тонким рисунком ее поведения, и поддавшись судьбе, заграбастал Полину в свои объятья и стал яростно ее целовать.
В этот день было опознано три пленника и коменданту лагеря было немного канцелярских забот. Когда очередь дошла до бывшего артиллериста, комендант внимательно посмотрел на Полину и ее подруг и, глядя в ее глаза, недовольно буркнул:
—А чем докажешь, что он твой суженный? Справку от попа принесла?
—Какая справка ,начальник,–вмешалась бойкая Полинина товарка ,– я свидетельницей была на ихней свадьбе. А вот и моя двоюродная сестра Нюрка может подтвердить. Скажи, скажи, Нюра, какой нам резон врать!? Мы перед Вами, господин начальник, как перед Богом! В следующее воскресенье приходите в гости, самогон будет отменный…
Полина развязала вытащенный из корзинки узелок, и положила на край стола зажаренного молочного поросенка. Комендант довольно завертел ус, а когда девушка вывернула из плетенки две большие бутыли с огненной водой, лагерный начальник расплылся в улыбке:
—Да будет, будет... Убедила ты меня, дочка. Да и зачем тебе чужой , вонючий мужик? Я все верно разумею. Только дома в деревне пусть встанет на учет у сельского старосты. И помни, дочка, германская власть умеет не только карать , но и прощать.
Комендант полез в стол и вынул оттуда бланк аусвайса, подписанный вышестоящим начальством:
'Говори фамилию, проходимец'.
Василий еще не верил своим глазам. Незаметно он ущипнул себя за локоть, нет, не сон, все–правда. Он нараспев протянул свою фамилию и исподволь взглянул на спасительницу, у Полинки счастливо светились глаза.
Дальше все было, как в приключенческом романе. Резвая лошадь, вместительная повозка, сияющие молодые в компании веселых товарок-хохотушек и долгая, длиною в пятнадцать километров, дорога в деревню Синие ключи. Лагерному начальнику Полинка соврала и назвала на ходу придуманный населенный пункт, почему-то ей в голову пришло название Глуховка. Хорошо, что господин начальник плохо знал Могилевскую губернию, а может и знал , да глубоко не вникал, малых деревушек понатыкано– пруд пруди, разве все эти «дыры» запомнишь?
Дома хозяйка затопила баню и Василий, пожалуй, впервые за долгие месяцы войны почувствовал телесную легкость. Он хлестал себя березовым веником по бокам, ручьи пота скатывались на осиновый почерневший пол, а он довольный и разомлевший, остужал себя из шайки прохладной водой, приговаривая:
—И за что мне это на свете такая Божья благодать?
Вечером в доме у Полинки было шумно и весело. Благо, что немцы в этой деревушке не квартировали. В горнице набралось человек десять-двенадцать. Пришел и хромой Степан. Двое его сыновей воевали на войне , жинку он похоронил чай, лет десять назад, когда насильственная коллективизация была в самом разгаре. Старик жил отшельником на краю деревни и держался небольшим огородом да кормилицей-козой. Поэтому он очень обрадовался, когда соседка пригласила его на 'рюмку чая'. Он принес с собой гармошку-трехрядку, а с ней любое веселье станет пряником…
Поздно вечером, когда захмелевшие гости уже разбежались по своим хатам, посуда была уже убрана и горница подметена, Полинка в новой кружевной ночной рубашке прильнула к дремлющему Топоркову, раскинувшему в разные стороны по широкой кровати свои сильные волосатые ноги, и тихо, ласково прошептала:
«Я буду, миленький, тебе хорошей женой, Бог тому свидетель…»
…После мягкой хозяйской перины камерная циновка казалась наждаком. Василий ворочался с боку на бок и детально мысленно переживал каждый, прожитый на короткой свободе, час. У Полинки он не загостился. На третий день Топорков огорошил молодую жену своим решением пробиваться к своим:
—Негоже, солнышко мое, отсиживаться на печи, когда братья твои кормят вшей в окопах и кровушку проливают. Не по- христиански это. Вот окончится война, тогда и в церкви обвенчаемся, все будет путем, даю тебе слово офицера.
В этот пасмурный апрельский вечер он и рассказал о себе все, поведал одиссею, начиная с первых дней войны до того самого дня , когда он по наивности купился на хлеб и соль паршивого кулака -иуды, и по его милости оказался в плену.
