– Вы нисколько не пожалеете, – заверил гость. – Идемте?
– А мне можно? – спросила Алена.
– Разумеется, – сказал Эрон. – Кстати, форма одежды не имеет значения. Более того – свобода в одежде только приветствуется. Мне тоже следует привести себя в порядок. Вас не шокирует, если я сниму брюки при вас? Вам бы тоже следовало соблюсти стиль…
Он принялся стаскивать брюки, тактично отвернувшись. Алена вылезла из постели, накинула халатик, мимоходом подставив Гаю грудь для поцелуя, а Гай после короткого раздумья разулся и расстегнул рубашку до пупа, что Эрон, обернувшись, одобрил.
В вестибюле и на улице, когда они шли к машине, их вид ни у кого не вызвал ни малейшего удивления, больше того – на них смотрели с восхищенным уважением, а кое-кто и со страхом, хотя нашлись и такие, кто попросту откровенно пялился на Алену: ее домашний халатик при каждом шаге распахивался, открывая стройные загорелые ноги, а один раз мелькнул и завиток светлых волос – глаза стоявшего ближе других толстяка вылупились до того, что выпали и со звоном покатились по полу. Гай мимоходом наступил на них, и они с хрустом разлетелись.
Они ехали недолго и приехали к какому-то бывшему ангару с распахнутыми настежь дверями. Внутри, в темноте, густо стояли люди, только в центре виднелось светлое пятно. Эрон провел их туда, поминутно рассыпая извинения. Оказалось, что светлое пятно – это луч подвешенного к стропилам прожектора, а в круге света стоял «Краун Империал», самый дорогой автомобиль на Земле, окруженный новехонькой современной мебелью.
Люди стояли молча, ожидая чего-то. Гай повернулся к Эрону и раскрыл было рот, но кто-то прошептал: «Тс-с!»
Прожектор погас, теперь не было видно ни зги.
– Клан Факела приветствует ветеранов и рад новичкам, – раздался голос. – Велишь начинать, председатель?
– Начинай, – ответил ему кто-то невидимый.
– На планете освободили рабов, – прогремел первый голос. – В одном месте – тысячу лет назад, в другом – сто, в третьем – совсем недавно. К сожалению, не всем рабам это принесло пользу. Сравняться с недавними сеньорами показалось им простым делом – достаточно наволочь в свою нору полированного дерева, золота и ковров… И они волокут, захлебываясь и урча, ломают друг другу кости и грызут глотки в очередях, залезают в долги, лгут, унижаются и льстят с одной-единственной целью – стать не хуже других, наивным рабьим умишком полагая, что это возвысит их убогую душонку. Волокут, волокут, волокут… Служить новому властелину оказалось даже удобнее – у него нет рта, чтобы хохотать над своими рабами… Нас окружают полчища добровольных рабов, которым, увы, уже не дождаться отмены рабства, потому что они установили его сами, сохраняют, стерегут и берегут. Мы, аристократы духа, должны стать противодействующей силой, и наша мощь не в древних гербах, которых у нас нет, наша мощь в величии разума. Для нас они – грязь под ногами, и мы не обращали бы на них внимания, но они пытаются вербовать себе новых сторонников, в непомерном самомнении своем считая себя праведными обладателями истины, этого мы потерпеть не в состоянии. Да свершится суд! Тот, кто хотел золота, получит его в избытке, а тот, кто мечтал о самой дорогой в мире машине, будет обладать ею всю оставшуюся жизнь!
Вновь вспыхнул светлый круг. В машине сидел человек, прикованный к рулю золотой цепью, и на таких же цепях сидели у сервантов и шкафов, как у конур, люди в широких золотых ошейниках. Пятеро были привязаны к широкой скамье, рядом кипел на огне котел, и Гай по неведомому наитию узнал тяжело клокотавшую в нем ослепительно блестевшую массу – расплавленное золото.
– Они жаждали золота, – прогремел голос. – Угостите же их золотом, мы щедры!
Человек в красном балахоне с нахлобученным капюшоном зачерпнул ковшом на длинной ручке расплавленного золота и подошел к крайнему из привязанных. Гай обнял и прижал к себе Алену, чувствуя ладонью, как под теплой упругой грудью, под тонким шелком колотится ее сердце. Крик ударил по ушам и тут же затих, потом дико заорал и стих второй. Третий. Четвертый. Пятый. Вопили прикованные к сервантам; тот, что сидел в машине, пытался разбить головой стекло и не мог.
Палач отскочил, сверху пролилась радужная струя с острым запахом бензина, и светлый круг превратился в гудящее пламя, в котором метались, падали, дергались черные фигурки. Первые ряды зрителей попятились, прикрывая лица ладонями, душный запах горелого мяса расползался по залу.
Гай плохо помнил, как они оказались на улице, и в первый момент не узнал Эрона, когда тот подошел.
– Впервые это ошеломляет, – сказал тот. – Я понимаю. Но потом, успокоившись, устав от снующих вокруг рабов, вы вернетесь сюда. Обязательно вернетесь. Хотя бы мысленно. Вручить вам значок Клана Факела, или вы не захотите его принять?
– Захочу, – медленно сказал Гай.
Когда они с Аленой шли к себе в номер, он уже не удивлялся, увидев, как иные из встречных бледнеют и прижимаются к стене.
– Чтобы я тебя еще раз выпустил на люди в этом пеньюарчике… – сказал Гай.
9. Лорду – в морду
Завтракать они пошли в ресторан отеля. Значок Клана Факела он оставил на лацкане и искренне забавлялся, наблюдая, как пустеют столики вокруг. Впрочем, уходили не все, некоторые оставались. Алена в легком платьице выглядела свежей и нецелованной, и Гай вдруг поймал себя на том, что хочется тумана, осеннего дождя и горького запаха горящих листьев.
– Вы позволите? – спросил элегантный рыжий джентльмен. – Я вас видел вчера на Клане.
– Вы тоже член? – небрежно спросил Гай.
– Некоторым образом, – дипломатично ответил джентльмен. – Собственно, я представляю левое крыло.
– У вас там есть и крылья?
