Часам к двенадцати утомленная Алена заснула, предварительно заверив, что после всех перенесенных страданий собирается проспать не меньше недели, а Гай отправился в город наносить прощальные визиты старым друзьям. Он волновался, было одновременно радостно и больно оттого, что он знал: последний раз идет по этим улицам, последний раз щелкает по носу бронтозавра Гугуцэ, как всегда разлегшегося в непотребном состоянии у входа в штаб-квартиру Лиги Здоровой Морали. Из окон страдальчески смотрели старые грымзы – Гугуцэ был им никак не по зубам.
На углу, у вернувшегося на свое законное место кафе «Эх, мать-перемать!», собрались второстепенные упырьки, привидения погибших при осаде Кандии янычар и ведьмы-студенточки. Компания веселилась вовсю – гремел магнитофон с высоко ценившимися здесь записями Высоцкого, грохотали по асфальту каблуки, и ведьма Беллочка уже исполняла стриптиз под одобрительные вопли. В уголке метелили давешнего грузина, сделавшего Беллочке насквозь грузинское предложение, – чувствовалась рука Саввы Иваныча, без устали натаскивавшего зеленую молодежь.
Гай тепло попрощался со всеми, опрокинул традиционный стакан, получил от Беллочки смачный поцелуй и пошел дальше. Попрощался с фонтаном Непорочной Каракатицы, с жившими в фонтане водяными и немного поболтал с пожилым рассудительным русалом Владимиром Иванычем. Русал Владимир Иваныч свято верил, что настанет времечко, когда электронно-вычислительные машины возьмут в свои руки регистрацию браков, продажу леденцовых петушков, сочинение лирических сонетов, перепись зайцев в Восточной Сибири, редактирование мемуаров профессиональных аферистов и все остальное, что пока что, слава богу, находится в компетенции людей. Слушать его иногда было довольно забавно.
…Гая провожали многолюдно, но тихо. Пили почти молча, хотя компания собралась отпетая, буяны и безобразники. Стол поставили прямо на улице, настоянную на драконьих зубах водку разливали из черного бочонка. Плакал о чем-то неизвестном и непонятном ему самому упившийся леший Сукин-Распросукин Кот, присмиревшая и красивая, сидела Алена, против обыкновения был молчалив и не тревожил гитару Мертвый Подпоручик, угрюмо опрокидывал рюмку за рюмкой упырь и философ Савва Иваныч. Наступил момент, когда просто нельзя было больше сидеть за столом и пить, и Гай отошел к перламутрово-серому «роллс-ройсу», сделал вид, будто проверяет мотор, хотя мотор был заворожен лично Сукиным Котом на двадцать лет работы без бензина и запасных частей. Подошел Савва Иваныч, постоял рядом.
– Жалко, Гай, – сказал он хмуро. – С кем я теперь останусь? Разве что с Вадькой, – кивнул он на Мертвого Подпоручика. – В барды Вадьку потянуло, как-нибудь проживем. Ты ведь будешь очень жалеть, Гай, пойми ты это. Ты обречен на постоянство предметов и небес. Тогда как главная прелесть здешней жизни состоит в том, что никто из нас не знает, что в следующую минуту случится с любым из нас и с самим Ирреальным Миром. А вернуться ты уже не сможешь. Даже если на нас не плюхнут атомную бомбу, что, откровенно говоря, всего лишь вышибет Круг назад в Ирреальность, вернуться ты уже не сможешь… Вот, держи на память.
Он достал маленькую безделушку – на черном кресте распятый Сатана, искусно вырезанный из камня кофейного цвета с золотистыми прожилками. А глаза были – из зеленого камня.
– Это – чтобы ты не забыл. Всякое случается… – неопределенно сказал Савва и надел цепочку на шею Гаю.
Они вернулись к столу. Мертвый Подпоручик уже стоял с гитарой.
– Баллада о чужой весне, – объявил он.
– Ну, Гай… – сказал Савва Иваныч, подавая ему налитый до краев стакан.
Гай выпил одним глотком и что есть силы швырнул стакан на землю. Брызнули осколки, превратившиеся в лебедя, тут же унесшегося ввысь с печальным хрустальным криком. Гай расцеловался с Саввой Иванычем, с Сукиным Котом, Вырвипупом и Охломонычем, обнялся с Мертвым Подпоручиком и забрался в машину, где уже сидела Алена. Резко рванул с места. В зеркальце заднего вида он не смотрел, и, когда перебрасывал скорость, в него, как нож, вошло ясное сознание, что ни Саввы, ни Мертвого Подпоручика, ни этого страшного и красивого города он больше не увидит никогда. До этого какая-то частичка мозга упорно сопротивлялась этой жестокой истине, но сейчас перестала. Сожжены были все мосты.
Гай чувствовал себя так, словно от него оторвали часть его самого и теперь этот кровоточащий трепещущий кусок валяется на пыльной мостовой. Проезжая по улицам, он старался запомнить навсегда все, что видел, даже привычные мелочи, на которые еще вчера не обратил бы внимания, – приоткрытое окно, пустую бутылку, пьяного тролля, потому что и окно, и бутылка, и тролль были в последний раз. Он не плакал, хотя плакать ужасно хотелось.
Потом и город кончился.
8. Бегство от кривого зеркала
В другой город они въехали, когда уже спустилась темнота. Обычные дома, обычные улицы, рекламы, поток автомобилей, даже отели имелись, а в отелях – во множестве свободные номера. Портье был очень вежливый и представительный кенгуру с бриллиантовым перстнем на мизинце. А в номер их проводил развеселый скелет с черной пиратской повязкой на правом глазу, предложивший шепотком абсолютно достоверные карты кладов острова Санта-Эсперанца. И все же это было не то, не то, веяло другим духом, во всем чувствовалась Ирреальность другого рода – прилизанная и лощеная, чисто выбритая и припудренная европейская, ничуть не похожая на веселый разгульный бардак того города, который они покинули. Ему стало грустно, но рядом была Алена, а это снимало боль.
– Ужинать пойдем? – спросил Гай.
– Что-то не хочется, – отозвалась Алена, разбирая постель. – Давай лучше энергично спать, Гай.
И тут мяукнул звонок.
– И здесь начинается, – повела Алена плечом. – Откроем?
– Интересно все-таки…
Она нырнула в постель, и Гай отворил дверь. Через порог уверенно перешагнул мужчина с умным жестким лицом. На лацкане его пиджака поблескивал значок – факел с алым трилистником пламени.
– Олег Николаевич? – Короткий поклон в сторону Алены. – Рад был узнать о вашем визите. – Он говорил энергично и напористо. – Глен Эрон, статс-секретарь Клана Факела. Может быть, я не вовремя, но Клан будет очень рад видеть вас почетным гостем.
– Я что-то не вполне понял… – сказал Гай. – Куда?
