Какой мечтой пылает голова?
Таинственно, как старая гадалка,
Мне шепчет жизнь забытые слова…
«Я не знаю, почему во мне проснулась память Заряны, - глядя в родные глаза, думаю я. - Но я, Ольга, люблю тебя. Ты мой Дедал. И сколько ты еще изобретешь для людей…»
Но Сережа то ли разучился угадывать мои мысли, то ли осерчал.
– Я тоже за справедливость, - говорю тогда я, обращаясь к Ричарду.
– У тебя нет права голоса, - оборвал Ричард. - А придется голосовать.
Старик понял, что это значит. Рухнул на колени, тихо заговорил:
– Значит, я не смог как следует поведать вам о Дедале, раз вы не полюбили его. Да, я плохой аэд, потому что однажды предал друга, и боги отняли у меня за это дар слова. Но я так устал жить, о как я устал жить! Пожалейте меня!
Ричард моргнул, отвернулся - проняла его жалоба старика.
– Кто за то, чтобы назвать «Икарии» «Дедалиями»?- дрогнувшим голосом спросил он.
Курт демонстративно сложил руки на груди. Марсель забарабанил пальцами по столу в явном замешательстве.
«Ну, что же вы? - хотелось крикнуть мне. - Испугались правды? Ну да, Дедал ошибался, да, убил, но он страдал! Он выстрадал прощение, как и предавший его аэд! Три с половиной тысячи лет назад… Как долго не прощает их человечество!»
Сережа, будто услышав мой безмолвный укор, повернулся, глянул понимающе.
Я подсела к нему и, обхватив руку, прижалась к плечу, как всегда.
– Так кто за «Дедалии»? Прошу поднять руку, - еще раз воззвал Ричард…
– А какими были крылья Дедала? - прерываю я Ричарда и вижу, что попала в точку: это заинтересовало всех, начались догадки, пошли споры. Все будто обрадовались, что голосование отложили, и делали вид, будто не замечают, как тихо уходит от нас старый рапсод, такой маленький и легкий, что под его босыми ногами не сминаются травы… Щемит сердце от жалости, и я кричу:
– Он уходит!
– Кто? - удивленно спрашивает Сергей.
– Аэд! Неужели мы отпустим его, не поможем?
– Какой аэд? Что с тобой? - участливо спрашивает Ричард.
– Замечталась, - объясняет Сергей. - Вы же знаете, какая она фантазерка.
ВИТАЛИЙ БАБЕНКО. ДО СЛЕДУЮЩЕГО РАЗА
Радость - вот как мы назвали планету. А почему так назвали, непонятно. Оставалась бы лучше с реестровым индексом - ОЗТ/11/0,8 - Арктур-4 - и дело с концом. А то Радость! Не нарадуешься тут…
Реестровая номенклатура расшифровывается просто: ОЗТ - планета обитаемая земного типа; цифра «11» означает, что обитаемых планет по сей день нашли ровно десять, Радость - одиннадцатая по счету; 0,8 -гравитационный показатель; Арктур, понятное дело, это альфа Волопаса, а наша ОЗТ - четвертая планета в системе.
Слова «не нарадуешься» относятся к тому самому моменту, как мы с Сашкой очутились в пустыне. Вообразите: жара под тридцать градусов, над головой зеленоватое небо, огромный красный шар Арктура, и во все стороны, до самого горизонта, пустыня: песок, песок, песок… Оранжевого, заметьте, цвета. Откуда песок? Почему песок? Ведь НЕ МОЖЕТ здесь быть никакой пустыни. Ответа нет…
Впрочем, начну по порядку. Вышли мы из «игольного ушка»… так принято называть у нас прохождение через канал Баженова (по известной поговорке: «Легче верблюду пролезть через игольное ушко, чем богатому попасть в рай»), а вернее, протискивание корабля сквозь вакуум-капилляр; кстати, отсюда и далеко не поэтическое прозвище корабля - «Верблюд»… Так вот, вышли мы из «игольного ушка» в системе Арктура, нашли четвертую планету - так значилось в задании - и легли на круговую орбиту. Эта самая Радость наша как за семью печатями: густейший вокруг нее слой облаков. Очень похоже на Венеру. Как мы ни крутились, как ни меняли наклон орбиты, «окон» не нашли.
