– Хорошая?
– Не знаю… – Он опять потупился. – Чтоб ответить на ваш вопрос, я должен задать свой.
– Ну так задавайте! – нетерпеливо воскликнула Аня.
Петр еще несколько секунд молчал, хмуря брови, потом все же спросил:
– Вы действительно хотите знать правду о своем рождении?
– Конечно, но почему вы…
– Вы на самом деле мечтаете познакомиться со своей настоящей матерью?
– Значит, я была права, и Шура Железнова меня не рожала! – вырвалось у Ани.
В ответ на ее реплику он лишь дернул ртом, и было неясно, что означала эта гримаса – то ли утверждение, то ли отрицание, то ли нетерпение. Скорее последнее, потому что Петр тут же продолжил допрос:
– Так вы уверены, что вам нужна правда? Даже если она будет горькой?
– Да что вы меня стращаете? – возмутилась Аня.
– Ответьте.
– Да, да, да! Я хочу знать правду, хочу познакомиться со своей настоящей матерью…
– И вы не подумали о том, что ваша настоящая мать может оказаться, например, преступницей? Или не совсем здоровым человеком, проще – инвалидом?
– С чего бы это?
– Вдруг Элеонора Георгиевна отказалась от дочери неспроста? Быть может, она решилась отдать ее на воспитание только после того, как узнала о ней что-то нелицеприятное…
– Что можно узнать нелицеприятное о новорожденном?
– Наверное, я неправильно выразился. Я хотел сказать, что Элеонора Георгиевна отказалась от своего ребенка, узнав, что он, например, неизлечимо болен, многие роженицы оставляют детей-инвалидов в роддомах…
– Вы знаете что-то конкретное? – осенило Аню. – Знаете, но боитесь мне сказать? Только я не поняла – преступница она или инвалид? А может, малолетняя наркоманка? Или маньячка?
– Не говорите глупостей!
– А вы перестаньте ходить вокруг да около! – вспылила она.
– Я должен быть уверен…
– Говорите! – почти приказала Аня.
И он подчинился:
– Кажется, я нашел незаконнорожденную дочь Элеоноры Георгиевны.
– Она в тюрьме?
– Нет, с чего вы взяли?
– Просто вы так долго меня готовили…
– Она не в тюрьме… Она не преступница и не наркоманка… Она инвалид.
– И где она живет?
– В подмосковном доме инвалидов.
– Что с ней?
– Я не имею представления, – честно признался Петр. – По телефону мне не стали объяснять… Но если мы поедем туда прямо сейчас, то узнаем через каких-то полтора-два часа…
– У нее ДЦП? – напряженно вглядываясь в лицо адвоката, спросила Аня, словно надеялась прочитать ответ в его голубых глазах.
– Я сомневаюсь, что женщина, больная церебральным параличом, смогла бы родить…
– У нее нет рук? Ног? Глаз?
– Аня, если вы сейчас же не соберетесь, то мы никуда не поедем – на ночь глядя нас не примут, – с едва сдерживаемым раздражением проговорил Петр.
– Я готова, – бросила она, срывая с вешалки пуховик. – Поехали.
Путь до первого этажа она преодолела за считанные секунды. Она неслась по ступенькам так, что длинноногий Петр насилу за ней поспевал. И к машине Аня подскочила первая, когда адвокат еще только выходил из подъезда, она уже нетерпеливо припрыгивала около передней дверки авто.
– Аня, когда я торопил вас, я не имел в виду что вы должны нестись, как на пожар, – осадил девушку Петр. – Спокойнее, пара минут нас не спасет…
Аня оставила его замечание без комментариев, молча села в машину и, расположившись на сиденье, уткнулась взглядом в окно, давая понять, что к разговорам не расположена.
Всю дорогу они молчали, Петр пытался с Аней пообщаться, но на все его вопросы она отвечала односложно, иногда невпопад, так что он быстро отстал. Зачем терзать девушку, если она хочет побыть наедине со своими мыслями?
А мысли в Аниной голове проносились с космической скоростью. Сначала она думала лишь о том, что время тянется очень медленно, и хотела побыстрее оказаться в доме инвалидов, потом начала волноваться: представляя долгожданную встречу с матерью, она страшно боялась, что встреча эта не оправдает ее ожиданий. Нет, Аню нисколько не заботило, что мать окажется безрукой или слепой (в конце концов, у ее мачехи был полный «боекомплект» конечностей, и что толку?), гораздо больше ее пугало, что женщина, увидев ее, страшно разочаруется, ведь ничего особо интересного она собой не представляет… Страшненькая, глуповатая, неуверенная в себе… Разве о таких детях мечтают родители?
…Когда они, наконец, подъехали к воротам интерната, Аня уже и не знала, стоило ли вообще сюда тащиться – за время пути она успела мысленно встретиться с мамой, разочаровать ее, сгореть со стыда и покончить жизнь самоубийством, отравившись снотворным.
– Ну что же вы? – спросил Петр, недоуменно глядя на вжавшуюся в сиденье клиентку. – Передумали?
– Нет, конечно, – не очень уверенно ответила Аня. – Просто собираюсь с духом…
– Соберетесь по дороге. Пойдемте.
И он первый вышел из машины.
Ане ничего не оставалось, как последовать за ним.
Интернат располагался на тихой улочке, ведущей к реке. Двухэтажное здание корпуса, обнесенное высоким забором, было очень красивым и старым, будто бы дореволюционным, скорее всего когда-то в нем жил какой-нибудь помещик – уж очень строение напоминало усадьбу киношного Обломова. Дом был окружен высоченными деревьями: вековыми липами, тополями, каштанами, наверняка летом здесь было просто чудесно.
Петр и Аня прошли по расчищенной дорожке к крыльцу корпуса. Поднялись на него, беспрепятственно вошли в холл. Он ничем не напоминал больничный, скорее гостиничный. И за стойкой сидела не старая грымза в застиранном халате, а симпатичная женщина среднего возраста, одетая в голубую униформу. В тот момент, когда Петр и Аня вошли, она оживленно болтала с другой дамой, постарше, что сидела в глубоком кресле под искусственной пальмой и в отличие от регистраторши облачена была в обычный костюм фисташкового цвета – Аня решила, что она тоже посетительница.
– Сейчас неприемные часы, извините, – вежливо проговорила регистраторша, завидев приближающихся к стойке посетителей.
– Меня обещали принять, – не менее вежливо парировал Петр, – я звонил сегодня вашему директору…
Услышав эту фразу, женщина в костюме поднялась со своего кресла и направилась к ним.
– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась она, внимательно глядя на Петра. – Вы адвокат Моисеев?
– Да, это я.
– Меня зовут Ольга Петровна. Директор нашего интерната господин Елшин поручил мне ознакомить вас…
– А сам господин Елшин не может с нами побеседовать?
– Он в столице по очень важным делам, но я бухгалтер дома инвалидов с момента его открытия и, уверяю вас, смогу ответить на все ваши вопросы…
– Я не собираюсь устраивать аудиторскую проверку, – мягко улыбнувшись, проговорил Петр – видно,
