– Да, да, ну и что же? - спросил я с нетерпением.
– Они отнеслись к этому по-своему,-ухмыльнулся он с наивной гримасой.- Они подошли ближе, можно сказать, подползли на четвереньках, словно маленькие дети, и стали нюхать пищу, как это делают животные. Потом подняли головы и рассмеялись, запищали от смеха. Я тоже громко рассмеялся. Это был для меня еще один странный опыт.
– Как ты думаешь, может ли мой голос напугать кого-нибудь? Совсем не грубый, обыкновенный мужской голос. Тем не менее он, видимо, напугал их - мой смех. Они сразу отступили назад, как испуганные волчата, причем женщину все время старались держать в центре группы.
– Ты, видно, здорово напугал их своим раскатистым гомерическим смехом, а? - сказал я в насмешку.
– Да,-продолжал он, даже не улыбнувшись.-Очевидно, им никогда не приходилось слышать такого смеха, их слух не мог выносить этого, и они испугались.
Майкл растерялся. Как ему подойти к этим странным человеческим существам, которые явились сюда, в область, так хорошо им исследованную, неизвестно откуда? Он горел желанием установить с ними контакт, показать им, что не питает никакого другого чувства к ним, кроме глубокой симпатии и дружеского интереса. Но они держатся так настороженно, боятся приблизиться к нему. Что же ему делать?
Здесь, с одной стороны, был он, одинокий человек, а с другой - эта небольшая группка странных существ в человеческом образе, но нисколько не похожих на других людей, которых этому этнографу когда- либо приходилось видеть или знать понаслышке,- быть может, в данном случае он имел дело с величайшим открытием своего века? Но они избегали его, боялись подойти к нему.
Некоторое время он напряженно обдумывал, как быть дальше. Наконец он сделал то, до чего вряд ли мог додуматься кто-либо другой. Он отказался от дальнейших попыток войти в более тесное общение с этими людьми, которых он хотел сделать своими друзьями, собрал разложенные куски провизии, как незадачливый торговец, и положил все обратно в сумку. Затем встал, сумку забросил через плечо и, повернувшись к ним спиной, спокойно зашагал в сторону своего коня. Уходя, он даже насвистывал потихоньку и ни разу не оглянулся.
– А что, если бы кто-нибудь из них подкрался к тебе сзади и всадил нож в спину? - прервал я его.
– Нож в спину? -пробормотал он рассеянно.-Вряд ли это можно было предположпть. Кто мог бы из этих людей всадить нож в спину человеку, который дружески был расположен к ним? Я чувствовал, что этого не случится. Мне это даже в голову не приходило. Здесь налицо был просто случай недостаточного взаимопонимания. И мне так хотелось, чтобы они последовали за мной. Я питал надежду, что они проявят ко мне такой же интерес, как и я к ним. Ведь в конце концов все люди одинаковы.
– Ну ты, черт возьми, смельчак, Майкл,- сказал я.
– Гм, возможно,- пробормотал он, рассмеявшись.- Все это не так уж трудно, если не думать о ножах и тому подобном.
– Так, так. А что же было дальше?
– О-о,- начал он как-то отвлеченно, как будто его осенила новая мысль, заинтересовавшая его больше, чем его рассказ или собеседник.- Приходилось тебе слышать, как визжит собака за дверью, когда она просится в дом? Она издает какой-то младенческий визг, гораздо более трогательный, чем плач ребенка. Вот с таким возгласом они обращались ко мне, эти люди. Они медленно стали следовать за мной, как тени, взывая ко мне жалобными голосами. Обернувшись, я увидел, что они протягивают ко мне руки и громко окликают, словно видели во мне свою последнюю надежду. Это было в высшей степени трогательно.
– Ты, конечно, вернулся к ним.
– Несомненно. И знаешь. Билли, что меня больше всего поразило в них и заставило мучительно сжаться сердце? Я увидел, что они не могут стоять прямо, как все люди. Те, что пытались это делать, кружились как волчки и падали. Самое большее, что.им удавалось, это сгибаться в поясе и принимать форму лука, когда он натянут тетивой до предела. А чаще они ходили согнувшись, одной или обеими руками касаясь земли. Человеческие существа!