Разумеется, принялись за инструментальную разведку. Сразу же обнаружили мощное магнитное поле, но радиационные характеристики были минимальными, зато на всех диапазонах радиоволн шум невероятнейший. Голоса, сигналы непонятные, какое-то тиканье, бульканье, воркотня, бормотанье, шепот, свист, шипение. То словно горло прочищают, то жужжат, то икают где-то. Наконец, музыка!… Не то чтобы заслушаться можно было, но ведь музыка, трижды прокляни и помилуй! Конечно, название сразу определилось: Радость!
Что у нас на корабле поднялось, передать трудно! Все ликуют, целуются, кричат, слов разобрать невозможно. Мы идем на Контакт! Вот уж повезет, так повезет! Вышли в свой первый стажерский полет, и пожалуйста: ЦИВИЛИЗАЦИЯ! Да еще высокоразвитая - на уровне радиоэпохи.
Видно, от радости, от упоения Открытием все мы несколько тронулись. Иначе не могу объяснить те серьезнейшие нарушения основных инструкций, которые были допущены нами в первые же часы.
Странности начались с зондирования. Первый зонд прошил облачный кокон, и на минуту на нашем большом экране распахнулся подоблачный мир - россыпь островов в безбрежном океане. Очень нам понравились эти острова. Они казались теплыми, ароматными: зелень лесов и рощ, пляжи, мягкие волны, уютные города, ласковый ветерок…
Высота зонда была порядочная - около двадцати километров; ждать, пока он пройдет глиссаду снижения, нам не хотелось, поэтому Павел, командир наш, попросил максимально увеличить «картинку». Тут-то все и кончилось. Все! «Телега» - телеметрия то есть - затуманилась, расползлась, как гнилое тряпье, почернела, словно тлеющая бумага, и канал связи лопнул, большие и малые экраны потухли. Оглох и ослеп наш зонд, погрузился в какую-то чернильную лужу и даже «прощай!» не сказал.
Второй аппарат мы ухнули вниз с рекордной быстротой - через тридцать две секунды после потери первого. Этот расстался с жизнью еще в облаках. В ту же братскую могилу попадали и третий, и четвертый. Досадно было и ошеломительно: на пустом месте - в безобидной и дружественной атмосфере - зонды вдруг кончают жизнь самоубийством. Было у нас в запасе еще несколько серий, но поняли мы: бесполезное дело. Как быть дальше? Спускать разведчиков! Вот вам и первый промах: не разобравшись с зондами, с цивилизацией на планете, пошли на откровенный и безрассудный риск. Это ведь потом обнаружилось, что зонды целехонькие покоятся на борту - в гнездах трюмного отсека, а тогда мы и понятия не имели, куда они делись. Нет, что ни говорите, а ложно понятый героизм вовсе не украшение человеческой цивилизации.
– Ребята, а вы заметили - после первого зонда весь радиофон исчез? - вдруг произнес кто-то из телеметристов.
Мы переглянулись. Действительно, все это время эфир безмолвствовал. Что-то мы не так сделали, какие-то правила игры нарушили. Цена ошибки - четыре зонда, напичканные очень и очень дорогостоящей электроникой.
– Так… - Командир пригладил волосы, кашлянул, затем поскреб ногтем несуществующее пятнышко на пульте. Как-никак, а решение нужно было принимать ему, и только ему. - Дело, друзья мои, серьезное. Как вы знаете, жизнь наша определена и предопределена инструкцией. Инструкция нам бог и одновременно порог. Но не было и нет еще на свете инструкции, которая проясняла бы положение насчет доброй воли, исключала риск и предоставляла выбирать род смерти по желанию. Короче, кто пойдет на десант?
Пойти хотели, разумеется, все (я, помнится, удивился даже: к чему это Паша произнес такую
