— Товарищ капитан второго ранга, держите Витьку. У меня руки устали, — перебивает его Катя.
Норкин замолкает и берет на руки сынишку. Тот восторженно улыбается и шлепает отца ладошкой по щеке.
— За что? — спрашивает Норкин и смеется.
— Не хвастайся! — отвечает Катя за сына.
— Помнишь, Вовка, когда он родился? — спрашивает Норкин.
Чигарев кивает. Он помнит не только то, что Виктор родился двадцать первого апреля, когда Норкин вошел в Берлин, но и то ошалело-радостное лицо, какое было у Мишки, когда он впервые взял своего сына на руки. Больше года прошло с тех пор…
Разговор оборвался. Да и о чем говорить? Вчера все обсудили, а сегодня просто прощанье. Когда придется встретиться вновь, да и придется ли? Вот и стоят они у вагона, пряча грусть за обыденными фразами. Только Ольга неизменно покровительственно и снисходительно улыбается из окна вагона.
— От Сашки письмо получил. Грозится ко мне на практику приехать, — говорит Норкин.
— От Никишина? — оживляется Чигарев. — Как у него дела?
— Пишет, что хорошо. В нашем классе побывал, кубрике…
Да, училище. Сколько связано с ним воспоминаний…
— А Мараговский демобилизовался, — продолжает Норкин. — Сегодня случайно узнал. Выпустили его из тюрьмы по амнистии, год служил, а теперь демобилизовался.
О чем еще говорить?
— Вова, поезд сейчас отходит, — торопит Ольга.
— Ну, Володя… — сказал Норкин и посмотрел на Чигарева. Тот молча обнял его.
— Не поминай лихом…
— Дружба не ржавеет, — отвечает Норкин.
Вот и тронулся поезд. На площадке мягкого вагона стоит Чигарев и машет рукой. Норкин прижимает к себе сынишку, который играет его орденами, смотрит вслед поезду. Еще один товарищ по прошлым боям уехал от него… Где-то сейчас другие?
— Давай, Миша, Витюшку мне, — говорит Катя.
— Я не устал, — отвечает Михаил и, нежно прижимая к себе сына, идет в город, в город, помолодевший за этот год, в город, полный сил.