Майкл вскочил со, стула и принялся возбужденно шагать взад и вперед по комнате, бормоча:
– Вся тяжесть земли у них на спинах! Они хотели бы сбросить ее и не могут, бедняги! Огромная тяжесть!
– Что ты там, черт возьми, бормочешь? - вскричал я. Необыкновенное волнение и удивление овладели мной, когда я услышал эти, казалось бы, бессмысленные слова.
– Разве ты не понимаешь,- сказал он, глядя на меня мечтательно,- не можешь представить себе грусть и пафос всего этого? Человеческие существа, как ты и я, пытаются сбросить великую тяжесть - тяжесть земли! Это многовековое стремление всех нас, единственная проблема, стоящая перед нами!
В силу какой-то причины я тоже вскочил на ноги. Я не очень чувствительный человек, но, черт возьми, мне никогда еще не приходилось видеть своего друга столь взволнованным.
– Послушай,- сказал я, потрясая кулаком у него перед носом и горько улыбаясь,- если ты будешь и дальше болтать тут передо мной по-гречески или на языке индейцев, то лучше убирайся вон! Ты довел меня, черт знает до чего, и опять хочешь отклониться в сторону.
Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.
– Конечно,- пробормотал он с чуть заметной улыбкой,- ты не понимаешь. Я еще не рассказал тебе всего. Я так болею за них, и поэтому очень взволнован, не могу говорить последовательно. Странно, странно!…
– Погоди минутку,- сказал я, касаясь его локтя.- Когда все это случилось с тобой, прошлой ночью?
При его манере рассказывать трудно было знать точно.
– Прошлой ночью? - повторил он, не глядя на меня.- Нет, нет, не прошлой ночью.- Он порылся в кармане, достал записную книжку-дневник и начал листать ее рассеянно.- Нет. Это было почти четыре месяца назад.
– А где же ты был все это время?
– С ними, конечно. Разве я не сказал тебе об этом?
– Садись,-толкнул я его в кресло,-и продолжай рассказ!
Они поговорили между собой, эти странные существа - люди пустыни или пещер, как думал о них тогда Майкл. Ему уже становилось ясно, что он был первым из людей, с кем они столкнулись. Теперь подошли к нему уже гораздо ближе, окружили его. Их свистящий говор заполнил его слух. Умоляющими жестами они, очевидно, о чем-то просили его, унижались перед ним. Майклу было ясно, что они, не в пример другим туземным жителям, которых ему приходилось встречать на этом континенте, смотрели на него, как на высшее существо.
Естественно, что их явное обожание беспокоило Майкла, ибо он был простейшим из смертных. Но он не мог объясниться с ними, не зная языка.
– Ты знаешь,-пояснял он мне,-я никогда не отправлялся в путешествие ни в одну страну, языка которой я не знал, хоть в какой-то мере. Я изучал начатки языков в поездах и на пароходах. Говорил ли я тебе, что я в достаточной мере изучил армянский язык, чтобы входить в общение с народом, пока ехал на верблюде, направляясь к горе Арарат?
– Нет, черт тебя побери, Майкл, не говорил! - вскричал я, раздраженный до крайности.- Ну его к черту! Ты лучше продолжай рассказ! Что ты делал, живя с этими людьми?
– О да, конечно,- сказал он, пристыженный.- Тебя интересует, что дальше. Из тебя вышел бы ученый, Билли, этнограф, если бы ты поставил себе такую цель… Ну так вот, я занялся изучением их языка. Но их органы речи - странные: голос на такой высокой ноте. Я не мог одолеть некоторые из их голосовых звучаний. Слишком высоко - мучительно. Но я узнал от них в первый же вечер, что они называют себя мур-мулаки, мур-му-лаки. Очень красиво, не правда ли? Как я узнал потом, на их языке это означает: “Люди, которые стремятся ввысь”. Очень красиво.
К пище Майкла они не прикасались. Но его одежда, его одеяла им очень понравились: они нежно
