия или воздержание в результате такого распоряжения называются произвольными, те, в которых мысль не участвует непроизвольными.
Разум, по Локку, в этих акциях не участвует. Под ним понимается восприятие, причем трех родов. 1. Восприятие идей в нашем уме. 2. Восприятие значения знаков 3. Восприятие связи или ее отсутствия. Все это функции созерцания. Лишь два последних рода относятся к разумению. Но в какой степени наша мысль активна и может укротить страсти? Ведь от степени влияния ума на них зависит степень свободы и необходимости. То же относится и к внешним обстоятельствам и влияниям.
Человек свободен в той степени, в какой волен мыслить или не мыслить, двигаться и не двигаться. Там же, где ни один из этих актов не находится в его власти, он не свободен и подчинен необходимости. Итак, не может быть свободы там, где нет мысли, нет хотения, нет воли (78.I, 289). Но свобода не присуща ни хотению, ни воле. Свобода присуща уму, который есть сущность человека. Поэтому свободна не воля, а человек.
Локк учел результаты спора Гоббса с Бромхоллом и приводит довод Гоббса о том, что человек вообще не свободен, если он не так свободен хотеть, как он свободен делать то, что хочет. В этом суть давнего спора. Локк поддерживает утверждение о том, что свобода не распространяется на хотение. Человек неизбежно должен совершить выбор или предпочесть действовать или воздержаться от него и потому он должен хотеть того или другого и последующие действие или бездействие будут действительно произвольными. Отсюда Локк делает вывод, что в отношении этого волевого акта человек подчинен необходимости и потому не может быть свободен. Но в таком случае его версия свободы человека фактически не отличается от гоббсовской, Локк такой же детерминист.
Впрочем, Локк не был удовлетворен своей трактовкой и в пятом, посмертном исправленном издании снял довольно большой заключительный абзац данного параграфа. Им была изменена трактовка в еще одном важном пункте.
Начиная со второго издания Локк трактует свободу в отрицательном смысле, как освобождение от… беспокойства (или дискомфорта, страдания unusenness). Стремление избавиться от беспокойства определяет волю и активизирует ум. Ум имеет силу откладывать удовлетворения любого из желаний, он может обдумать ситуацию, сравнить объекты желаний и изучить их с разных сторон и, в конце концов, предпочесть отдаленную цель — высшее благо. В этом свобода человека. «Желать, хотеть и действовать согласно последнему результату беспристрастного изучения» (в этом благоразумии Локк видит совершенство нашей природы (78.I, 314). Гоббс не называл это совершенством, но описывал волевой акт примерно так же, говоря только не о результате, а о последнем решении.
