Панель треснула.
Она взмахнула снова.
Поток жидкости брызнул ей в лицо. Она уронила тиски в глубину ковчега.
Голыми руками она расправлялась с осколками разрушенной панели. Черепки резали ладони. Темная жидкость мешалась с зеленью ее крови. Но боль не могла остановить ее.
Сэлэтрель с силой дернула металлическую полосу между сломанной панелью и следующей. Ее ученые сообразили, что она делает и потянули в противололожную сторону.
Несколько оставшихся ромуланских приборов и устройств эффектно взорвались в шахте и на машине. Сэлэтрель и ее ученые вцепились в леса.
Лицо Сэлэтрели было перемазано питательной жидкостью из ковчега. В рот стекали ручейки. На вкус это было горьким, соленым, словно океан, забитый жизнью.
– Вытащите его! Вытащите…
У нее перехватило дыхание, когда из ковчега взметнулась рука, хватая ее ладонь.
Она ощутила какую-то острую пластину на руке, в плече, когда неожиданная сила этой руки потянула ее на рваные края панелей, к удушливым безднам ковчега.
Но умереть сейчас, с ним – не ради этого она рисковала своей жизнью, именем, миром.
С первобытной яростью Сэлэтрель дернулась назад, упираясь в ковчег, ощущая, как он гнется и выгибается, пока эта ужасная рука не выскользнула, и она отступила назад, свободная. Не считая того, что…
Рука пропала, поглощенная снова.
Темная фигура покоилась в жидкости без движения.
Под кем-то просели леса, и двое ученых свалились на нижнюю палубу. Но Сэлэтрель не упала.
– Нет, – она задыхалась.
Вспышки света и сирены смешались с разрастающейся пеленой хаоса и ревом жидкости из умирающего ковчега.
– Нет, – крикнула Сэлэтрель.
Из ковчега толчком выплеснулась темная жидкость.
– Живи! – вопила Сэлэтрель, смея командовать даже им.
Потом в небеса поднялся душераздирающий вопль боли, смятения…
…жизни.
На мгновение Сэлэтрель перестала дышать.
А потом ощутила, что рука вернулась.
На этот раз схватив ее за шею.
Давя, сжимая, сокрушая.
Сэлэтрель вцепилась в мускулистое предплечье израненными руками. И увидела… Кирка. Глаза, полные безумия, которое она не могла постичь. Плоть его плеч и шеи изгибалась и мерцала, когда ее очертания менялись, преобразовывались и перестраивались микроскопическими нано-устройствами, что еще действовали в нем, восстанавливая и перестраивая его.
Его рот распахнулся, когда он хватал ртом воздух от глубокого, отчаянного удушья.
Но Сэлэтрель слышала только биение собственной крови, грохотавшей у нее в ушах, когда ее творение усилило нажим.
Его безумные глаза впились в нее. Его рот неуклюже задвигался, вытаясь сформировать слово…
…Почему…
Перед глазами Сэлэтрели вспыхнули обжигающие серебряные точки. Она чувствовала, как несется во тьму, видела смутную фигуру деда, приветствующего ее как следующую жертву этого чудовища, как…
В борьбе ее поддержала другая рука.
Она увидела, как эта рука сжала и согнула предплечье с железными мускулами, что держали ее, и вдруг давление пропало.
Она схватилась за шею, чувствуя жгучую боль ворвавшегося в покалеченное горло воздуха. Ее спас Вокс.
Он стоял перед ней в профиль – благородная ромуланская бровь, высокая и дерзкая, агрессивно заостренное ухо, глаз, темный и пронзительный. Он без усилий удерживал Кирка на месте.
Сэлэтрель тряхнула головой, когда зрение прояснилось.
На мгновение она смутилась. Перед ней был ее возлюбленный, стоящий в профиль.
Она коснулась его плеча, собираясь назвать его имя.
Его настоящее имя.
А потом он повернулся к ней и кошмар вернулся.
Половины лица не было.
Оно было непотребным образом заменено черными заплатами схем, лазерными прицелами, трубками и катушками бионейронных имплантатов – неизбежными признаками ассимиляции.
Его старое имя уже не было больше его частью, наряду со всем остальным, чем он был. Теперь он был Воксом.
Ромуланский спикер для коллектива Борга.
Инопланетная машина зашевелилась, зловеще грохоча.
– Мы должны покинуть помещение, – бесстрастно сказал Вокс.
Сэлэтрель кивнула – говорить она не могла.
Тело Кирка застыло в искривленном положении, его сила не могла сравниться с импланитрованным манипулятором, что заменил правую руку Вокса.
Тут подошли и остальные техники. Их гордые ромуланские черты тоже были разделены на части механизмами, завладевшими ими.
Техники больше не были ромуланцами.
Они тоже были Боргом.
Как Вокс.
Но пока они служили Сэлэтрель.
– Мы заберем его в медицинский центр Базы Данте, – сказал Вокс.
Руки-манипуляторы согнулись. Завертелись дрели и режущие лезвия. То, что оставалость от ковчега, было демонтировано за несколько секунд.
– Надо бы сохранить эти компоненты, – встревоженно сказала Сэлэтрель.
Прозрачный минерал ковчега все еще не был опознан ее учеными и техниками Борга. Он, казалось, имел похожую на дилитий четырехмерную молекулярную структуру. Ее ученые сказали, что это помогло машине-реаниматору сфокусировать необходимый перенос во времени. Без временного захвата последней матрицы мозговых волн Кирка с момента его смерти эта машина не произвела бы ничего, кроме неразумной биологической копии оригинала.
Но Вокс безучастно посмотрел на Сэлэтрель, ничего не ответив.
– Чтобы мы могли использовать это снова, – объяснила она.- Это устройство не может быть использовано снова, – сказал Вокс. – Оно будет ассимилировано.
Сэлэтрель вздохнула – она знала, что сопротивление бесполезно.
Стоя рядом с Воксом, она наблюдала, как ее противника, ее чудовище, ее творение забрали прочь, ошеломленного, неспособного говорить. Древняя форма на Кирке висела лохмотьями, разрушенная силами, что прошли сквозь него, когда его тело переместили в ковчег. Он шел негнущйся походкой, как «аурото» – живой мертвец из ромуланских мифов. Сэлэтрель решила, что так оно и есть.
– Потрясающе, – прошептала Сэлэтрель. Она ощутила, что начала дрожать, когда громадность того, что она сделала, начала проникать в ее сознание. – Через десять дней это создание заставит Федерацию пасть передо мной.
– Вы не правы, – сказал Вокс.
Пораженная Сэлэтрель заставила себя взглянуть в левый глаз своего бывшего любовника, пытаясь не обращать внимания на отвратительный визуальный сенсор, что заменил правый.
– Мы заключили соглашение, – сказал Вокс. – Федерация падет перед нами.
Сэлэтрель кивнула, с облегченим поняв, что Вокс не имел в виду ничего, кроме того, с чем она уже
