Келеф молчал.
— Эх, — вздохнул паук, — ладно: обмануть карету нам помогла Вазузу-мие. А воины знают нас обоих, тем не менее, пришлось им всё рассказать и даже поклясться. Но ведь такой розыгрыш! Тебе не понравилось?
Юный Одезри стянул тяжёлый плащ, аккуратно сложил его и, отбросив в сторону, вздохнул с облегчением.
— Я ждал, что ты нам подыграешь, — укорил он, оборачиваясь. — Не в настроении?
Уан недобро сощурился, но так ничего и не ответил. Задорная улыбка на лице юноши вдруг сменилась недоверчивой; взгляд скользнул по свободным складкам чёрного подола, поднялся к грациозному извиву хвоста, тонкой и гибкой талии, едва заметному, вышитому тёмными блестящими нитями, затейливому рисунку на груди, к воротнику из чёрно-синих, как сажа, лоснящихся перьев, гордой шее и маске в обрамлении разделённого водопада ночных волос.
Встретив упрямый оранжевый взгляд, Хин улыбнулся чуть шире, и, неожиданно, синева ресниц дрогнула. Сил'ан отвёл глаза и склонил голову, его пальцы медленно сжались.
Паук, не вмешиваясь, озадаченно раскачивался под потолком.
— Как я раньше не замечал? — удивился юноша. — Ты… красивый.
Келеф насмешливо прищурился:
— Тоже мне открытие. Уроки лести не пошли тебе на пользу. Замечал ты раньше или нет, а слова подбирал куда лучше. Красивый…
Синие губы растянулись в беззвучном смехе. Юноша наклонился ближе, и маска развернулась к нему.
— Ты смотришь на меня, как на незнакомца, — озадаченно выговорил Хин.
— А мы высадили сад, — перебил паук, свешиваясь ниже.
Юноша, хмурясь, покосился на него. Келеф улыбчиво прищурился:
— И как впечатления?
— Мне нравится, — жизнерадостно заметил Синкопа. — Эти упругие ветви, ах, они великолепны. Забираешься на какую-нибудь и слегка подпрыгиваешь: ветка колеблется и поёт «пеум». А если как следует поработать лапами и челюстями, оттянуть её до свола, закрепить паутиной, забраться на неё и разом отпустить, тогда так здорово мотает: ды-ды-ды-ды-ды… И отрываешься, не удержавшись, летишь, летишь… Ввушш… Пока не шлёпнешься — флях! Невероятные ощущения! Тебе надо попробовать.
Уан тепло усмехнулся:
— Не выдержит.
Сил'ан проплыл в свою комнату и закрыл дверь. Он слышал, как снаружи новый, незнакомый голос Хина отдаёт стражникам указания. Потом в окне показался паук, пролез внутрь и перебежал по стене.
— Что это было? — серьёзно спросил он. — Не спрашивай меня в ответ: что именно. Ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь. В смысле о чём я, а не ответ, хотя, возможно, и его тоже.
Келеф спокойно посмотрел на лятха.
— Он подходит тебе или нет? — решил сменить тактику паук.
— Нет.
— Замечательно. Тогда тем более: что это было?
Уан снова не ответил, хотя несколько раз собирался заговорить.
— Сам не знаешь, — заключил Синкопа, расставаясь с грозным тоном. — И что дальше? Всё время убегать от него ты не сможешь.
Вместо объяснений, руки Сил'ан ласково отцепили его от стены и выбросили в коридор.
— Что с ним? — встревожено спросил Хин, когда и на следующее утро уан не пожелал выйти из комнаты.
Синкопа сорвался с места и, быстро перебирая лапами, обежал залу, не поленившись обогнуть каждую из колонн, только потом вернулся к человеку, взобрался тому на плечо, подвинулся ближе к уху и сказал тихим шёпотом:
— Он тебя боится.
Юноша подавился и закашлялся. Паук недовольно спрыгнул на пол и затопал лапами, ожидая, пока Хин придёт в себя.
— Быть того не может! — наконец, объявил тот.
— Тогда есть второй вариант, — легко согласился Синкопа. — Близкий к первому.
— И?
— Ты же знаешь, голос для Сил'ан очень важен, если и вовсе не важнее всего. Конечно, не могу претендовать на…
— Не увлекайся, — прервал его юноша.
— Хорошо, — тяжко вздохнул паук. — Буду лаконичен. Он видит, что ты — это ты.
— Удивительно.
— Не язви, — в свою очередь насупился Синкопа. — Я не закончил. Но слышит, а, значит, чувствует, что ты — уже не ты. Не тот ты, каким был. То есть, получается, кто-то другой, ему неизвестный.
Хин вдруг задумчиво усмехнулся.
— Что ещё? — осведомился паук.
— Помню, лет семь назад, я думал о нём что-то похожее. Видел всё ту же маску, но понимал, что уже не знаю того, кто за ней. Тогда всё разрешилось само собой.
— Ничего не решается само собой, — настойчиво возразил паук. — Он знал, что делать, а мы второй день не можем придумать.
— Откуда ему было знать?
— Интуиция, разумный ты мой.
Юноша поджал губы, но не ответил на колкость:
— Значит, голос?
— Назовём это первой гипотезой, — предложил Синкопа, воодушевляясь.
— Тогда ему просто нужно привыкнуть.
— Но для этого, — паук со значением воздел три лапы, — его нужно выманить из комнаты. Ты думаешь о том же, о чём и я?
— Сомневаюсь, — с опасением признался Хин.
В верхней зале, где уже лежали нотные скрижали, гобои, виолончель и скрипки, лятхи собрались в тесный круг. Пыльный свет сочился через щели меж тяжёлыми полотнами, завешивавшими окна. Потрескивая и дрожа, оплывали свечи, наполняя залу сладким ароматом воска. Длинные тени протянулись от фигур, тускло светился исцарапанный мягкий металл, ярко блестело лакированное дерево. Далеко за стенами крепости клонилось к закату усталое Солнце.
— Какие будут предложения? — глухим и таинственным голосом открыл совещание Синкопа.
— Я думаю так, — бодро заговорил мелкий злодей. — Идём сейчас все на каток и устроим соревнование!
Его оттолкнул крупный брат:
— Лучше снова заклинить плиту у входа, и…
— Что? — уставились на него черви.
— Снова? — подозрительно переспросил Синкопа.
Злодеи, переглянулись, нежно зарозовели и, шпыняя друг друга, удалились за спины тварей. Ре скромно дёрнул ухом.
— Нет, — простонал паук.
— Нет? — перепросил серый клубок меха. — Да, наверное. Раз уж мы прервались…
Синкопа тяжело вздохнул, собираясь с душевными силами:
— И если ты не будешь осознавать до конца смысл своих действий, и так далее, и всё такое. Да, конечно, задавай!
Ре почесал мех сгибом крыла:
— Скажи, а что мы вообще обсуждаем?
— Как: что? — возмутился паук.