Рано утром, собрав котомку с едой и питьем, Полинка вывела фронтовика огородом к задней калитке двора и, прижавшись лицом к его широкой груди, стараясь сдержать набегавшие на ресницы слезы, прошептала:
'Это твой дом. Я буду тебя ждать. Только возвращайся живым.»
Топорков все шел по тропинке и шел, пока не скрылся за высокими стройными березами, где ждала его лесная чаща, безмолвие и полная неизвестность. А Полинка все стояла у плетня и грустно махала платочком вслед…
На второй день скитаний по лесу Василий напоролся на оружейный схрон. Обнаружил он его случайно ,обходя небольшой муравьиный холмик. Его нога неожиданно провалилась вглубь набросанного сверху сена. Он разгреб руками траву и там, в ямке, на полуметровой глубине, обнаружил грязный холщовый мешок, в котором лежали три лимонки с вставленной чекой и два пистолета системы 'наган'. Там же, в промасленной коробке, стояли , в несколько рядов, и патроны к ним. Кто оставил это добро, было неизвестно, однако блуждать по лесу с оружием сподручнее , и Василий, забрав только пистолеты с запасом патронов, бросил один из них в котомку, а другой взвел и проверил барабан. Он оказался пуст, Топорков заполнил пустующие гнезда и хотел пальнуть для пробы, но передумал. До деревни рукой подать, да и шум лишний никому не был нужен. Как говорила Полинка , до областного центра было примерно двадцать пять-тридцать километров. Шанс выйти на своих в чужом оккупированном городе был равен нулю, но все же это город , а не мелкая деревня и там все же, если повезет, конечно, легче затеряться. Человек–не иголка в стоге сена, а может кривая выведет и поможет нащупать связь с подпольем, или может быть с партизанами. Во всяком случае, под лежачий камень вода не течет, нужно добираться до линии фронта, выходить к своим , да и там все не просто. Попробуй, докажи особистам, что ты не верблюд. Василий скрутил самокрутку и , вспоминая добрыми словами случайно ворвавшуюся в его непутевую жизнь Полинку, вздохнул: 'Гарна девица мне попалась'.
Он хлопнул себя по карманам брюк, где лежал пистолет и, озираясь по сторонам, вышел на проселочную дорогу. За все время пути, а шел Василий по узкой вытоптанной тропе параллельно насыпному тракту, ему не встретился ни один путник. Полуденное солнце припекало. Топорков скинул куртку и, оставшись в одной майке, продолжал идти вдоль кустов придорожной малины, высматривая ягодки покрупнее и, цокая языком от удовольствия , отправлял их в рот. Вдруг, где-то вдалеке, на шоссе, послышался шум автомобильного мотора. Василий занервничал : в лобовую встречаться сейчас с неприятелем было рискованно, однако он обладал оружием– это раз. Второе–фактор внезапности. И третье, это , конечно , везение. Идти по дороге в гражданской одежде, где всюду рыскают полицаи и полевые жандармы, было очень рискованно, переодеться в немецкую форму? Но где ее взять? Да и документов никаких нет. А в любой солдатской книжке есть фотография. Вот бы раздобыть приличную ксиву… Размышления недавнего артиллериста было внезапно прервано промчавшимся вперед мотоциклом с коляской, в сиденье находился один человек. Василий успел пригнуться за кустом и, оставаясь незамеченным, продолжал следить за дорогой. Примерно метров через пятьдесят мотоцикл замедлил ход и остановился. У Топоркова появился шанс, и он с осторожностью стал продвигаться вперед , стараясь не наступать на прошлогодние сухие ветки, чтобы не спугнуть шумом мотоциклиста. 'Наверное, по нужде в лес свернул, - подумал он. Догадки офицера скоро подтвердились. Пройдя крадучись еще двадцать– тридцать метров, он увидал молодого солдата в фельдфебельской форме, который положил рядом свой автомат на траву, прислонился к сосне и , присев на корточки, стал опорожнять свой желудок. Лучшего варианта для овладения средством передвижения не было, и у Василия в одно мгновение созрел план. Сейчас он обезвредит немца, переоденется в его форму и воспользуется документами. В конце концов, фотокарточку его можно и сковырнуть, а при столкновении , не дай Бог, с патрулем, объяснить, что она отклеилась. Впрочем, в любом случае, встреча с патрулем не сулила бы Топоркову ничего хорошего. Его немецкий выдал бы на первой минуте общения. Да и лексикон у Василия был невелик. В школе он учил
