Виктория Валерьевна Шавина
Дорога в небо
Глава I
Ему всё реже снились сны.
Через узкое окно без занавесей смотрело сизое, тихое небо в облачных разводах. Ещё дремали стража и слуги в крепости, люди в деревне; ещё сторожевой, ворочаясь в гамаке, смотрел, как время тянет пальцы к серебристой Луне.
Хин лежал, укрывшись шкурой, на жёсткой циновке один в своей детской комнате и слушал, как шепчет песком ночь. В тени у стены напротив сидел на корточках мужчина, несомненно летень, одетый в странный наряд — такого Хин прежде не видывал, и теперь удивлялся своему воображению. Всё во сне казалось настоящим: и тонкий, бледный луч Лирии, и каменная кладка, в которой правитель помнил каждую трещину, каждый скол. Даже в незнакомца легко было поверить, вот только ему неоткуда было взяться в крепости.
— Кто ты? — тихо спросил Хин у фантазии.
Человек в тени поднял голову, словно прислушиваясь — но будто к чему-то отдалённому или самому себе —, и тотчас исчез. Правитель не успел повторить вопрос, не успел даже улыбнуться странности сна. Раздался дикий визг, сердце стукнуло невпопад. Крик был настоящим. Хин вскочил на ноги, с недоумением отметив то, что так и не проснулся, наспех обернул полосу белой материи вокруг бёдер. Душераздирающий вопль скорее раздосадовал его, чем напугал — мать чудила и раньше, правда на сей раз в её голосе бился животный ужас.
Коридор остался позади, засов на двери медленно двигался в пазах, словно нарочно тянул время. Женщина умолкла — кончился воздух в лёгких. Хин сорвал чехол с лампы и встряхнул мать за плечи. Надани, бледная, растрёпанная, с безумным взглядом начала отбиваться. Правитель легко хлестнул её по щеке и оглянулся на дверь, не понимая, отчего не мелькают отсветы факелов, не слышно голосов стражи и топота ног. Крик разбудил бы даже пьяного.
Женщина унялась, но всё что-то бормотала побелевшими губами и затравленно озиралась. Хин отпустил её и хотел подойти к окну, но Надани вдруг сама вцепилась в него, пытаясь удержать. Правитель раздражённо смахнул её руки.
Стражники бестолково толпились во дворе, словно новобранцы. Хин снова запер мать в комнате и спустился вниз. Он собирался гневно потребовать объяснений, но замер сам, едва шагнул наружу. Ветер доносил крики, визг, причитания и плач — что-то случилось и в деревне. Воины, завидев уана, тотчас бросились к нему.
— Опустить мост! — не дожидаясь просьб и советов, велел Хин и рассеянно отметил, что мать успокоилась, а жена ещё продолжает кричать.
Заскрипела цепь; летни, позабыв о выучке и субординации, бросились прочь из крепости — к своим семьям. Хин запомнил их ошибку, но останавливать людей не стал, рассудив, что враг, если он человек, не мог неожиданно явиться в самом сердце владения, а с духами всё одно воинской премудростью не сладишь.
Остывшие камни тянули из ног тепло, синие тени метались по стенам, колебались на сквозняке. Они не волновали и не пугали правителя. Он вновь поднялся на второй этаж, но к жене не пошёл, а повернул в коридоре налево, возвращаясь к комнате матери. Натолкнувшись на взгляд, в котором привычно смешались страх и вина, нарочито медленно притворил дверь, тщательно поправил сбившийся ковёр, хотел отойти к окну, но передумал и оперся руками о спинку тяжёлого старого кресла. Надани всё молчала.
— Ты кого-то видела? — спокойно спросил уан.
Она торопливо вскинула руки, но так и не сделала жеста: ни согласного, ни отрицательного. Хин выждал минуту, улыбаясь ничего не означавшей улыбкой, а когда мать не выдержала и отвела глаза, коротко кивнул своим мыслям.
День едва занялся, а лапы двух ездовых динозавров уже ударяли в песок, оставляя за собой пыльный след. Правитель заворачивал направо к югу в обход крепости. Орур, взявший было налево, с удивлением пустился вдогонку.
— Вы разве не на стройку или к мишеням собирались, мой повелитель? — громко поинтересовался он, поравнявшись с Хином.
— Там люди.
Орур хмыкнул. Правитель оглянулся на него и ровно пояснил:
— Мне придётся ответить на их страхи. Я должен решить, что делать и что говорить.
Старейшина всё раздумывал над чем-то, недовольно сжав губы. Наконец, он усмехнулся и мотнул головой:
— Так куда вы, мой повелитель? Чем раньше скажете им своё слово, тем лучше. А чем больше медлить и бояться, тем страшнее ужасы они себе придумают. Сладите ли вы?
Хин поднял брови, спокойный:
— Сам-то не испугался, Орур?
Летень захохотал. Правитель чуть улыбнулся и перевёл взгляд на горизонт. Солнце восходило за спиной, светлеющее небо казалось паутинкой в каплях воды.
— Чего мне бояться? — где-то слева рассуждал старейшина, и голос у него был всё ещё молодой, грубоватый, сильный. — Жены нет, детей я не признавал. Кричат девки — эка невидаль. Ладно бы воины так завопили.
Не поворачиваясь, Хин уточнил:
— Мужчины разве ничего не видели?
— Ничего, — с оттенком превосходства подтвердил Орур. — Мы не из пугливых.
Правитель наклонил голову, чтобы скрыть улыбку. Он припомнил уже обросшую байками историю о давнем сражении за владение. Бежали с поля боя, объятые суеверным ужасом, тогда отнюдь не женщины.
Старейшина громко, с удовольствием зевнул:
— У реки что ли совета спрашивать будете? — ещё раз попытался он.
Хин сделал глубокий вдох. Спрашивать он собирался у самого себя, но объяснить Оруру, зачем для этого было ехать за Кольцо рек — не мог.
У рассветной воды оба осадили динозавров, правитель легко спешился, качнулся с пятки на носок, дурачась. Старейшина неодобрительно поглядел на него и с подозрением — на реку. Молодой мужчина всё подметил; на некрасивом смуглом лице явилась озорная, мальчишечья улыбка. Синие глаза, темнее льда, оживились, заблестели:
— Ага, — протянул Хин тоном, неуместно весёлым для безрадостного утра.
Орур нахмурился:
— Как сами пятый десяток разменяете, небось, не так смешно будет.
— Да ты ж ещё молодой, — Хин прекрасно знал, как польстить старейшине. — И в волосах седины нет, и оружие из рук не валится, и женщина не заскучает. Наговариваешь!
Орур важно хмыкнул:
— Девичья краса — до возраста, а молодецкая — довеку.
— Ладно, — велел правитель, — с собой я тебя не зову. Собери лучше людей в деревне, на площади. Не торопись — вряд ли я здесь пробуду меньше часа.
— Вы главное вернитесь, — скептически напутствовал летень. — Не боитесь вы этих странных мест, а зря. Вот, помню, так же рассуждал тот наш уан, который в лесах сгинул…
— Всякий по-своему думает и о себе мнит, — перебил Хин, входя в воду. — А что было в голове у того вашего уана, только акаши теперь и знают.
